Луи-Фердинанд Селин - Смерть в кредит

• Название: Смерть в кредит
• Автор: Луи-Фердинанд Селин
• Жанр: Проза
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-17-086812-4

Луи-Фердинанд Селин (1894–1961) – самый скандальный, самый противоречивый, самый несчастный и самый талантливый французский писатель XX века. Всю жизнь он стремился вырваться из нищеты – и всю жизнь работал, как проклятый, за гроши. Пытался растолкать одурманенный алкоголем и одураченный правителями народ – а в ответ получал ненависть. Указывал на истинных зачинщиков кровопролитных войн – а его клеймили как нациста и антисемита. Будучи по образованию врачом – сам серьезно болел из-за полученного на войне ранения и тягот тюремного заключения. Страстно любил Францию – а пришлось быть изгнанником в Данию. Одни возвеличивали его как гения, другие ниспровергали как амбициозное ничтожество. «Селин остается самым великим из современных французских романистов… с могучим лирическим даром», – утверждал драматург Марсель Эме. «Отвращение к Селину возникло у меня почти сразу… Терпеть не могу литературу, бьющую на эффект, ибо она охоча до клеветы и копания в грязи, ибо взывает к самому низменному в человеке», – возражал нобелевский лауреат Альбер Камю.

Сам же себя Селин называл «мандарином бесчестия» и «рыцарем Апокалипсиса».

Одна из самых шокирующих его книг – «Смерть в кредит» (1936). В ней писатель, не стесняясь в выражениях, жестко и надрывно описал все уродства жизни парижского дна, которые он наблюдал в юности. Читая о воинствующем аморализме, вы всеми порами ощутите мерзость окружающей обстановки с ее беспросветной безысходностью и ложью. Однако роман вызывает неоднозначные эмоции. С одной стороны картины абсурда и несправедливости пробуждают чувство негодования и протеста. А с другой – вызывает удивление какое-то почти мазохистское упоение автора хаосом. Но в этом и есть весь Селин, произведения которого до сих пор вызывают яростные споры и разноголосицу мнений.

---

Передо мной был маленький человечек, с головой, крепко обтянутой кожей, и голосом старой сводни, очень хитрый, неприметный, в платье из шелка с разводами и в шлепанцах на дощечках, одним словом, настоящая обезьяна, к тому же в какой-то бесформенной шляпе… Сначала он почти ни на что не реагировал… Но все же я заметил, что поразил его таким большим выбором колдовских штуковин… мандрагорами… всеми этими медузами в форме спирали… самофракийскими брошками… Для китайца это заманчиво!.. Потребовалось довольно много времени, чтобы осмотреть весь мой ассортимент…

Наконец он отбрасывает свое показное равнодушие… Он откровенно взволнован… Даже воодушевлен… Просто ликует… От нетерпения путает слова… В конце концов он говорит мне следующее: «Я думаю, мой милый юноша, что я в состоянии вам помочь…» И продолжает…

Он знает одного ценителя около Люксембургского сада… Одного чрезвычайно приличного господина… Настоящего ученого… который страстно любит драгоценности, выполненные в высоком стиле и с большим искусством… как раз то, что мне надо… этот тип – маньчжурец, он приехал в отпуск… Китаец сообщает мне, как надо держать себя… Не следует говорить слишком громко… Тот не выносит шума… Он дает мне его адрес… Правда, не в каком-нибудь там шикарном отеле, а на улице Суфло… Китаец с Сен-Лазар просит для себя лишь «комиссионные»… Если я получу заказ… только пять из ста… Это еще по-божески… Я подписываю его бумажку… И не теряя ни секунды… Тут же, на улице Мартир, вскакиваю в омнибус «Одеон».

