Евгений Рейн - Избранное

• Название: Избранное
• Автор: Евгений Рейн
• Издательство: Третья волна
• Жанр: Поэзия
• Год: 1993

Книга знакомит отечественных и западных любителей изящной словесности со свободной русской поэзией, включает в себя избранные стихотворения Евгения Рейна.

---

ВЗГЛЯД С КРЫЛЬЦА ДОМА ПОЭТА В СЕЛЕ МИХАЙЛОВСКОМ

Крыльцо елозит под ногой — обледенело,
А мне приплясывать, скользить — забава,
Однако все же посмотри налево,
И прямо тоже, и потом направо.

Там за рекой поля — края снега,
Лес первый, лес второй, лес третий —
Такая тихость, глубина, нега,
Какую никогда, нигде не встретить.

А дальше что? Пойдет тайга, чащи,
алтайский брег или чухонский омут.
Но даже конь и аппарат летящий
Преодолеть пространство это могут.

А дальше что? Стоит сырой Лондон,
Зеленый лавр венчает путь к Риму.
Среди холмов латинских торф болотный,
Столь не похожий на родную глину.

А тут снега идут — сугроб до неба.
А наметет еще — дойдет до бога.
И жизнь тиха — от кабинета
Вся умещается — и до порога.

Когда метель стучит, как дождь с громом,
А жар от печек, что тоска, угарен,
Сидит и цедит кипяток с ромом
В селе Михайловском его барин.

ТАРУСА

М.Л.

Пустая гостиница стонет:
Мой номер велик и дощат,
И слышно бывает спросонья,
Когда половицы трещат.

Стоит бесконечная осень
Над медленной русской рекой,
И веет теплом кисло-сладким,
И тянет прохладой грибной.

А жирный чугун сковородки,
Косое хмельное стекло,
Душистая шерсть одеяла
И днем увлекают в постель.

Зато, когда выйдешь под вечер,
Холодного пива хлебнешь
И сядешь над бойкой водою,
С размаха побрызгав в лицо.

Тогда безутешная ясность
Встает, как ночная заря, —
Как славно пожить здесь до смерти,
Но тут оставаться нельзя.

Должно еще что-то случиться,
А что, разберемся потом.
Граница, гробница, грибница —
Мерещатся ночью слова.

БРАТЬЯМ ЧИЛАДЗЕ

Кутеж над озером. Вечерняя прохлада.
Два гитариста пробуют струну.
Несут цыплят, и жирная бумага
Под шашлыком скоробилась в длину.

Вода и горы — вас совсем не видно,
Но ясно: где-то вы недалеко.
И чудно так от сердца отлегло,
И стало так свободно и невинно!

Да, что там говорить — я просто пьян,
Меня волна отравленная тянет.
Но это ничего — я, гидроплан,
Взлечу, когда дыханья недостанет.

Перемешаю мясо и чеснок,
Вино и соус, зелень и стаканы.
О, Господи, как их не валят с ног
Литровые пустые истуканы?

Иссохший сад дремучего стекла,
Ты разорен, но я в тебе блуждаю,
Я заплутал и около стола
Хозяев, как умею, ублажаю.

«Хотите-ка, ребята, я спляшу,
Хотите — выпью? Ну, какая малость!
Да что вы? Никуда я не спешу!
Куда спешить? Машина поломалась!

Я рад! Я раньше где-то вас встречал,
Вы оказали важную услугу
В начале. Да, начале всех начал,
Соединив свиданье и разлуку».

«На холмах Грузии лежит ночная мгла…»
Теперь спеши. Душа на все готова.
Я слышу крик полночного орла —
Последнее напутственное слово.

ВОЗДУШНЫЙ КАЛЕНДАРЬ

Как пасмурно сверкает
Вечерняя Нева!
Полнеба задвигает,
Свергает синева.

Колени охвативши,
Сидеть, глядеть бы вдаль.
Спеши, спеши потише,
Воздушный календарь.
И та, что через двадцать
Минут придет сюда,
Она, быть может статься,
Одна — твоя судьба.
Два синих парохода
Зашли за синий мост,
Два долгих перегона
До ледовитых звезд.
Тогда поголубеет
Последний синий ряд,
И сразу огрубеет
Удобный твой наряд.
И вместо юбки тонкой,
сатина полотна,
Тебя сукном жестоким
Обтянут холода.
Примерзнут пароходы,
Разорены, мертвы;
Продернут переходы
Сквозь рукава Невы.
Но ведь никто не знает:
Зима наступит, нет?
И всякий называет
Один любимый цвет.
Что может быть синее
Зеленого зрачка?
И есть ли что сильнее
Такого пустячка?

