Михаил Армалинский - Аромат грязного белья (сборник)

• Название: Аромат грязного белья (сборник)
• Автор: Михаил Армалинский
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-86218-507-2

Это второй авторский том Михаила Армалинского, после вышедшего в 2012 году «Что может быть лучше?». Он состоит из биографических исследований сексуальной жизни Генри Миллера, Хью Хефнера, Лари Флинта, Маркса, Фрейда, Ницше, Фрэнка Синатры, Джона Кеннеди, Жан-Поля Сартра, Симоны де Бовуар и других знаковых личностей, впервые опубликованных в его интернетовском литературном журнальце «General Erotic». Основная тема в творчестве Армалинского – всестороннее художественное изучение сексуальных отношений людей. Неустанно, в течение почти полувека, вне литературных школ, не будучи ничьим последователем и не породив учеников, продвигает он в сознание читателей свою тему, свои взгляды, свои убеждения, имеющие для него силу заповедей.

---

Кевин же не испугался именно потому, что сам не мог держаться сухим, без таблеток и психотерапии. Но именно его непугливость в этом вопросе больше всего и проняла Джен, будто бы он совершил геройский поступок в их отношениях. По её превратному пониманию, он, видите ли, поверил в неё. (Так себе она увлечённо лгала.)

А в чём состояла эта «вера» Кевина в Джен? На тот момент она и Кевин лишь переписывались, и мужчина решил пригласить женщину для совокуплений – обязательств он никаких на себя не брал, денег тратить ему было не надо, женщина сама напрашивается – мечта любого мужчины. Кевин же сидит себе весь в русских бабах, голодных на американцев, а тут для разнообразия к нему старая знакомая жаждет явиться в память о прошлом и о родных пенатах – почему бы не воспользоваться, да и лишняя баба никогда не помешает.

Между тем любой здравый человек, осознанно или интуитивно, будет бежать кандидатки в супруги, если обнаружит, что у неё клиническая депрессия – с такими дамами хорошо ебаться (как и со всеми прочими), но, заводя с ними семью, нужно сразу начинать готовиться к разводу.

А в Кевине Джен прельщало то, что они как бы из одной команды – команды с ненормальной психикой и это якобы должно их больше объединять. Тогда как такого рода общность была приговором их отношениям, с которым ни Джен, ни Кевин не хотели ознакомиться, но который был окончательным и обжалованию не подлежал, несмотря на их страстные самообманы.

Инстинкт побега от алкоголика и наркомана у Джен тоже не сработал, и она стала лгать себе, что от привязанности к ним можно излечиться.

Так что «самый лучший» хахаль Кевин в итоге оказался хуже всех её мужчин, ибо приговорил её к вышке мечты, а потом и сбросил с неё головой о земь реальности. Но так как отношения с Кевином формировались не в Америке, а в России, то нет худа без добра – именно Россия научила Джен личной свободе, которой ей не хватало в Америке. И прежде всего – сексуальной.

Ещё со времён своих студенческих поездок в Россию Джен заметила, что среди её близких российских знакомых, женатых и неженатых, происходят спорадические любовные связи: друзья – с подругами друзей, жёны – с приятелями мужей и т д. Иными словами, все со всеми ебутся и вдобавок не мучаются американскими угрызениями совести, мол, ах-ах, согрешили. Эти свободные отношения явно привлекали Джен, хотя подражать им она не хотела, пока Кевин числился в женихах – рисковать свадьбой она не смела.

Но и у русских женщин счастье тоже было, как всегда, не полным – русская подруга Джен резюмирует, утешая её:

– Все мужики пьют и лгут.

(Это вместо вожделенного: ебут, пьют и снова ебут?)

Джен выросла в счастливой, любящей еврейской семье, и её старший брат демонстрировал ей пример идеального брака с красивой женой и ангелоподобным ребёнком. Сам же брат был, естественно, успешным врачом. И вот Джен тщетно пыталась найти себе еврея-врача в идеальные мужья. Дело систематически осложнялось её непривлекательностью – большой нос и прочие неприятности. Но многие курносые блондины прельщаются именно такими женскими носами, что и произошло в случае с Кевином – за одно это надо было держаться обеими руками.

Джен принимает в подарок от Кевина обручальное кольцо, которое было снято его знакомым фээсбэшником с пальца обезглавленной взрывом любовницы российского мафиози. Она даже испытывает восторг от такой предыстории своего главного подарка, хвастаясь им перед своими знакомыми.

С гордостью показывая всем кольцо, Джен чувствует, будто совершает преступление.

А в этом есть нечто пьянящее, не так ли? – говорит она.

Так и российское гражданство недолго принять.

Помолвка делает жизнь Джен счастливой как никогда – пора предвкушений празднований, внимания и восхищения ею, невестой. Джен хотелось бы быть помолвленной вечно, пребывая в неиссякающем счастье. Но ей ли не знать, что в Штатах сплошь и рядом помолвленные живут годами и часто не доживают до свадьбы, осточертев друг другу. Что даже в состоянии восторженной помолвки трепет выдыхается, но Джен лжёт себе, что помолвка – это разрешение всех её проблем. Однако от помолвки вскоре ничего не остаётся.