* * *

Я нахожу моего ценителя. Показываю свои карточки, представляюсь. Раскладываю образцы. Он еще более сморщенный, чем тот… И тоже носит длинное платье. Он просто очарован тем, что я принес… От вида таких великолепных вещей он становится чрезвычайно разговорчивым…

Показывает мне на карте, откуда он… С конца света… и даже еще дальше, влево за поля карты… Это был настоящий мандарин в отпуске… Он хотел, чтобы ему сделали украшение, и обязательно резное… У него была даже намечена модель. Он хотел, чтобы я ему выполнил настоящий заказ!.. Он объяснил мне, где я могу ее скопировать… В музее Гальера[55], на третьем этаже, в центральной витрине… Чтобы я не ошибся, он набросал маленький эскиз. И написал большими буквами название: ШАКЬЯ-МУНИ, так это называлось… Бог Счастья!.. Ему хотелось иметь точь-в-точь такого же, в форме булавки для галстука, ибо он меня предупредил: «Я одеваюсь по-европейски. Я вершу справедливость!»

Удивительно… Он полностью мне доверял. Он вручил мне 200 франков прямо в руки, на покупку драгоценного металла… Так было удобнее. Чтобы не терять времени…

Я уверен, что сам стал похож на Будду, когда брал у него две купюры… Я не привык к подобному обращению… Поднимаясь по Бульварам, я напевал… Потребовались бы немалые усилия, чтобы привести меня в чувство, у меня буквально помутилось в голове…

Наконец, я прихожу на улицу Эльзевир… Рассказываю, что со мной приключилось… Вот она, неожиданная удача!.. Возрождение ремесла резьбы! Как и предсказывал Горлож!.. Все дружно чокаются, пьют! Меня обнимают!.. Мирятся между собой!.. Надо разменять двести франков! Это уже больше, чем сто пятьдесят…

* * *

Вместе с Горложем мы отправляемся в музей, чтобы срисовать знаменитую фигурку. Очень забавная, совершенно одна в маленькой витрине, невозмутимо сидела на крошечном стульчике, улыбаясь сама себе, рядом был посох…

Это заняло у нас много времени, сначала надо было срисовать, а потом уменьшить эскиз в сто раз… Мы сделали маленький макет… Все шло замечательно. Я пошел с Робером на улицу Франкер в еврейско-швейцарский магазин купить золото 18-й пробы, сразу на сто франков и плюс на 50 для пайки… Этот маленький сверток тщательно прячут и закрывают в ящике на два оборота… Вот уже четыре года не случалось такого, чтобы металл всю ночь оставался на улице Эльзевир… Когда моделировка была закончена, фигурку отправили в формовку… Три раза подряд ее там портили! И каждый раз нужно было начинать сначала… Литейщики ничего в этом не смыслят!.. Время шло… Уже все стали нервничать… И вот они все же что-то уловили. В общем, это было неплохо… Бог начинал обретать форму… Оставалось его закончить, очистить поверхность металла и приступить к работе резцом…

Как раз в это время произошла небольшая неприятность… За Горложем явились жандармы… Весь дом пришел в волнение… Ему нужно немедленно отправиться на четырехнедельные сборы… Отсрочка невозможна… Он уже все исчерпал… Он больше не может уклоняться от больших маневров… Приходилось оставлять «Бога Счастья» незавершенным… Здесь нельзя было заканчивать на скорую руку… Требовалась тщательная отделка.

Так как договориться было уже нельзя, Горлож решил следующее… Пусть Антуан закончит дело… Он завершит работу не спеша… А я ее доставлю… Останется только получить сто франков… За ними Горлож пойдет сам!.. Он об этом недвусмысленно заявил… Как только вернется со сборов… Он по-прежнему никому не доверял…

Если работа понравится нашему китайцу, мы сделаем ему других Шакья-Муни, целиком из золота! Мы, конечно же, не остановимся на такой малости. Будущее представлялось нам в розовом свете… Кто знает, может быть, возрождение ремесла резьбы придет с Дальнего Востока… Ах! вся наша лестница буквально гудела от этой истории, от нее лезли на стенку мастера со всех этажей, наша удача оглушила их! Необыкновенный взлет! Повсюду рассказывали, что мы получаем чеки из Пекина!

