Виктор Дьяков - Золото наших предков

• Название: Золото наших предков
• Автор: Виктор Дьяков
• Жанр: Русское современное
• ISBN: 978-5-91865-190-2

Москва 1997-98 г.г., до и в период дефолта. В романе присутствуют две параллельные линии. Производственная, в которой имеют место и пьянки, и драки, и воровство, и «стукачество», и на выходе вроде бы реальное золото, добываемое из радиодеталей. Вторая линия, это приобщение к миру прекрасного, истинным ценностям – произведениям искусства. Золотой телец, которому поклоняются многие, не есть высшая мировая ценность, таковыми являются творения человеческого гения.

---

Мужчина сразу нащупал пластиковую трубочку, вытряхнул на ладонь таблетку… Лекарство подействовало, но приступ отнял у старика слишком много сил.

– Вы далеко живёте… может вам «скорую» вызвать? – участливо спросил мужчина.

– Нет… не беспокойтесь… я здесь… я рядом… спасибо, я сам дойду… извините за беспокойство, – еле слышно отвечал старик.

– Ничего, я не спешу. Давайте, я помогу вам дойти. Вам надо обязательно полежать. Не сидите, пойдёмте, – мужчина помог старику подняться и придерживая под руку повёл.

Идти пришлось действительно недалеко, метров пятьдесят до шестнадцатиэтажного дома-новостройки, близнеца дома, в котором жил и мужчина. Только квартира у старика оказалась однокомнатной, тогда как мужчина с семьёй занимал двухкомнатную. Он помог старику открыть дверь. В прихожей стоял телефон, чему мужчина немало удивился, ибо подавляющее большинство квартир в близлежащих новостройках ещё не телефонизировали.

– О, вам телефон уже поставили? А нам только в будущем году обещают… Может всё-таки вызвать «скорую»? – мужчина кивнул на тускневший в полумраке аппарат.

– Нет-нет… не стоит… это само пройдёт… мне уже легче. Проходите пожалуйста… не знаю, как вас и благодарить.

– Вам лучше прилечь.

– Нет-нет… я уже почти в порядке… спасибо…

По всему старик жил один. Квартира смотрелась по московским меркам бедновато, если бы не множество картин, статуэток, всевозможных декоративных изделий, буквально загромождавших и единственную комнату, и небольшую прихожую. Они были повсюду, на стеллажах вдоль стен, на этажерках, подставках, прямо на полу… Возле окна стоял мольберт с натянутым холстом.

– Вы, что художник? – спросил мужчина с интересом оглядывая «убранство» комнаты.

– Художник? Нет, это слишком лестно для меня, – ответил старик, с трудом опускаясь в глубину массивного чёрной кожи кресла. – Хотя я имею самое непосредственное отношение к искусству. Я искусствовед, точнее доктор искусствоведения, профессор, преподаю в ВУЗах уже более тридцати лет.

Мужчина с интересом продолжал рассматривать окружавшие его предметы.

– Откиньте штору… вам будет лучше видно и откройте пожалуйста форточку. После улицы воздух кажется таким тяжёлым.

Мужчина поспешил исполнить просьбу, и солнечный свет беспрепятственно хлынул в комнату, увешанную и уставленную предметами, значимость которых он постичь не мог, но к которым его почему-то тянуло как магнитом. Он переходил от картины к картине, от скульптуры к скульптуре…

– А это что? – мужчина остановился у странного холста в углу комнаты… Вернее, то был не один холст, а композиция включавшая холст с изображённым на нём пейзажем, который имел уже реальное продолжение прямо на полу, вернее на зелёном под траву паласе, где валялись пустые бутылки, консервные банки, головешки от костра…

– Что, не приходилось такое видеть? – голос хозяина несколько окреп и даже звучал с оттенками весёлости.

– Нет, – ответил изумлённый гость. – А что это, наверное модерн какой-нибудь?

– Это называется инсталляция. Я вижу вы заинтересовались. Если хотите, я могу вам кое-что пояснить, ответить на возникшие вопросы.

– Здесь наверное много ценных вещей, – мужчина не мог оторвать взгляда от его окружавшего…

– Ценных?… Не знаю… Сейчас, пожалуй, ещё рано говорить о ценности этих произведений. Это подарки моих друзей-художников. Произведения искусства, как правило, приобретают истинную ценность после смерти авторов. Ну а мои друзья, слава Богу, в основном ещё живы. Я исследую их творчество, пишу о них. Наверняка кто-то из них приобретёт известность, станет выставляемым, продаваемым, но пока… Когда-то и Родченко, и Кандинский, и Филонов немного стоили. Если у вас есть время…

Напоминание хозяина о времени, заставило вспомнить о нём и гостя. Он, спохватившись, глянул на свои часы и словно стряхнул с себя чары, исходящие от ауры комнаты.

– Совсем забыл. Так вы говорите вам уже лучше? – гость явно заторопился.

– Да, всё в порядке. Я вам так благодарен.

– Сейчас вы уже сможете позвонить в «скорую», если что?

– Да конечно… не беспокойтесь, – хозяин поднялся из кресла, как бы демонстрируя, что кризис миновал. – Вы спешите?

– Да, извините… у меня дела. Я бы с удовольствием задержался. Мне было бы очень интересно вас послушать. Я… я очень люблю вот так смотреть картины, слушать про художников. Я ведь никогда вплотную не сталкивался с людьми искусства, но всегда к нему имел интерес. Если вы не против, я бы вас ещё посетил, но сейчас, – гость виновато развёл руками.

