Дональд Томас - Смерть на коне бледном

• Название: Смерть на коне бледном
• Автор: Дональд Томас
• Жанр: Исторический детектив
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-389-09107-8

На плече у полковника Морана каленым железом выжжены три шестерки, апокалиптическое число зверя, и это неспроста. Прославленный охотник, искатель приключений и дуэлянт, он дал клятву отомстить за свое унижение бывшим товарищам по оружию, и вскоре ему выпал такой шанс. В африканской саванне сильный и многочисленный британский отряд бесславно погибает под натиском вооруженных только копьями и щитами зулусов. По кровавому следу предателя пускаются Шерлок Холмс и его верный биограф доктор Ватсон. Морану, успевшему собрать шайку талантливых злодеев и даже возглавить международный заговор, придется иметь дело с блестящими аналитическими способностями величайшего сыщика в мире.

---

Не стану подробно описывать то злополучное столкновение двух армий, расскажу лишь в общих чертах о том, как изменило оно мою жизнь. Произошло же следующее: после смерти последнего эмира Афганистана его сын Аюб-хан восстал против собственного брата, законного наследника престола. Первым подвергся нападению Кандагар, где томился в ожидании наш гарнизон. Аюб находился еще в сорока милях от города, но его армия постоянно пополнялась и уже в значительной степени превосходила числом наши силы, к тому же в его распоряжении было артиллерийское подразделение. «Преданные» Британии афганские отряды целыми батальонами переходили на сторону повстанцев. Мой полк относился к формированию общей численностью в десять тысяч человек под предводительством бригадного генерала Джорджа Барроуза. В июле нам приказано было остановить наступление противника. Именно так я и попал в Гильменд, пустынную, поросшую колючим кустарником область к западу от Кандагара.

Утром второго дня мы проснулись и обнаружили, что все наши афганские подразделения дезертировали вплоть до последнего человека. Фланг возле реки Гильменд оказался совершенно незащищенным. Барроузу следовало вступить в бой с Аюбом тем же утром, пока ситуация не ухудшилась еще больше. Преодолев одиннадцать миль, мы подошли к афганскому селению Майванд. С одной стороны — холмы, с другой — пустыня Регистан.

Вокруг не было никаких укреплений. Сражаться предстояло на открытой местности. И именно там схлестнулись две армии. Битва началась около одиннадцати утра, когда артиллерия с обеих сторон открыла огонь, и продолжалась приблизительно до трех часов дня. К тому времени в распоряжении Аюба уже было около двадцати пяти тысяч человек против британских десяти тысяч. Резервные отряды афганцев с легкостью обошли нас с флангов.

Из-за недальновидности генерала Барроуза нам грозили крупные неприятности, но, как выяснилось, самая большая глупость британского командования заключалась в использовании наемников. Наша пехота в тот день на три четверти состояла из индийцев и афганцев. А они не хотели сражаться против своих и почти сразу же дезертировали, что произвело страшный хаос в наших рядах.

Куда ни глянь — со всех сторон реяли стяги Аюб-хана и потрясали винтовками его воины. Аюб выманил нас на равнину, где негде было укрыться, кроме как в зарослях колючего кустарника. Шестьдесят шестой пехотный полк с грехом пополам разместился в пересохшем от жары русле реки. Стрелковые же батальоны вынуждены были оставаться на открытой местности.

Полевой госпиталь устроили в палатке в неглубокой ложбине. Мне помогали всего двое санитаров. В первые часы поступало столько раненых, что я зачастую успевал лишь наложить временную повязку и подготовить пациента к операции, которая откладывалась до той поры, когда стихнет перестрелка.

Меня самого ранили в конце сражения. Последний раз я посмотрел на часы в половине второго. К тому времени около трех часов мне пришлось провести на ногах. Афганские стрелки успели окружить нас. Теперь простреливался уже весь лагерь. Несколько раз пули прошивали нашу палатку. Мне посоветовали не нагибаться каждый раз, когда раздавался громкий свист. Ведь, как говорится, если слышишь пулю, значит она в тебя не попала.

Я как раз склонился над майором Ванделером из 7-го стрелкового полка — бедняге пробило легкое. Однако не успел ничего сделать: кто-то словно толкнул меня в правое плечо, почти сбив с ног. Я хотел было обернуться и хорошенько отругать недотепу, но тут увидел на одежде и на земле кровь. На самом деле никто меня и пальцем не трогал, это пуля, прошившая зеленый тент, раздробила лопаточную кость и задела подключичную артерию.

Правая рука не слушалась, и я не мог больше помочь своим пациентам. В тот момент в полевом госпитале находилось трое раненых: двое ходячих и майор, которым я как раз занимался. Я распорядился соорудить носилки и раздобыть две пары палок для костылей, а потом разрешил санитару перевязать мою рану, насколько позволяло время. К великому моему горю, Ванделер в скором времени умер.

