Илия Троянов - Собиратель миров

• Название: Собиратель миров
• Автор: Илия Троянов
• Издательство: Европейские издания
• Жанр: Современная проза
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-98797-035-5

Роман вдохновлен жизнью и трудами Ричарда Френсиса Бёртона (1821–1890), секретного агента, первого британца совершившего хадж в Мекку, переводчика Кама-Сутры и “Тысячи и одной ночи”, исследователя истоков Нила и жизнеустройства американских мормонов.

Действие детально следует за биографией его молодых лет, а порой сильно удаляется от дошедших свидетельств, домысливая увлекательную историю жизни главного героя — “образцового британца конца XIX в.”, с особой элегантностью офицера-разведчика, героя-любовника и “возлюбленного истины” несшего бремя белого человека сквозь джунгли Индии, пески Аравии и дебри Африки. Это удостоенное премии Лейпцигской книжной ярмарки (2007) произведение — индивидуальное приближение к тайне Другого, движимое желанием даже не разгадать ее, но самому обогатиться через нее.

---

Этот диковинно украшенный человек собирал выброшенное будущее, вот что говорит ворчун там, перед кухней, и она не может понять, что он хочет сказать этими словами, пробивающимися сквозь ее усталость, но все-таки она прекращает готовить и подвигается ближе к проходу, чтобы не упустить ни слова, как незадолго до того старалась не уронить ни зернышка риса. Всякий раз, продолжает ворчун, как этот странный человек находил на дороге металлический обломок, старую патронную гильзу, пустую бутылку, он не мог с собой ничего поделать, он должен был их поднять, осмотреть и не мог больше с ними расстаться, он просверливал отверстие и нанизывал их как бусы, которые постоянно носил на груди, такие странные бусы, где болталась дюжина лекарственных пузырьков, крышка от консервированных сардин, какие-то жестянки. Теперь она понимает: тот человек носил на теле мусор, его украшения были мусором караванов, пересекавших сушу, а Сиди Мубарак Бомбей, ее муж, к странностям которого она не привыкнет никогда, пока еще может что-то чувствовать, был частью четырех из этих караванов, даже их проводником, если она хочет верить его рассказам, и потому он чудным образом радовался незнакомцу, носившему на теле полинявшую кожу его собственных путешествий. Улыбка струится по ее лицу, второго такого и вправду нет, как этот ребячливый старик, удивляющий ее снова и снова.

Когда она сообщает, что еда готова, он примирительно говорит: давай сегодня поедим вместе. Они смешивают карри с рисом, молча лепят пальцами комки и отправляют их в рот. Он ест немного, но она видит, что ему вкусно. Когда он откидывается назад, она тяжело встает и приносит ему миску с водой, чтобы он ополоснул пальцы. Потом уходит прибраться на кухне и подогреть воду, переливает ее в ведро и относит в спальню, после чего кричит: вода тебе для мытья готова. Когда она его видит, на нем только кикои. Она осматривает его узловатое тело, сидя на кровати, с голыми ногами, и вспоминает, как раньше ей, девушке, казалось странным быть вместе с мужчиной, который ростом ниже ее. Она тогда даже опасалась, что его член окажется слишком мал для заполнения ее. Однажды, когда у нее появилось немного доверия к нему, она осмелилась задать вопрос про его рост. Он рассмеялся. Зато я крепкий и меня нелегко повалить. Я беспокоен, но не теряю корней. Таким он и был. Изучи дерево, на которое ты хочешь опереться, однажды посоветовал ей отец. Ей не довелось выбирать дерево, но вес, которым она нагружала мужчину, которому была продана, вес этот он всегда выдерживал. Бвана, говорит она ему, медленно, чтобы насладиться каждым словом, я твоя жена. Давай займемся любовью, бвана, я чувствую желание. На что Сиди Мубарак Бомбей со вздохом поднимает взгляд и степенно подходит к постели. Требуется некоторое усилие, в их-то дни, но потом они ощущают только счастье.

ОТКРОВЕНИЕ

В дни после похорон священник то и дело припоминал события той ночи у постели умирающего, так что воспоминание стало невыносимо. Среди всех упреков, какие он себе делал, один печалил его особенно. Жена англичанина настояла на соборовании si es capax, которое применяют для умирающих без сознания. Но этот Бёртон был в сознании, он заметил это в его глазах, наклонившись над ним. Священник даже не попытался поговорить с ним. Вместо этого он сдался перед напором его жены, не осмелившись спросить, желает ли умирающий святых даров, не говоря уже о том, имеет ли он на них право. А ведь он не знал этого человека. Разве так поступает священник? Должна быть возможность узнать правду. До тех пор душе его не ведать покоя. Может, расспросить слуг? Слуги же все знают. К тому же они ответят более правдиво, чем жена, которой он не может доверять именно потому, что она ревностная католичка. Как все запутано. Угрожающе непонятная ситуация.

На воскресной службе Массимо заметил, что его разглядывает какой-то священник. Весьма благородного вида. Казалось, он интересуется Массимо больше, чем мессой. Он выглядел как те слуги Господа, что стоят рядом с богатыми. Молодой, гладко выбритый мужчина с надменным взглядом. Он явно по ошибке оказался в их квартале. Воскресным утром? И почему он разглядывает его? После мессы, на ступенях, священник заговорил с ним.