На фоне российской любви, свободно перехлёстывающей брачные и прочие границы, жизнь Джен начала принимать новые соблазнительные очертания, в особенности когда она лишилась иллюзий по отношению к своему жениху Кевину.

Джен учится наблюдать за своим телом, которое живёт своей жизнью, не подчиняясь её разуму, и таким образом Джен неосознанно вскрывает этот основополагающий конфликт человеческой психики, в особенности разительный у женщин. Джен везёт Кевина в Финляндию на автобусе, чтобы он полечился в тамошней клинике для алкоголиков и наркоманов. К этому времени он ей уже безразличен, если не противен – мужчина, надругавшийся над её семейными мечтами. А Кевин как ни в чём не бывало засовывает руку ей в трусики, и Джен ощущает, что она уже течёт, помимо своей гнусной воли. Пизда срабатывает на любое прикосновение – и в этом тотальная всеядность тела, которую Джен с недоумением подмечает, достигая неизбежного оргазма.

Разочаровавшись в экс-женихе, Джен запросто мечтает в объятиях обрыдлого Кевина, ставшего бесперспективным, о хуе Люка, его друга, который представляется ей спасением в данный момент, хотя она прекрасно понимает, что это мужчина не её типа. Джен так заходится в своих фантазиях, что в страсти даже произносит вслух имя Люка, на что Кевин после оргазма обращает её внимание (причём без всякой ревности). Согласно женской психологии, измена в мечтах вполне оправданна и не вызывает угрызений совести, если эта фантазия вызвана не похотью, а поиском любви, то есть стабильных отношений. Поэтому впервые за долгое время Джен испытывает ощущение собственной правоты – тоже «российское» достижение.

Между тем Джен весьма ревновала Кевина, тревожилась, находит ли он красавицу проститутку привлекательной, ревновала его к прежней любовнице, когда прочла его письма к ней – мечтать Кевину о других женщинах не позволялось, и его эротические фантазии рассматривались Джен как сама измена.

У мужчины же идеология более сиюминутна, чем у женщины, и описывается поговоркой: «по хую как по компасу» – тело и разум не находятся в таком противоречии и конфликте, как у женщины.

Чтобы ограничить цензуру, насаждаемую её разумом на всеядность своего тела, Джен отчаянно себе врала, закрывая глаза на негодные для мужа черты характера Кевина и на свои негодные качества жены и тем самым позволяла себе без угрызений совести раскрывать глаз пизды. Именно в соитии и в совместных оргазмах с Кевином, которые Джен несколько раз фиксирует в повествовании, она находит основной смысл этих отношений. Всё остальное оказывается ложью, выдумкой, фантазией, что весьма скоро и обнаруживается.

Размякшая на американском комфорте, Джен сразу демонстрирует свою женскую слабину, недопустимую для будущей жены. Она не из тех женщин, которые ловко и умело создают уют в любой дыре. Джен, войдя в питерскую квартиру, которую снял Кевин, увидела недоделанный «недоевро» ремонт: ненаклеенные обои, только дверную раму на месте двери в ванную – и Джен сломалась, схватилась за голову и запричитала:

– Я не могу этого вынести!

Да и что это за жена, которая в критической ситуации блюёт – именно таким физиологическим отправлением Джен отреагировала на то, что Кевин не пришёл домой в положенный час.

Даже еблю жених и невеста используют как способ лжи:

Ебля стала заменой разговора, ибо в разговоре придётся что-то признать, чего никто из нас не хочет.

Когда Кевин пытается покончить с собой, Джен вызывает его друга Люка и перепоручает Кевина ему:

– Я не могу сейчас заботиться о нём.

Так говорит будущая жена, которая должна при женитьбе дать клятву, что она будет заботиться о муже, пока их не разлучит смерть.

В итоге Джен полностью оклемалась в России и делает то, что в Штатах непозволительно: платит проституткам за интервью, даёт нужным людям взятки. С волками жить – по-волчьи выть.

А когда она отправляет своего уже не жениха вытрезвляться в Америку, то с полной самоотдачей «танцует на столах в грязненьких клубах», «целует незнакомых мужчин в барах» и вообще «начинает воплощать свои фантазии».

Что это за фантазии, становится вполне ясно, после того как прочитываешь, с каким упоением Джен не просто описывает, а воспроизводит свою статью (единственную перепечатанную статью в книге и вовсе не про работорговлю женщинами, что являлось предметом её расследований) про знаменитый московский клуб Hungry Duck. Более того, написание подобных статей Джен рассматривает как нравственное обоснование для продолжения проживания в России.

А клуб этот – предмет зависти всякого американца. Работает он самым честным образом: сначала туда запускают только женщин и дают им бесплатно напиваться. В то же время их возбуждают мужским стриптизом, исполняемым красавцами на сцене, и танцами в ритме ебли с зазывом на сцену для кратких, но плотных контактов со стриптизёрами. Когда у женщин начинает капать на пол (трусиков они не одевают), в зал запускают голодных мужчин, с которых хорошо берут за вход. Пьяные заведённые самки бросаются в объятья голодных мужчин, и в этом клубе происходит оргия, в которой Джен явно алкала участвовать. Правда, она оговаривается о бушующих в Москве венерических заболеваниях, и только это могло приостановить её от активного участия в этой свободе. Но мы не знаем, приостановило ли. Хочется верить, что нет.