– Что ж я рад, что могу вам быть чем-то полезен. Жду вас. Приходите когда пожелаете, по выходным в любое время, по будням кроме вторников и пятниц… – профессор уже совсем оправился и только не совсем уверенные движения напоминали о перенесённом приступе, голос же твёрдый, звучный, голос человека привыкшего громко говорить в классах, аудиториях… на выставках, экспозициях, в салонах.

2

– Сегодня работали? – вопросом встретила Пашкова жена.

– Да нет, какая работа… Опять простой.

– Надолго?

– Месяца на полтора. И зарплату тоже… так и не дали, – виновато сообщил Пашков.

– А где же ты тогда так долго ходил, если не работали? – они стояли на кухне, жена разогревала ужин, а муж понурившись рядом.

– Да так получилось… слух кто-то пустил, что майскую получку давать будут. У бухгалтерии часа два толкались. Кому-то вроде заплатили по блату. А нам опять облом. Покричали да разошлись. Такие вот дела Насть, оправдываются самые худшие предположения. Завод, наверное, закрывать будут, а нас просто мурыжат, негласно принуждают по собственному желанию увольняться, чтобы выходное пособие не платить.

Жена помешала жареную картошку, потом резко заговорила:

– Если помнишь, я тебя об этом год назад предупреждала. А ты подождём, да подождём, а вдруг наладится. Дождался… Год, понимаешь, год уже фактически не работаешь! Ты хоть в курсе, сколько у нас денег осталось? – жена в сердцах бросила ложку и вышла из кухни.

Пашков с опущенной головой двинулся следом. Их новая квартира, в которую они въехали как раз год назад не смотрелась уютным семейным гнёздышком. Эту квартиру, уволенный из армии по сокращению майор Пашков дожидался четыре года. Они с женой ждали квартиру, одновременно копя деньги на её обустройство. Казалось, и времени было достаточно, и возможностей заработать. Он работал на телевизионном заводе и вроде бы зарабатывал сначала неплохо, плюс его пенсия и небольшая, но стабильная учительская зарплата жены. Тем более, что расходов вроде бы сравнительно немного: жили у матери Пашкова, он, жена, да сын школьник. Тем не менее, когда, наконец, дождались своей квартиры по «военной» очереди, въехали… Установка железной двери, остекление лоджии, спальный и кухонный гарнитуры… И всё, после этих покупок почти все скопленные деньги иссякли. На покупку «стенки», импортной стиральной машинки, переклейку «казённых» обоев и уйму прочих столь желанных вещей, средств уже не осталось. К тому же с лета 96-го, когда у Пашковых начались большие траты, завод «зазнобило» и до того почти миллионная зарплата скукожилась до двухсот-двухсотпятидесяти тысяч, да и ту платили с четырёхмесячной задержкой. В результате, к сентябрю 97-го семейные закрома уже совсем опустели и мечту о продолжении покупок предстояло отложить на неопределённое время, ибо зарплаты жены и пенсии Пашкова хватало лишь на самые скромные продукты. Конечно, для молодой семьи, у которой впереди необозримое будущее, всё это было бы вполне терпимо, но для супругов на пятом десятке, помотавшихся по гарнизонам, и надеявшимся после службы просто пожить, отдохнуть…

Настя примерно в течении часа продолжала высказывать своё недовольство. Она устала от всего: почти двух десятков лет бивуачной жизни с мужем офицером-неудачником, от своей собственной учительской доли с её нервотрёпкой и мизерной зарплатой. На работе нервы, к тому же сын, не блещущий успеваемостью, готовка, стирка на старой походной «малютке», уборка, так до конца и не обустроенной, квартиры… А тут приходит муж, разводит руками и говорит, завод стоит, зарплаты нет и не будет. Конечно, Настя закалена жизнью, но старой, советской жизнью, где имел место острый дефицит продуктов и товаров, когда и то и другое добывалось, как говорится, «с бою», в результате многочасовых стояний в очередях. Ко всему этому она была готова, и тогда это казалось не так обидно, ведь так жили почти все. Деньги имелись, а купить на них нечего, но к этому привыкли. А после 92-го? Разве к этому можно привыкнуть!? К тому, что в магазинах чего только нет, глаза разбегаются, а купить опять почти ничего невозможно – дефицит товаров сменился дефицитом денег. Это настолько непривычно, так нервирует, особенно если видишь рядом людей, которые всё это, или многое купить могут. Эти продукты, от которых текут слюни, о которых мечтали всю жизнь, эти бесчисленные сорта сыра, масла, колбас… эти так облегчающие домашний женский труд кухонные комбайны, электрочайники с «золотой» спиралью, печи СВЧ… Но больше всего Настя мечтала о стиральной машине, импортной с сушкой. Она видела такую дома у одной из своих коллег, видела её в работе, позавидовала и не удержавшись высказала мнение, что все женщины ведущие домашние хозяйство должны собраться и поставить человеку, придумавшему такое чудо, памятник из чистого золота. Она так долго стирала на советских машинах типа «корыто с мотором», которые протекали, часто ломались, били током и после которых всё равно надо было мучиться, отжимать бельё вручную… И вот теперь из-за этого, так называемого, мужа откладывается её самая большая после получения собственной квартиры мечта. Да если бы только это. Сын обносился, сама хуже всех в школе одета, перед коллегами стыдно…