Элизабет Гаскелл - Север и Юг

• Название: Север и Юг
• Автор: Элизабет Гаскелл
• Жанр: Классическая проза
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-389-05483-7

«Север и Юг» и «Крэнфорд» — самые известные произведения Элизабет Гаскелл, замечательной писательницы Викторианской эпохи. В искусно сплетенных увлекательных сюжетах, полных трагических и счастливых сюрпризов, нашлось место и непревзойденному английскому юмору, и глубоким переживаниям. Книга станет настоящим подарком для всех любителей классической литературы в духе Джейн Остин и сестер Бронте.

---

— Мне тоже очень жаль, моя дорогая. Мистер Белл так напугал меня, рассказав о своем подозрении, что…

— Мистер Белл! О, мистер Белл догадался об этом?

— Вовсе нет. Но он вообразил, что ты… как бы сказать?.. что ты также расположена к мистеру Торнтону. Я знал, что этого не может быть. Я надеялся, что это всего лишь воображение. Я слишком хорошо знаю твои истинные чувства, чтобы предположить, что мистер Торнтон мог тебе понравиться. Но мне очень жаль.

Несколько минут они сидели молча и не двигаясь. Но, нежно погладив ее по щеке, мистер Хейл испугался, обнаружив, что лицо Маргарет мокро от слез. Едва он коснулся ее, она вскочила и, через силу улыбаясь, заговорила о Ленноксах, так страстно желая сменить тему разговора, что мягкосердечный мистер Хейл не стал настаивать на продолжении прежней темы.

— Завтра… да, завтра они возвращаются на Харли-стрит. О, как удивительно это будет! Интересно, какую комнату они превратят в детскую? Тетя Шоу будет счастлива, что в доме есть малыш. Представь себе, Эдит — мама! А капитан Леннокс… Интересно, чем он займется теперь, когда вышел в отставку?

— Вот что я тебе скажу, — ответил отец, вовсю стараясь поддержать ее интерес к новой теме. — Я думаю, я смог бы обойтись без тебя недели две, а ты бы съездила в Лондон и повидалась с путешественниками. Ты больше узнаешь из получасового разговора с мистером Генри Ленноксом о шансах Фредерика, чем из дюжины этих его писем. И ты на деле совместишь приятное с полезным.

— Нет, папа, ты не можешь обойтись без меня, и, более того, я не буду здесь лишней. — Помолчав, она добавила: — Я теряю надежду увидеть Фредерика. Мистер Леннокс щадит нас, но я вижу, что он сам потерял надежду найти свидетеля по прошествии стольких лет. Нет, — сказала она, — эта надежда была очень радужна и дорога нашим сердцам, но она лопнула как мыльный пузырь. И нам остается только успокаивать себя, радоваться, что Фредерик так счастлив, и дорожить друг другом. Поэтому не обижай меня, заявляя, что можешь обойтись без меня, папа, потому что, уверяю тебя, ты не сможешь.

Но сама идея сменить обстановку пустила ростки в сердце Маргарет, хоть и не в том виде, в котором предложил ее мистер Хейл. Она стала думать, как было бы прекрасно сделать что-то приятное отцу, чье здоровье, хотя он никогда не жаловался, было всерьез подорвано болезнью жены и ее смертью. Мистер Хейл регулярно встречался со своими учениками, но то, что он отдавал, не получая взамен, не могло сравниться с дружеским общением. Маргарет видела, как отец страдает, не осознавая этого. Ему недоставало общения с мужчинами. В Хелстоне всегда были поводы для обмена визитами с соседскими священниками, а поселяне, трудившиеся на полях, либо неторопливо бредущие домой по вечерам, либо присматривавшие за скотиной в лесу, охотно вступали в беседу. Но в Милтоне все были слишком заняты для неспешных бесед и обмена мыслями. Все, о чем они говорили, — это дела, насущные и повседневные. И когда с дневными делами, требующими от них напряжения ума, было покончено, они погружались в ленивое безделье до следующего утра. После того как заканчивался трудовой день, рабочие уходили кто на лекцию, кто в клуб, кто в пивную — все зависело от уровня развития. Мистер Хейл подумывал о том, чтобы прочитать курс лекций в некоторых обществах, но скорее по обязанности, чем ради удовольствия или из любви к делу. И Маргарет не сомневалась, что эта работа не принесет отцу радости, если он рассматривает ее как пустое времяпрепровождение.

ГЛАВА XLI КОНЕЦ ПУТИ

Зима приближалась к концу, дни становились длиннее, не принося с собой ни проблеска надежды, которая обычно появляется вместе с лучами февральского солнца. Миссис Торнтон больше не переступала порога их дома. Мистер Торнтон приходил изредка, но навещал он только мистера Хейла, ограничиваясь беседой в кабинете. Мистер Хейл по-прежнему был радушен с ним — сама редкость встреч, казалось, придавала им особую ценность. Со слов мистера Торнтона, о которых ей довелось услышать от отца, Маргарет поняла, что причиной его редких визитов служили не столько обида или недовольство, сколько то, что его дела осложнились во время забастовки и сейчас требовали от него больше внимания, чем прошлой зимой. Более того, Маргарет узнала даже, что время от времени он говорит о ней, притом вполне спокойно и дружелюбно, не избегая, но и не поощряя разговора на эту тему.

