Вильялмур Стефанссон - Гостеприимная Арктика

• Название: Гостеприимная Арктика
• Автор: Вильялмур Стефанссон
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 1948

Гостеприимная Арктика (полное название «Гостеприимная Арктика: Рассказ о пяти годах в полярных краях», англ. The Friendly Arctic: The Story of Five Years in Polar Regions) — книга канадского полярного исследователя Вильялмура Стефансона, в которой описывается Канадская арктическая экспедиция под руководством Стефансона, проходившая в 1913—1918 гг. Опубликована впервые в нью-йоркском издательстве Макмиллана в 1921 г. с предисловием экс-премьер-министра Канады Роберта Бордена.

Как отмечал современный автору рецензент, «один из важнейших уроков книги Стефансона — до какой степени являются целиком ошибочными многие из общепринятых мнений об арктическом регионе»:

На первый взгляд может показаться, что слово «гостеприимный» в названии книги употреблено лишь затем, чтобы подчеркнуть, что в арктических областях Стефансон встретил дружески расположенных людей, — тем более что он уже описал в своей предыдущей книге доброту и гостеприимство эскимосов. Однако значение этого слова здесь гораздо шире, с его смыслом непосредственно связано то, что и делает саму экспедицию настолько выдающейся и пионерской. Стефансон имеет в виду, что северный полярный регион сам по себе дружественен и гостеприимен по отношению к человеку — что он, вопреки всем предвзятым мнениям, вовсе не является бесплодным, безжизненным, неприступным необозримым пространством, угрожающим смертью от голода или невыносимого холода.

---

Я мог идти гораздо скорее других, так как тяжело нагруженные собаки проходили в час не более 1,5 миль. Когда не надо было охотиться, я занимался тем, что набрасывал кроки береговой линии. Иногда я спускался к самому берегу и шел вдоль него 1–2 мили, собирая плавник, и ставил бревна так, чтобы они торчали из снега и могли служить нам в качестве вех будущей зимой, если бы нам пришлось проделать снова этот путь.

Пройденная нами за несколько дней местность представляла собою песчаную почву, на которой росло нечто вроде вереска, мало пригодного для горения. Но Арктика как бы компенсирует это тем, что на песчаной почве, кроме того, растет особый вид ивы, засохшие и побелевшие корни которой не раз служили нам топливом. Иногда мы располагались на ночь на самом берегу, где находили плавник.

10 сентября к вечеру я взобрался на высокий холм и разглядел в нескольких милях к югу песчаную косу мыса Келлетт. За исключением мыса Барроу и северной оконечности Аляски, это самая большая песчаная коса в Арктике. В течение четверти часа я с вершины холма напряженно рассматривал в бинокль окрестности, сначала торопливо — в поисках корабля, затем внимательно — в поисках какого-либо знака, оставленного теми, кто мог интересоваться нами. Но не было видно ничего, сделанного человеческими руками.

В подавленном настроении я занялся сооружением знака, который был бы виден невооруженному глазу на расстоянии 5–6 миль и помог бы ориентироваться моим товарищам, отставшим от меня на расстояние 4–5 миль. В оставленной записке я не упоминал о постигшем нас разочаровании, так как полагал, что товарищи сами сделают соответствующие выводы. В ней было кратко сказано: «Остановитесь лагерем на берегу в полумиле к юго-западу отсюда».

Затем я прошел полмили к востоку вдоль цепи холмов, так как наш запас мяса иссякал, и надо было добыть еще одного карибу; я предполагал остаться на мысе Келлетт 3 или 4 дня. С холмов открывался вид на красивую долину, идущую к востоку, с равнинами и холмами, покрытыми травой со всех сторон. В 8 или 10 милях к северо-востоку на холме виднелись карибу; они находились слишком далеко, чтобы можно было застрелить их, но самое их присутствие внушало уверенность, что здесь, как и повсюду, мы нашли бы себе пищу, если бы вздумали остановиться.

Придя в лагерь, я нашел там, как и ожидал, полное уныние. Мы были уверены, что найдем на мысе Келлетт какой-нибудь оставленный для нас знак, так как надеялись на наши собственные суда. Кроме того, Лэйн с «Белого Медведя» обещал мне, в случае отказа моих судов идти к Земле Бэнкса (чего он опасался больше, чем я, так как имел дело с участниками нашей экспедиции в течение зимы) и оставить на мысе Келлетт кое-какие припасы для меня. Мы условились, что он оставит пару винтовок с патронами, немного керосина, две-три керосинки, палатку, немного одежды и какого-либо продовольствия, не рискующего быть съеденным медведями. Я предупреждал Лэйна, что продовольствие особого значения не имеет; действительно, сейчас нам пригодились бы главным образом патроны, керосин и т. п. Но важнее всяких припасов была бы моральная поддержка, сознание, что мы не забыты.

Здоровым людям, живущим на открытом воздухе, трудно долго предаваться унынию. После 1–2 часов пребывания в мрачном настроении я стал находить в нашем положении различные романтические возможности и прочел моим спутникам целую проповедь на ту тему, что неудача должна послужить стимулом к дальнейшей деятельности. Я подчеркнул, что, чем значительнее препятствия, тем больше достижения, и закончил другими, столь же шаблонными истинами. Хотя нам недоставало многого, у нас все же были все возможности не только для того, чтобы без особых лишений прожить зиму, но и чтобы предпринять весною научно-исследовательскую экспедицию, например, пройти к о. Виктории и закончить составление его карты между наиболее отдаленными пунктами, достигнутыми экспедициями Мак-Клюра и Амундсена. Таким образом мы выполнили бы полезную географическую работу и опровергли бы (если мы этого еще не сделали) теорию, что провести в Арктике зиму безопасно и комфортабельно можно только с помощью судов и подвоза припасов извне. Земля должна была вскоре покрыться снегом, из которого можно было строить чистые и удобные хижины, и у нас еще оставалось больше 200 патронов, что означало 8 000 кг жира для топлива и мяса для еды.

