Анаис Нин - Генри и Джун

• Название: Генри и Джун
• Автор: Анаис Нин
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Эротика
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-699-60834-8

В основе этой книги — откровенный, чувственный дневник Анаис Нин, история ее отношений с Генри Миллером и его женой Джун. Это история внутреннего освобождения и раскрепощения женщины, отказа от догм и стереотипов.

Книга легла в основу знаменитого фильма Филиппа Кауфмана «Генри и Джун» с блестящими Умой Турман и Марией ди Медейруш в главных ролях.

---

— Я не сказал вам ничего обидного?

Хочу на этих последних страницах описать вчерашнюю радость. Ливень поцелуев Генри. Толчки его плоти, когда я изогнулась всем телом, чтобы он смог глубже войти в меня. Если бы ему сегодня пришлось выбирать между мной и Джун, он говорит, что отверг бы ее. Генри уверяет, что легко может себе представить, будто мы поженились и счастливо живем вместе.

— Нет, — говорю я полушутя-полусерьезно, — Джун у тебя единственная. А я делаю тебя больше и сильнее — для нее.

Смешно, но это правда, у меня нет выбора.

— Ты скромничаешь, Анаис. Ты еще не осознала, что смогла дать мне. Джун может затмить другая женщина. То, что дает мне Джун, я способен забыть с любовницей. Но ты… У меня могла бы быть после тебя тысяча женщин, и все они вместе не затмили бы тебя!

Я слушаю Генри. У него прекрасное настроение, и, хотя он, конечно, преувеличивает, мне очень приятно. Да, в этот момент я понимаю неповторимость и Джун, и свою собственную. На меня нисходят покой и умиротворение. Я всматриваюсь в свое отражение в глазах Генри, и… что я вижу? Молодую женщину, которая ведет дневник, рассказывает истории братьям, много плачет без причины, пишет стихи, женщину, с которой можно поговорить.

Июнь

Вчера вечером мы с Генри пошли в кино. Когда события в фильме приняли трагический оборот, он крепко сжал мою руку. Мы как будто делились друг с другом восприятием картины. В такси, по дороге на встречу с Хьюго, мы целовались. Я не могла оторваться от Генри, просто потеряла голову. Я поехала с ним в Клиши. Он так проник в мое тело и сознание, что когда я вернулась в Лувесьенн и заснула рядом с Хьюго, мне продолжало казаться, что я лежу в объятиях Генри. Всю ночь рядом со мной был Генри. Во сне я обвивалась вокруг него, а наутро обнаружила, что лежу, тесно прижавшись к Хьюго, и мне потребовалось довольно много времени, чтобы понять, что это не Генри. Хьюго думает, что этой ночью я была такой нежной и ласковой с ним, но я любила и целовала Генри.

Алленди добился от меня полной откровенности, и я пришла, готовая к разговору о моей фригидности. Признаю, что когда я наслаждалась близостью Генри, то боялась забеременеть и полагала, что мне не следует слишком часто испытывать оргазм. Но несколько месяцев назад один русский врач сказал, что я и не могла легко забеременеть, да и вообще, чтобы иметь ребенка, мне требуется операция. По этому страх перед нежелательной беременностью прошел. Алленди говорит, что одно то, что я ни разу за все семь лет семейной жизни не пыталась успокоить себя на этот счет, говорит, что для меня это было неважно: я использовала страх как предлог, чтобы не доводить совокупление до конца. Когда страх ушел, я смогла понять истинную причину своих чувств. Я сформулировала Алленди свое беспокойство по поводу так называемой вынужденной пассивности женщины. В двух случаях из трех я продолжала играть пассивную роль и ждала активных действий от мужчины, как будто не хотела нести ответственность за свои ощущения.

— Вы поступали так, чтобы ослабить чувство вины, — начал объяснять Алленди. — Вы не хотели быть активной и чувствовали себя не такой виноватой, если доминировал ваш партнер.

После предыдущего разговора с Алленди я почувствовала в себе некоторые изменения и стала проявлять больше активности с Генри. Он заметил это и сказал:

— Мне очень нравится, как ты теперь со мной трахаешься.

Я почувствовала дикую радость от его слов.

Меня очень удивляют рассказы Генри об агрессивности Джун, о том, как она искала близости с ним тогда, когда хотела ее. Когда однажды я попробовала быть такой же агрессивной, у меня просто испортилось настроение, мне стало стыдно. Сейчас я ощущаю своего рода психический паралич, он в чем-то схож с тем, что происходит с Эдуардо, только для мужчины это гораздо серьезнее.

Алленди заставил меня признать, что, после того как я приходила на психоанализ в прошлый раз, я смогла полностью на него положиться, он мне очень понравился. Что ж, я соглашаюсь, раз уж это так необходимо для успешного психоанализа. В конце нашей встречи Алленди уже мог произносить слово «фригидность», и я не обижалась. Я даже смеялась.