— Ты Массимо Готти?

— Да, так зовут меня.

— Я могу с тобой немного поговорить?

— Со мной? Но почему, падре?

— Ты служил в доме синьора Бёртона.

— Это так.

— Несколько лет.

— Девять лет.

— Ты общался с синьором?

— Общался? Я же садовник.

— Говорил ли ты с ним иногда?

— Несколько раз.

— Что ты знаешь о его вере?

— Он был верующим.

— Ты уверен?

— Полностью уверен.

— В чем это выражалось?

— Он был хорошим человеком.

— Да, мы надеемся на это, для блага его души. Но и язычник бывает хорошим человеком.

— Язычник? Он не был язычником.

— Его редко видели на мессе.

— В доме есть капелла.

— Ты видел, как он там молится?

— Я работаю на улице.

— Значит, ты не видел, чтобы он молился?

— Он молился. Я об этом точно знаю. Может, где-то в другом месте. Он был очень сильным человеком. И точно не язычник, язычники — другие.

От глуповатого садовника он не узнал ничего. Служанка. Надо надеяться, она знает больше. С ней нетрудно было заговорить на рынке. Однако он не был готов, что она спросит о причинах его интереса. Что ей ответить? Не мог же он признаться в своих сомнениях. Он солгал и запутался в новых ошибках, чтобы достичь ясности о прошлом грехе. Бог мой, во что же он ввязался. Он заверил служанку, что сочиняет некролог для газеты диоцеза, в котором необходимо осветить все стороны синьора Бёртона. Ах, ответила к его изумлению служанка — ее звали Анна, — так значит, вам надо выяснить, был ли он хорошим католиком?

— Это один из интересующих нас вопросов.

— Я сказала бы: да и нет.

— Ты не уверена?

— Нет-нет, я совершенно уверена. Он очень много знал о вере. Порой он рассказывал мне истории святых, которые я еще ни разу не слышала. А вы знали, что святой Иосафат был индийцем? И на самом деле его звали Буда и что-то вроде того.

— И ты верила этим историям?

— О да, его историям нельзя было не верить.

— Но все же ты сомневалась, что он хороший католик.

— И на то были основания.

— Я слышал, в доме была небольшая капелла.

— Вот-вот, именно это я имею в виду. Он никогда туда не ходил. Капеллу посещала только госпожа и иногда я. Она мне разрешала.

— Может, он молился в своей комнате?

— Я никогда этого не видела.

— Может, он не хотел молиться в твоем присутствии.

— Когда он бывал дома, то обычно целыми днями не выходил из кабинета. А там, падре, не было места для молитвы, не было ни распятия, ни изображения нашего Спасителя.

— Понимаю. Замечала ли ты, чтобы он делал что-то необычное?

— Все, что он делал, было необычным.

— Может, ты заставала его в странной позе? Например, сидя на полу или на коленях?

— Нет. Когда я входила, он всегда сидел на стуле. Или шагал по комнате. Иногда что-то декламировал.

— Что именно?

— Я не понимала.

— Конечно, он же был англичанином.

— Это был не английский язык.

— Ты понимаешь английский?

— Ни слова. Да и зачем. Господа превосходно говорили по-итальянски. Но друг с другом — только по-английски. После стольких лет, а я служила больше одиннадцати лет, можно привыкнуть к тому, как звучит английский язык.

— Тогда что это был за язык?

— Я не могу вам ответить.

— Ты не спрашивала его?

— Да что вы, падре!

— На что это было похоже?

— На стихотворение или на молитву. Что-то простое и все время одно и тоже.

— Как рефрен?

— А что это такое?

— Повторение самого важного. Как мы постоянно говорим: во имя Отца и Сына и Святого Духа.

— Наверное, да. Похоже.

— Были ли это отвратительные звуки, которые вырываются из глотки?

— Нет, вообще-то это звучало красиво.

— Слушай внимательно, походило ли это на: Бисмиллах-хир-рахман-нир-рахим?

— Нет, не так.

— Или так: Лаа-иллаха-илаллах?

— Да. Похоже. Вам это знакомо? Точно, именно так.

— Боже мой!

— Я сказала что-то неправильное, падре?

— Что же я наделал!

— Что такое, падре?

— Он был магометанином, проклятым магометанином.

= = = = =

Вечернее солнце пригладило черепичные крыши, когда он отважился пойти дорогой, которой хотел бы избежать. К епископу, к своему исповеднику. Он описал ему свои сомнения, которые распространились в нем, как грибница. Которые одолели его после разговора со служанкой. Он боялся этой беседы, не решаясь открыто высказать все, что его томило. Однако упреки, которые он себе уже рисовал, пожалуй, не удивили бы его столь сильно, как абсолютно спокойная реакция епископа. Он рассмеялся с тем достоинством, каким обладает человек, живущий в палаццо. Когда тебе по рождению даровано это положение. А священнику, напротив, пришлось учиться, он взбирался по ступеням образования, но все равно его одурачил тот, у кого было больше власти, больше самоуверенности. Вижу, я должен был посвятить вас, невозмутимо промолвил епископ. Видимо, я забыл упомянуть, что я самолично принимал исповедь у синьора Бёртона.