Но у Стуркерсона оставалась на материке семья, а Уле мечтал о покупке шхуны и выгодной промысловой экспедиции к берегам Сибири. Оба товарища согласились со мной, что можно было провести на Земле Бэнкса зиму и весной продолжать работу, но считали, что игра не стоит свеч, и напомнили мне о моем обещании, что в случае неприбытия корабля мы направимся на материк, как только зимние морозы затянут полыньи и дневной свет даст возможность двинуться в путь.

ГЛАВА XXIV. МЫ НАХОДИМ «МЭРИ САКС»

На следующее утро мы решили спуститься к самому мысу и пройти еще несколько миль, прежде чем окончательно отказаться от надежды найти корабль или знак, или хоть письмо. По обыкновению я шел впереди. Пройдя 1,5 мили, я заметил на мягкой почве береговой отмели почти свежие следы человеческих ног. Я тотчас понял, что это означало; не без иронии я вспомнил вчерашний вечер, когда мы чуть было не приняли «героического» решения остаться еще на год с имевшимися у нас ресурсами; если бы оно было принято, мы имели бы право гордиться, и притом без всякого риска для себя: замеченные мною следы означали, что помощь была близка.

Я находился так близко от лагеря, что мог подать туда знак, махая рукой. Сделав это, я не стал останавливаться, чтобы писать записку, а только поставил здесь камень стоймя, так как знал, что следы сами по себе скажут Стуркерсону и Уле так же много, как и мне. Следы сапог с каблуками указывали на присутствие белого человека. Для меня это было самым радостным впечатлением за всю мою жизнь. Пройдя с полмили, я наткнулся еще на один след. На этот раз на подметке заметны были насечки, — такая резиновая обувь имелась у кое-кого из научных сотрудников нашей экспедиции. Становилось еще более вероятным, что тот, кто оставил следы, прибыл на одном из наших судов (тогда как сначала я предположил, что он прибыл на «Белом Медведе», так как Лэйн обещал прийти, если наши суда не явятся).

Дальше на протяжении 3 миль я не нашел больше следов, хотя искал их очень тщательно. Но, пройдя еще милю к востоку вдоль побережья и поднявшись на холм, я увидел с него верхушки двух мачт. Сначала я не верил собственным глазам: почему-то мне показалось странным видеть судно на Земле Бэнкса, где оно, собственно говоря, и должно было быть.

Я побежал вперед, так как мне пришло в голову, что судно лишь ненадолго остановилось на якоре и может отплыть. Когда я пробежал полмили, передо мной открылась вся бухта; к моему удивлению и огорчению, я узнал «Мэри Сакс». Она была разгружена и вытащена на берег, а команда занималась постройкой дома. Я пошел медленнее, раздумывая, что помешало «Полярной Звезде» прийти и почему «Мэри Сакс» находилась на земле, а не на воде. Кораблекрушения явно не было, все имело слишком аккуратный вид.

По мере того как я приближался, люди мельком оглядывались на меня, но, по-видимому, я не привлекал их особенного внимания. Это было понятно: очевидно, часть команды была на охоте, и меня принимали за кого-либо из своих, возвращавшегося домой. Подойдя поближе, я узнал Джима Кроуфорда, несшего дерн. Пока я приближался, капитан Бернард несколько раз оглядывался на меня, потом отвернулся и медленно направился к пароходу. Я был в 10 или 15 м от Кроуфорда, когда он, взглянув на меня в третий или четвертый раз, увидел, наконец, что я не принадлежу к их партии. Я не помню, что он держал в руках в этот момент, но ясно помню, что он выронил то, что держал. Он мне говорил потом, что сначала принял меня за кого-то из своих охотников. Когда он убедился в своей ошибке, то был очень удивлен и решил было, что я эскимос, но не мог сообразить, к какому племени я принадлежу. Он слышал, что туземцы о. Виктории отличались от эскимосов, которых он знал в Аляске, но ему случалось видеть одежду туземцев о. Виктории, а я был одет по аляскинскому образцу. Кроме того, Кроуфорд знал, что у туземцев есть только луки и стрелы, а у меня в руках было ружье. Все эти противоречия совершенно сбили его с толку. Он узнал меня только тогда, когда я заговорил с ним и назвал себя. И даже после этого он несколько секунд простоял пораженный, безмолвно и неподвижно.

Однако Кроуфорд, наконец, понял, кто я такой, повернулся и закричал Бернарду: «Стефанссон жив! Он здесь!» Это произвело на Бернарда большее впечатление, чем мое собственное появление на Кроуфорда. Через несколько секунд началась такая суматоха, какой только можно было пожелать. В один момент меня окружили участники экспедиции. Но прошло еще несколько минут, пока они вполне осознали факт моего присутствия среди них и пока я, в свою очередь, понял, каким образом они тут очутились и в каком положении они находились. Я ожидал, конечно, что они мне обрадуются, но не понимал, почему их так сильно удивило мое появление. Я думал, что они прибыли к Земле Бэнкса, чтобы встретиться со мной, и должны радоваться тому, что эта встреча состоялась. Поэтому их поведение казалось мне странным и только тогда стало мне понятным, когда я узнал, что они не ожидали найти меня в живых и пришли на Землю Бэнкса, исключительно подчиняясь «воле усопшего».