Вадим Фролов - Невероятно насыщенная жизнь

• Название: Невероятно насыщенная жизнь
• Автор: Вадим Фролов
• Издательство: Детская литература
• Жанр: Детская проза
• Год: 1972

Повесть в двух частях о подлинных и мнимых ценностях, о том, как прекрасно быть честным и принципиальным.

Действие повести происходит в наши дни, — в классе, во дворе, на улице. Герои учатся по-настоящему дружить, не отгораживаться от мира взрослых, вместе преодолевать трудности.

Есть люди, которые на все смотрят равнодушно, в полглаза. Дни для них похожи один на другой.

А бывает, что человеку все интересно: подружится ли с ним другой человек, с которым дружба что-то не получается? Как выпутается из беды одноклассник? Как ему помочь?

Вообще каким надо быть?

Вот тогда жизнь бывает насыщена событиями, чувствами, мыслями. Тогда каждый день запоминается.

Эта книга написана от лица школьников. Первую часть рассказывает Маша Басова, вторую — Сеня Половинкин.

---

— Здорово, Половинкин, — сказал Апологий, — какая я тебе внучка?

— Да не ты, — сказал я. — Мне одна девочка нужна. Я думал, она здесь живет. — Я махнул рукой и начал спускаться по лестнице.

— Куда же ты? — спросил старичок. — Заходи.

— В другой раз, — сказал я. — Спасибо. До свидания. Извините.

Старичок пожал плечами, помотал головой, развел руками, а я помчался вниз. Апологий догнал меня около рынка.

— Ну и мчишься ты, — сказал он, переводя дух. — Как наскипидаренный. Какую тебе девчонку надо?

— А тебе какое дело? — сказал я, разозлившись. Еще на какого-то Аппология время тратить. — Ты все равно не знаешь, где она живет.

— Я все про всех знаю, — сказал Апологий. — Я такой!

— Трепло ты, — сказал я, но подумал, что чем черт не шутит, может, он и верно знает.

— Танька Шарова, — сказал я.

— А зачем? — спросил он.

— Катись ты! — сказал я.

— Тайна, — сказал он. — Ужасно люблю тайны.

— А пошел ты!

— Знаю я, где она живет. А расскажешь?

— Не расскажу. Где она живет?

— Не знаю.

— Ну и…

— Я знаю, но скажу, если ты расскажешь.

Я остановился, взял его за грудки и тряхнул так, что он треснулся спиной об столб.

— А ну, говори! — заорал я.

— Не скажу!

Я хотел еще раз тряхнуть его, но какой-то дядька оттащил меня.

— А ну, пацаны, не драться, — сказал дядька и погрозил мне пальцем.

— Мы не деремся, — сказал Апологий, — мы отрабатываем приемы самбо.

Дядька засмеялся и ушел.

«Смотри-ка ты, — подумал я, — какой благородный Апологий». Но я не стал с ним больше возиться и быстро пошел вперед. Он опять догнал меня и дернул за рукав.

— Идем, — сказал он, — покажу, где она живет. — И добавил довольно грустно: — Не такой уж я…

— Давай адрес, — сказал я.

— Адреса не знаю, а показать — покажу.

— Ладно, — сказал я. — Только…

Он кивнул и повел меня на другую улицу. Молча мы дошли до большого серого дома, и он ткнул пальцем в окно третьего этажа. Я посмотрел на него. Он вдруг покраснел и отвернулся. Я усмехнулся.

— Спасибо… Апик, — сказал я и пошел в парадную.

Обернулся: Апологий стоял понурившись, и мне стало его жалко — грустная такая уистити. Но очень долго я его не жалел — некогда было.

Дверь мне открыла сама Татьяна и вроде даже не удивилась.

— Здорово, Шарова, — сказал я. — А Басова не у тебя?

— У меня, — сказала она серьезно. — Проходи.

— А этот еще зачем здесь? — спросила Машка, когда Татьяна ввела меня в комнату.

— Слушай, Басова, — сказал я железным голосом, — кончай дурить. Надоело.

— А ты мне надоел! — закричала Басова. — Ходит за мной, как… прилипало какое.

«Я тебе сейчас покажу… прилипалу», — подумал я и заулыбался во весь рот. Она, когда я так улыбаюсь, совсем из себя выходит.

— Ори! — сказал я, улыбаясь. — Все равно я знаю как ты ко мне относишься.

— Как? Как? — Она сощурилась.

— Хорошо. Хорошо ты ко мне относишься, — сказал я.

Она даже задохнулась и зашипела сразу.

— И нечего шипеть, как кошка, — сказал я. — Дело надо делать, а не шипеть.

Она вдруг успокоилась.

— Воображай, что хочешь, — сказала она презрительно, — а с тобой у меня никаких дел нет и не будет. Понял? Нельзя с тобой иметь дело.

Она сказала это так, что я сразу подумал, наверно, ее отец ошибся, и вовсе она ко мне не хорошо относится. Мне стало ужасно обидно, но я сказал себе: «Э-э, Половинкин, надо быть мужчиной».

— Почему же со мной нельзя иметь дело? — спросил я гордо.

— Потому что ты рохля, — сказала она, — потому что ты только на словах добрячок. И еще трус.

Вот так! Очень мне захотелось рассказать ей про подвал, но я удержался — еще хвастуном назовет.

— Ладно, — сказал я. — Что ты там обо мне думаешь, на это наплевать. Не во мне сейчас дело. Понятно?

Тут вступила Татьяна.

