Вадим Фролов - Невероятно насыщенная жизнь

• Название: Невероятно насыщенная жизнь
• Автор: Вадим Фролов
• Издательство: Детская литература
• Жанр: Детская проза
• Год: 1972

Повесть в двух частях о подлинных и мнимых ценностях, о том, как прекрасно быть честным и принципиальным.

Действие повести происходит в наши дни, — в классе, во дворе, на улице. Герои учатся по-настоящему дружить, не отгораживаться от мира взрослых, вместе преодолевать трудности.

Есть люди, которые на все смотрят равнодушно, в полглаза. Дни для них похожи один на другой.

А бывает, что человеку все интересно: подружится ли с ним другой человек, с которым дружба что-то не получается? Как выпутается из беды одноклассник? Как ему помочь?

Вообще каким надо быть?

Вот тогда жизнь бывает насыщена событиями, чувствами, мыслями. Тогда каждый день запоминается.

Эта книга написана от лица школьников. Первую часть рассказывает Маша Басова, вторую — Сеня Половинкин.

---

В общем, постепенно все наладилось, и мы шли и разговаривали. Разговаривала, впрочем, больше одна бабушка. Нам с Витькой только иногда, когда бабушка переводила дух, удавалось вставить словечко.

Мы вышли на улицу Пестеля и пошли к Литейному. Бабушка, как самый настоящий экскурсовод, рассказывала об истории Ленинграда. Полковник кивал головой, но мне казалось, что он не очень-то и слушает. Он все время смотрел по сторонам, и вид у него был какой-то такой, как будто он что-то вспоминает. На углу Пестеля и Литейного он вдруг остановился и посмотрел на большой высокий дом.

— Это Дом офицеров? — спросил он неуверенно.

— Ну, конечно, — сказала бабушка, — это вторая половина девятнадцатого века, Василий Андреевич, обратите внимание вот на это здание.

— Вот, — сказал полковник, — я, кажется, здесь был. Вот этот дом мне, кажется, знаком.

— А у нас построили Дворец спорта, — сказал Витька, — и мы теперь в хоккей всем покажем!

— Витя, — сказала бабушка, — ты странный человек, я рассказываю полковнику про Петербург, а ты…

— Ничего, ничего, — сказал полковник, — все в порядке…

Мы перешли на ту сторону Литейного и не спеша пошли дальше.

— Вот, Василий Андреевич, обратите внимание, — говорит бабушка, — в этом доме, жили Некрасов и Пирогов. Здесь, кстати, жила и Авдотья Панаева…

— Здесь? — спрашивает полковник.

— Музей, — говорит Витька. — «Вот парадный подъезд…»

— Что? — спрашивает полковник.

— «По торжественным дням», — виновато говорит Витька.

— Нет, это — напротив, — говорит бабушка. — «Целый город с каким-то недугом…»

— Ну, правда? — спрашивает полковник.

Вот что интересно — я бегала по Литейному сто раз и сто раз пробегала мимо этих мест. И вроде бы знала, что здесь, в этих местах есть что-то замечательное, но думала, наверно, о чем-то другом, и мне эти места были, как говорят наши мальчишки, «до лампочки».

— Вот парадный подъезд… — говорит Витька.

— По торжественным дням, — говорит полковник.

— Вот видите, как вы хорошо помните классику, — говорит бабушка. — Это было в то время министерство земельных уделов.

— По торжественным дням, — задумчиво повторяет полковник и, освобождаясь от Витьки, и от меня, и от бабушки, идет на ту сторону. На него едут машины, но он не смотрит на них, а идет себе на ту сторону.

— Во дает! — говорит Витька, удивляясь.

«Ты-то что понимаешь, сморчок», — думаю я, но сама-то тоже не очень много понимаю.

С той стороны полковник машет нам рукой, и мы бежим к нему: впереди бабушка, помахивая сумочкой, за ней — Витька, а дальше не спеша бегу я.

— Вот это — парадный подъезд? — спрашивает Василий Андреевич.

— Да, — отдуваясь, говорит бабушка. — Но я не понимаю…

— Эх, — говорит полковник и садится на ступеньку. И сразу у него делается очень грустный вид. Витька садится рядом, а бабушка оглядывается по сторонам.

— Неудобно, полковник, — говорит она в нос, — встаньте.

— Прошу прощения, — говорит полковник, вставая, — лирика! — Он трет лоб и смущенно смотрит на бабушку. — Вы уж, Антонина Петровна, простите, — воспоминания. Вот здесь я его и встретил.

— Кого? — кричу я.

— Гришу. Гвоздика, — говорит полковник. — Да.

— Ах, вот оно что, — говорит бабушка и вздыхает.

— Да, да. Это… Это… — Она разводит руками и опять вздыхает.

Витька внимательно оглядывает подъезд и хмурится. И мы стоим некоторое время молча. Потом бабушка берет Василия Андреевича под руку. Витька берет его за руку, и они идут по Литейному, а я сажусь на ступеньки этого подъезда и глажу тихонько ступеньки рукой, и мне становится все как-то странно — будто это я, а будто и не я, а тот худой-худой мальчишка, который везет на саночках завернутую в белую простыню свою маму, а кругом все так тихо и стоят вмерзшие в лед трамваи и троллейбусы, и лежит посреди Литейного бомба. Лежит. И вот-вот разорвется. И троллейбус, в котором сидят замерзшие люди, взлетит на воздух, и вверх полетят обломки и еще что-то, о чем страшно сказать…

Г. А. говорит, что самое главное в человеке — это чтобы он знал, что он хочет. Тогда человек будет на высоте. Ну, а если человек хочет… убивать? Тогда он тоже будет на высоте? Нет, это все, конечно, ерунда, и Г. А. наверняка так не думает. Я сижу на ступеньке, трогаю ее рукой и думаю: вот здесь сидел мой папа. Ему было тринадцать, столько, сколько мне сейчас…

Конечно, они за мной возвращаются.