Она была слишком подавлена, чтобы приободрить отца. Безрадостному спокойствию настоящего предшествовал столь долгий период беспокойства, забот и горестных переживаний, что ум ее лишился прежней живости. Она попыталась заняться обучением двух младших детей Баучера и трудилась усердно и добродетельно. «Усердно» — правильное слово, поскольку ее сердце от усилий омертвело. И хотя Маргарет выполняла свои обязанности старательно, отдавая им все силы, ей по-прежнему не хватало радости, жизнь казалась ей мрачной и унылой. Единственное, что она делала охотно, движимая неосознанным благочестием, — безмолвно успокаивала и утешала своего отца. В каком бы настроении ни пребывал мистер Хейл, он всегда находил в Маргарет сочувствующего слушателя. Какое бы желание он ни высказал, она старалась предвидеть его и исполнить. Несомненно, это были скромные желания, которые всегда сопровождались колебаниями и извинениями. И все же ее отличал прекрасный и совершенный дух кротости и послушания. Март принес им вести о женитьбе Фредерика. Они с Долорес прислали им совместное письмо: она — на испанском английском, что было вполне естественно, а он — употребляя непривычные обороты и слова, что доказывало, насколько глубоко повлиял на него родной язык его невесты.

Получив известие от Генри Леннокса о том, что не стоит питать надежды на пересмотр его дела на военно-полевом суде, Фредерик послал Маргарет довольно пылкое письмо, отрекаясь от Англии. Он писал, что склонен отказаться от Англии, и заявлял, что не примет помилования, даже если таково будет решение суда, и не станет жить в Англии, даже если получит разрешение. Маргарет долго плакала, получив это письмо, но по долгом размышлении поняла, что горячность брата объяснялась жестоким разочарованием, последовавшим за крушением всех его надежд. И она утвердилась в мысли, что им ничего не остается, кроме терпения. В следующем письме Фредерик так увлеченно рассказывал о будущем, словно позабыл о прошлом, и Маргарет нашла утешение в том, что она будет терпелива за двоих. Милые, робкие письма Долорес начинали приобретать очарование и для Маргарет, и для ее отца. Молодая испанка явно стремилась произвести благоприятное впечатление на английских родственников своего мужа, и чисто женская старательность проглядывала из каждой исправленной или стертой строчки. Вдобавок к письмам, сообщавшим о бракосочетании, была приложена замечательная черная кружевная мантилья, выбранная Долорес специально для незнакомой золовки, которую Фредерик представил образцом красоты, мудрости и добродетели. После женитьбы положение Фредерика в обществе оказалось намного выше, чем можно было ожидать. «Барбур и К°» был одним из крупнейших испанских торговых домов, в котором Фредерик стал младшим партнером. Маргарет улыбнулась, а затем вздохнула, припомнив свои прежние выпады против торговли. Вот и ее preux chevalier[49] брат превратился в коммерсанта, торговца! Хотя, конечно, испанский коммерсант и милтонский фабрикант — это совсем разные, не похожие друг на друга люди! Что ж, торговец он или нет, но Фредерик был очень, очень счастлив. Долорес, должно быть, очаровательна, а ее мантилья так изысканна! И Маргарет снова вернулась к настоящему.

Этой весной мистер Хейл время от времени жаловался на одышку, что причиняла ему немалые страдания. Маргарет была менее встревожена, поскольку здоровье отца вскоре восстановилось. Но она по-прежнему желала избавить его от тягот и обязанностей и настойчиво напоминала ему о предложении мистера Белла навестить его в Оксфорде в апреле. Приглашение мистера Белла относилось и к Маргарет. Более того, он написал особое письмо, в котором потребовал, чтобы она приехала. Но Маргарет понимала, что для нее будет большим облегчением, если она останется дома одна, полностью освободившись от ответственности, чтобы отдохнуть сердцем и душой, чего ей не удавалось достичь последние два года.

Когда ее отец отправился на железнодорожную станцию, Маргарет почувствовала, каким безмерным и долгим было бремя, выпавшее на ее долю. Чувство свободы удивило, едва ли не ошеломило ее. Никто не ожидает от нее ободряющей заботы, не надеется, что она совершит чудо. Не было больной, за которую приходилось решать и думать. Теперь Маргарет могла расслабиться, помолчать, забыть обо всем, и самой ценной привилегией казалось ей то, что можно было позволить себе быть несчастной, если захочется. В прошедшие месяцы все ее личные тревоги и волнения пришлось запереть в темный чулан. Но теперь, на досуге, можно было достать их оттуда, погоревать над ними, поразмышлять над их сущностью и попытаться найти верный способ справиться с ними, чтобы обрести спокойствие. Все эти недели она смутно сознавала их присутствие, хотя они и были глубоко запрятаны. Теперь она обдумает их и найдет им надлежащее место в своей жизни. Она часами сидела без движения в гостиной, перебирая горькие воспоминания твердо и без колебаний. Только однажды она заплакала навзрыд — ее буквально обожгла мысль о недостатке веры, породившем ту низкую ложь.