Горлож тянул до последней секунды. У него могли быть неприятности. Они продолжали заниматься с Антуаном маленьким человечком. Последние совсем бессмысленные детали, такие крошечные и незначительные, что даже в лупу их нельзя было как следует рассмотреть… Неуловимая улыбка… Это было трудно передать!.. Они вырезали каждую черточку острым резцом, заточенным, как коготь… Прибавить было почти нечего… Это была копия «тик в тик»! Но все же лучше, чтобы Антуан еще подумал… Дня четыре или пять… Тогда это будет превосходная работа…

Горлож наконец решился, ему все-таки нужно было ехать. Жандармы пришли опять…

На следующий день я застал его полностью облаченным в солдатскую форму… Он был в огромной куртке, собиравшейся в складки, с двумя пуговицами и воротничком, с уголками, отогнутыми, как у кулечка с жареным картофелем… В кепи с зеленым помпоном и хорошо подогнанных штанах красного цвета… В таком виде он и вышел… Малыш Робер нес его сумку. Она была основательно нагружена, во-первых, тремя камамберами, разумеется, самыми «зрелыми», что заметили все[56]… плюс двумя литрами белого и маленькими бутылочками пива, сменой носков… и вязаной ночной рубашкой для сна на воздухе…

Соседи толпой спускались вниз, одетые по-домашнему, в шлепанцах… Они с шумом заполнили двор… Все желали ему удачи… Я проводил Горложа до самого Восточного вокзала за перекрестком Мажента. Отъезд сильно взволновал его, особенно из-за заказа. Он снова и снова повторял свои наставления. Он никак не мог смириться с тем, что не может закончить все сам… Наконец он попрощался со мной… Наказал мне быть умным… И стал читать расписание… Вокруг было полно всякого сброда… Какие-то хрипящие субъекты перегородили дорогу и знаками выражали нам свое расположение… Мне надо было сматываться…

На улице Эльзевир, когда я проходил мимо будки привратницы, старушка окликнула меня.

– Эй, послушай! – сказала она. – Иди сюда, Фердинанд!.. Скажи-ка, он уехал?.. Все же решился! И он хорошо подготовился?.. Ему там не будет холодно! Скорее жарко! К счастью, он взял, что выпить. Эти маневры ему еще выйдут боком! Черт! Подложили свинью! Этому твоему рогоносцу придется попотеть!..

Она говорила это, чтобы ввести меня в курс дела и самого заставить немного разговориться. Я ничего не отвечал. С меня уже было достаточно сплетен. Ах! конечно же! Возможно, я становился излишне подозрительным… Но я был прав… Скорее, я был слишком доверчив!.. Очень скоро я убедился в этом.

* * *

Как только хозяин отвалил, малыш Робер больше не сдерживался. Он сгорал от нетерпения увидеть, как трахаются Антуан с хозяйкой.

Он говорил, что это должно произойти и что это неизбежно… Страсть к подглядыванию была у него в крови.

В течение первой недели ничего особенного не было заметно… Теперь я должен был заниматься поддержанием функционирования мастерской, искать починку на улице Прованс и на Бульварах… Я приносил все, что попадалось. Этого только-только хватало! Я больше не шатался со всей коллекцией. Мое положение изменилось…

Антуан продолжал работу над маленькой статуэткой, доводил ее до совершенства. Он был способным. И вот через неделю хозяйка вдруг переменилась ко мне. Она, всегда державшаяся на расстоянии и почти не разговаривавшая со мной в присутствии Горложа, внезапно стала любезной, кокетливой и нервной. Сначала я думал, что это притворство. Но в конце концов все же поддался. Я решил, что, возможно, это потому, что я стал приносить больше пользы… Потому что находил небольшую работу?.. Правда, надо сказать… денег это не давало…