— Вот она, — кричит Витька, — дура! А мы ее.

— Пошли, — говорит полковник. — Чего ты тут застряла?

— Она очень впечатлительная девочка. Я вам говорила об этом, полковник, — говорит бабушка.

«Полковник» она обязательно произносит в нос, мне даже не передать это: «по-о-н-л-л-нковник».

— Ладно, — говорит полковник, — идите вперед, мы за вами.

Они — бабушка и Витька — идут впереди, а мы за ними.

— А ты, пожалуй, действительно… — говорит полковник.

— Ну и ладно, — сердито говорю я, хотя сердиться мне и не на что.

— Ну и ладно, — говорит полковник. — Тебе сколько лет?

— Тринадцать… исполнилось, — говорю я.

— Мне минуло тринадцать лет… — сказал Василий Андреевич словно про себя и замолчал.

Мы шли рядом с ним в десяти, нет, пожалуй, в пятнадцати шагах за бабушкой и Витькой. Я видела, как Витька оборачивался, а бабушка поворачивала его обратно и что-то говорила ему, а он опять оборачивался, а бабушка брала его за затылок и снова поворачивала обратно.

— Понимаешь, — заговорил полковник, — я вот старый солдат, и вроде моя профессия… убивать людей…

— Людей? — удивилась я.

— Врагов, — сказал полковник, внимательно посмотрев на меня, — конечно, врагов…

Я задумалась.

— Ну ладно, — сказал полковник, — тебе не об этом думать надо. Тебе надо жить, старушка. Хорошо жить. Весело жить. — Он помолчал, а потом задумчиво сказал: — Странно, что я с тобой на такие темы разговариваю…

— Ничего не странно, — сказала я. — А что лучше — молчать? Да?

— Да нет, — сказал полковник, — просто я это к тому говорю, что тебе надо хорошо жить, весело. Вот для этого — я всю жизнь военный. И не жалею. А война, — он махнул рукой, — война паршивая штука. Давай-ка догоним их, а то обидятся. Ну, побежали.

Мы побежали и догнали наших. Витька был какой-то притихший, а бабушка очень громко начала говорить.

— Обратите внимание, полковник, — кричала бабушка, — на этот дом! Почему-то считалось, что именно в этом доме жила «Пиковая дама»…

— Ну? — сказал полковник и посмотрел не на большой и довольно красивый дом, а на будку — есть такие милицейские будки: зеленые с золотом и за стеклом регулировщик.

— Да, представьте себе, какая обывательская ошибка! — кричала бабушка. — На самом деле это особняк маркизы де Шевро. Потом этот особняк купили Юсуповы, у них вообще в Петербурге была чуть ли не половина лучших домов…

— Очень интересно, — говорил полковник.

— А у нас еще в Московском районе строят зимний стадион, — орал отдохнувший Витька, — на двадцать восемь с половиной тысяч!

— Очень интересно, — говорил полковник.

А я злилась, — очень ему интересно про каких-то маркиз и князей слушать. Ишь какой вежливый.

— А настоящий дом «Пиковой дамы» совсем не здесь! — кричала бабушка. — Он на углу Гоголя и Гороховой, то есть Дзержинского. Это дом знаменитой «усатой княгини» Голицыной…

— И рядом с проспектом Гагарина, — орал Витька, — будут теплые бассейны, хоть зимой купайся, — как в Москве!

— А куда мы так бежим? — спросил Василий Андреевич на углу Невского и Литейного.

— Действительно, Витя, куда мы так бежим? — спросила бабушка.

— Бежим, и все, — сказал Витька.

Они остановились, и я подошла к ним. Глаз под повязкой очень ныл, и мне было почему-то довольно грустно.

— Это Невский? — спросил полковник.

— Да, — сказала бабушка торжественно, — это Невская першпектива.

Она хотела продолжать. Я это видела. Она хотела опять открыть рот и уже больше его не закрывать, потому что на Невском есть о чем поговорить до самой Дворцовой площади, а там… О, там! Я тоже решительно открыла рот, но полковник взял меня за локоть.

— Что-то жарко, — сказал он.

— Газировочки бы, — сказал Витька.

Полковник посмотрел по сторонам и увидел на противоположном углу кафе-мороженое ресторана «Москва».

— Есть идея, — сказал он, — мы сейчас пойдем есть мороженое и пить газированную воду.

— Н-ну… — сказала бабушка.

— И шампанское. Холодное. Полусухое.

— Полусладкое, — сказала бабушка и улыбнулась.

И все-таки со мной случаются иногда странные вещи: думаешь, думаешь, думаешь — вот бы случилось, и случается. Не совсем так, как думаешь, но что-то около того. Мы сели за столик, а полковник (я его теперь буду называть все время полковником — так удобнее, а то «Василий Андреевич» — слишком длинно, а «дядя Вася» — как-то сладко) пошел заказывать мороженое.