Чтобы приглушить боль в раздробленной кости, мне давали морфин. Поэтому в воспоминаниях о последующих событиях зияют дыры. Если бы не наркотик, те сорок миль по неровной дороге до Кандагара превратились бы в невыносимую пытку. Затрубил горн. По всей видимости, это вещевому обозу скомандовали отступать с поля боя под прикрытием пехоты. Я почувствовал, как двое солдат подняли мои носилки и куда-то побежали. Сознание все больше туманилось. Кто-то кричал, что гази настигают нас. Повсюду на земле лежали раненые, которым не так повезло, как мне, — вскоре они окажутся в руках жестокого противника.

При отступлении редко удается сохранить дисциплину. Второпях британцы бросали припасы и оружие. С вьючных животных прямо на землю скидывали поклажу и грузили вместо нее раненых. Повсюду валялись запечатанные ящики с патронами, провиант, бутылки с вином, кухонная утварь и льняные простыни. Раненые солдаты в лохмотьях и повязках тряслись верхом на ослах, мулах и пони. Кто-то даже ехал на верблюде. Фургоны, в которых лежали боеприпасы, превращались в передвижные лазареты. Денщики распивали краденое спиртное. Но среди всего этого хаоса находилось место и доблести. Засевшие на крутом откосе стрелки прикрывали наше отступление и сражались до самого конца, отбиваясь от афганцев штыками. Жизнями платили эти солдаты за свое грошовое жалованье.

В лагере, похоже, действовал закон «каждый сам за себя». Если бы не мой ординарец Мюррей, я бы погиб. Этот храбрый малый перекинул меня через спину только что освобожденной от поклажи вьючной лошади и, выхватив мой револьвер, отогнал прочь мародеров. Нам удалось выбраться из разоренного лагеря и присоединиться к унылой колонне беженцев, отступающих к Кандагару.

Не скоро забуду я злоключения той ночи. Среди солдат ходило много мрачных историй о том, что делают с пленными в войске Аюб-хана, и эти слухи подстегивали нас. Моему другу, лейтенанту Маклейну из Королевской конной артиллерии, повезло меньше, чем мне. Его останки потом нашли неподалеку от того места, где стоял шатер Аюб-хана, — лейтенанта зверски убили на глазах так называемого эмира.

Мы добрались до Кандагара вечером следующего дня. К счастью, люди Аюба были слишком заняты разграблением покинутого лагеря. Стоило им пожелать, и никто из нас не покинул бы поле под Майвандом живым.

Афганские отряды осаждали белые стены Кандагара более месяца, и мы не могли даже эвакуировать раненых в Индию. Наши командующие продемонстрировали явный недостаток моральных принципов и вели себя так, словно позиции уже сданы. Нас и правда могли уничтожить, если бы не лорд Робертс, получивший крест Виктории еще за кампанию в Лакхнау. Генерал-майор собрал отряд из десяти тысяч человек и, прихватив артиллерийский расчет, за три недели преодолел расстояние в триста тринадцать миль, чтобы спасти нас. Его силы скоро разгромили Аюб-хана и обеспечили безопасный проход через горные перевалы в Индию.

В составе обоза с ранеными я отправился на юг, в Пешавар. В эвакуационном госпитале я, казалось, пошел на поправку: свободно расхаживал по палатам, мог добраться до террасы, где отдыхали пациенты, и к концу года должен был вернуться в полк. Но надежды мои рухнули по причине сопутствующей пулевому ранению слабости.

Именно из-за нее у меня развился брюшной тиф, который, как известно, унес больше британских жизней, чем все афганские пули, вместе взятые. Болезнь оказалась для меня опаснее любого вооруженного гази. Никто из тех, кому довелось пережить этот недуг, никогда не забудет о своих мучениях. Температура поднялась выше сорока одного градуса, я метался в бреду. Обычно на этой стадии умирает большинство больных. Но если пациенту везет, то жар падает на пару градусов и после этого начинается медленный процесс выздоровления. Моя лихорадка упрямо держалась несколько дней кряду, и я болтался между сном и явью.

Смутно помню, как меня опускали в невыносимо горячую воду, как растирали руки и ноги. Вода остывала, и меня вытаскивали из нее и окунали снова, кожу жгло как огнем. И еще, и еще раз. Предполагали перитонит и пришли к выводу, что я не проживу дольше суток, однако этих разговоров я не слышал.

Кризис удалось преодолеть, но дорогой ценой. Целый месяц я был слаб, как младенец, едва стоял на ногах и совершенно не мог ходить. Обследовавшие меня медики намекали, что служба моя на этом закончится. В итоге мне заявили без обиняков: в Индии я не поправлюсь. Более того, в этом климате болезнь может вернуться, а второго приступа я совершенно точно не переживу.

Меня осмотрела комиссия из трех врачей. Один из них по доброте душевной предположил, что, возможно, со временем я в достаточной степени окрепну и смогу продолжить военную карьеру в Англии. Но взгляды двух других красноречиво свидетельствовали о маловероятности подобного исхода. Решено было отправить меня домой и еще девять месяцев не увольнять из армии. Но я был уверен: по окончании этого срока мне дадут от ворот поворот.