— Слушай, Маша, — сказала она спокойно. — Раз уж я все знаю, разреши мне сказать. Какой бы Половинкин ни был, а ты не лучше. Он правильно говорит. Надо что-то делать, и быстро.

Я удивился, как это вдруг они подружились, но ничего не сказал.

— Ну, давайте решать, — послушно сказала Машка. — И этот пусть решает, а не разводит… мерлихлюндии.

И тут заартачился я.

— Ничего я с ней решать не буду, — сказал я. — Я ее искал только, чтобы сказать, что она взяла с меня дурацкое слово и пусть она вернет его мне обратно. А я уж сам придумаю, что дальше делать.

— Ну, хватит, — сказала резко Татьяна и хлопнула рукой по столу. — Вы оба как девчонки. Как Юленька с Зойкой.

— Не могу я ему слово вернуть, — сказала Басова, — я сама слово дала.

— Сама и разболтала, — сказала Татьяна.

— Кому я разболтала? Кому?! — чуть не плача закричала Машка.

— Нам, — сказал я.

— Так то вам… — сказала Машка.

Я хотел… чертыхнуться, но Татьяна, посмотрев на меня, строго сказала:

— Выйди, Половинкин, и подожди нас на улице.

Я ждал их на улице. И вдруг вспомнил, как дядя Саша сказал мне однажды, что я «плыву по воле волн». То есть как идет, так и идет. Как меня волна повернет, так я и плыву. Парень-то я хороший, сказал он, но вот над жизнью совсем не думаю, а живу, как придется: прожит день, и ладно. А так нельзя. Вот что я вспомнил, и стало мне довольно тошно: что я — щепка, что ли, какая, в самом деле? Я задумался и не заметил, как вышли девчонки.

— Двинули! — решительно сказала Татьяна.

— Куда? — спросил я.

— К Балашову. К Веньке, — сказала она.

— Поговорим с ним начистоту и поймем, что к чему. Ты согласна, Маша? — спросила Татьяна.

Маша кивнула.

— Пошли! — сказал я. И такая решительность на меня напала, что я понесся вперед, как очумелый. Девчонки еле поспевали за мной.

На Моховой, не доходя до Венькиного дома, мы остановились.

— Кто пойдет? — спросила Татьяна.

— Я! — сказал я.

— Нет, — сказала Татьяна, — тебе нельзя. Вы с Венькой дрались.

— Ну и что? — сказал я, но сразу замолчал. Это чепуха, что дрались, а вот после того подвала мне к Веньке и верно ходить не стоит.

— Я пойду, — сказала Маша. — Я была у него, меня там знают.

— Хорошо, — сказала Татьяна. — Ты его вызови. Мы будем ждать вас на Фонтанке возле библиотеки.

Маша ушла. А мы пошли на Фонтанку.

— Чего такой кислый? — спросила Татьяна.

— Так, — сказал я. Не хотелось мне ничего говорить, а пока мы ждали Машу, болтали обо всякой чепухе. Я рассказал, как искал ее и налетел на Апология. Она смеялась.

— А откуда он знает, где я живу? — спросила она.

— Он говорит, что все про всех знает.

— Знаешь, — задумчиво сказала Татьяна, — странный он какой-то. Будто он совсем один живет. Сам по себе…

Но договорить об Апологии мы не успели. По Фонтанке бежала Машка.

— Венька пропал! — с ходу выпалила она.

— Как пропал?!

— От матери его ничего не поняла. Она, по-моему… — тут Машка перешла на шепот, — она, по-моему, пьяная… Соседка говорит: нет его второй день…

— Так, — сказала Татьяна. — Идемте!

— Ку-у-уда? — безнадежно протянула Маша. — Куда мы…

Она вдруг замолчала и стала смотреть на воду. И мы стали смотреть на воду. А вода текла себе и текла под мостом, и под нами у самой гранитной стенки крутился в маленьком круговороте спичечный коробок. Крутился и крутился и никак не мог отплыть от этой стенки.

Тихо было и спокойно. Только машины изредка фырчали за нашими спинами. Люди шли — одни с портфелями или авоськами, другие с фотоаппаратами. Какой-то парень подошел ко мне и тихо спросил:

— Курнуть есть?

Я мотнул головой. Он вздохнул и отошел, а я почему-то пожалел, что у меня нет сигарет.

Мы стояли, опершись на решетку набережной, и молчали. Я все смотрел на этот проклятый спичечный коробок, который никак не мог уплыть.

Вот Татьяна сказала про Апология, что он странный. Вроде бы никого вокруг него нет. Сам по себе. А дядя Саша сказал, что я… А батя сказал…

— Ладно, — сказали. — Пошли.

— Куда? — спросила Маша.

— К бате, — железно сказал я.

— А может… — неуверенно начала Маша.

— Хватит, бублики! — закричала Татьяна. — Пошли!

— Почему бублики? — удивилась Маша.

— Мой дед говорит, что есть бублики, а есть и дырки от бубликов! — уже на бегу прокричала Татьяна.

Хороший у нее дед. Наверно, все деды хорошие. «Ладно, — подумал я, — вернусь я сюда еще, посмотрю, уплыл тот коробок или нет!»

Бати дома не было. Мама сказала, что к нему зашел Александр Степанович — дядя Саша. Они долго говорили, потом папа наскоро пообедал и ушел. Сказал, что придет поздно. Мама была ужасно расстроена. «Что за работа такая, — говорила она, — ни днем, ни ночью, ни в воскресенье покоя нет». А тетка Поля перекладывала свои покупки и поддакивала ей: «А что я говорю, да и давно говорила, да и все время твержу…»