Он заметил одну интересную деталь: я стала гораздо проще одеваться. Мне стали меньше нужны оригинальные наряды. Я готова носить самую простую одежду. Моя прежняя была внешним выражением глубоко скрытой неуверенности в себе. Неуверенная в своей красоте, я, по словам Алленди, надевала яркие, броские вещи, которые выделяли бы меня среди других женщин.

— Но если я стану счастливой и обыкновенной, — возразила я, смеясь, — искусство создания костюма, которое существует благодаря обыкновенному комплексу неполноценности, просто умрет.

Вот она, патологическая основа творчества! Что будет с создателем, с творцом во мне, если я стану нормальным человеком? Или я просто наберусь сил и стану полнее удовлетворять свои инстинкты? Возможно, у меня разовьются другие, более интересные болезни. Алленди уверяет, что мне было очень важно приспособиться к реальной жизни.

Мое счастье находится в подвешенном состоянии, все мое будущее зависит от следующего шага Джун. А пока я жду. Когда я думаю, что мне нужна новая тетрадь для дневника, меня охватывает суеверный страх. Эта тетрадь почти вся посвящена Генри. Если придется написать на первой странице новой тетради «Приехала Джун», я пойму, что потеряла моего Генри. Я останусь с блокнотом в пурпурной обложке, с этой книгой радости и счастья. И все. Она была так быстро написана, так быстро прожита.

Любовь облегчает жизнь. Поразительно: стоит Генри подойти к столику в кафе, где я жду его, или открыть двери нашего дома, как у меня поднимается настроение. Никакое письмо, даже то, в котором хвалят мою книгу, не может обрадовать меня больше, чем обыкновенная записка от него.

Когда Генри пьян, он становится простым и сентиментальным, как простой обыватель, начинает расписывать нашу совместную жизнь, словно я его жена:

— Ты никогда не будешь выглядеть прекраснее, чем в те моменты, когда, засучив рукава, работаешь для меня. Мы могли бы быть так счастливы! Ты бы забросила свое творчество!

О-о-о, этот немецкий муж! Я смеюсь. Значит, я забрасываю свое писательство и становлюсь женой гения. Я хотела этого больше всего на свете, но только без работы по дому. Я бы никогда не вышла за него замуж. О нет! Я знаю, что Генри восхищен той свободой, которую я ему предоставляю, но я знаю и что он ужасно ревнив и никогда не позволил бы мне делать то, что я хочу.

Когда я вижу, что моя любовь делает Генри таким счастливым, то уже не уверена, стоит ли по-прежнему изображать, будто я обманываю его, продолжать так издеваться над ним. Я не хочу вызывать в Генри болезненную ревность.

Фред неосознанно играет в моей жизни особую роль — он отравляет мое счастье, говорит, что любовь Генри неадекватна моей. Он считает, я не заслуживаю такой полулюбви. По его мнению, я стою чего-то необыкновенного. Да черт возьми! «Полулюбовь» Генри значит для меня гораздо больше, чем полноценная любовь тысячи мужчин.

Я на минуту представила себе мир без Генри и поклялась, что в тот день, когда потеряю его, уничтожу в себе всякую чувствительность и способность к настоящей любви, устрою дикий дебош. После Генри мне больше не нужна будет любовь. Только секс. Это — во-первых, а во-вторых — одиночество и работа. И больше никакой боли.

Пять дней мы с Генри не виделись из-за всяческих мелких дел, и я с трудом переносила разлуку. Не выдержав, я попросила, чтобы он заглянул ко мне хотя бы на часок, между двумя другими запланированными встречами. Мы недолго поговорили, а потом отправились в ближайшую гостиницу. Как сильно он мне нужен! Только в его объятиях я чувствую себя спокойно. После часа, проведенного с Генри, я смогла жить дальше, выполнять то, чего мне вовсе не хотелось, встречаться с людьми, которые меня не интересуют.

Гостиничный номер ассоциируется у меня со сладострастием, удовольствием, полученным украдкой. Возможно, то, что я так долго не видела Генри, сделало меня еще ненасытнее. Я часто мастурбировала, не испытывая ни угрызений совести, ни недовольства собой. Впервые в жизни я узнала, что такое голод. Я набрала четыре фунта, все время безумно хочу есть, еда доставляет мне неповторимое удовольствие. Никогда раньше я не ела так много и не получала при этом столько радости. У меня сейчас всего три желания: есть, спать и трахаться. Меня возбуждают кабаре. Я хочу слушать громкую музыку, видеть новые лица, протискиваться сквозь толпу, много пить. Прекрасные женщины и мужчины возбуждают во мне бешеное желание. Я хочу танцевать. Мне хочется насладиться наркотиками. Я хочу познакомиться с развратниками, тесно с ними общаться. Меня не интересуют наивные лица. Я хочу вгрызаться в жизнь, разрываться на части. Генри не дает мне всего этого. Я вызвала в нем любовь. Будь она проклята! Он умеет трахать меня, как никто, но мне необходимо нечто большее. Я опускаюсь на дно, в ад, в преисподнюю… Неистово, бешено, дико…