КОГДА-ТО В ТАЛЛИННЕ

Взглянуть бы на старые шпили,
На старые камни взглянуть —
И там, где вдвоем проходили,
Балтийского ветра глотнуть.

Когда это все-таки было?
Хотя бы припомнить сперва.
О, как же меня закрутило,
Пока моя память спала.

Когда бы все точно припомнить —
До штопочки на рукаве,
Припомнить, как город приподнят,
А башни стоят на горе.

Как плещется мелкое море,
Как флаги летят на ветру,
А кофе в тончайшем помоле
Крепчает и тает во рту.

И комнаты темной убранство,
И тушь от расплывшихся век,
Любви молодое упрямство,
Автобусов дальний разбег.

Я снова сойду в Кадриорге,
Я жду на трамвайном кольце…
И столько воздушной тревоги
В твоем непонятном лице.

Опять поспешу я с вокзала
На башни твои поглядеть,
И встанут года из развала,
И прошлое сбудется впредь.

ЧЕРНАЯ МУЗЫКА

Е.Е.

Их встретили где-то у польской границы,
И в Киев с восторгом ввезли украинцы.
В гостинице давка, нельзя притулиться,
Но гости под сильным крылом «Интуриста»
Сияли оттенками темной окраски
И мяли ботинками коврик «Березки».
А наичернейший, трубач гениальный
Стоял и курил. И трепач нелегальный,
Москвич, журналист, пройдоха двуликий
Твердил со слезой: «Вы Великий, Великий…»
И негр отвечал по-английски: «Спасибо!»
И выглядел в эту минуту красиво.
Заткнулись звонки, улеглись разговоры,
И вот, наконец, увлеклись саксофоны,
Ударник ударную начал работу,
Они перешли на угарную ноту.
О, как они дули, как воздух вдыхали,
Как музыку гнули, потом отпускали!
И музыка неграм была благодарна.
Певица толпе подпевала гортанно.
А сам пианист, старичок шоколадный
Затеял какой-то мотивчик прохладный:
«К далекой земле на реке Миссисипи
Мы с вами отправимся скоро на джипе,
На боинге, поезде и самокате
И будет там баиньки в маленьком штате.
Под небом насупленным рая и ада
Нас дождиком утренним тронет прохлада,
А день будет солнечным, долгим и чистым…»
Поклонимся в черные ноги артистам,
Которые дуют нам в уши и души,
Которые в холод спасают от стужи,
Которые пекло спасают истомой,
Которые где-то снимают бездомный
У вечности угол и злому чертогу
Внушают свою доброту понемногу.

ПЕРЕД ПРОЗОЙ

П. Катаеву

На подмосковной даче слетает желтый лист,
Последний теплый месяц, тридцатое число.
Гоняет по участку ребенок-футболист,
Стоит на солнцепеке расхлябанный шезлонг.

О, как здесь веселились, как горевали здесь
В июне и в июле под дождик и туман.
Какие только люди перебывали здесь!
Когда-нибудь об этом я напишу роман.

Съезжались гости поздно, в двенадцатом часу;
Смеркалось еле-еле, стоял солнцеворот.
Был тамада прекрасен и ни в одном глазу,
А гости, к сожалению, совсем наоборот.

Смеялись, целовались, терзались как могли.
Кого-то поминали под яблочный пирог,
Кому-то отпускали слова, грехи, долги;
Кому-то говорили: «Вот Бог, а вот порог!»

Брюнетка с перламутром помады до ушей,
Студентка в белых кедах, готовившая чай,
Любитель бледноватый цветных карандашей —
Я всем сказал однажды:
                               «Прощай, прощай, прощай!»

Спешила электричка, шуршал таксомотор,
Одни ушли, другие придрались к пустякам.
И только тамада наш, известный самодур,
Не замечал пустыни и наливал стакан.

Он выплеснул на скатерть последнее вино,
Заляпана посуда, и заалел крахмал.
«Ну, тамада, скажите, кто этому виной?»
Но тамада уходит, должно быть, он устал.

Последний теплый месяц, осенняя жара,
Которую все лето мы ожидали здесь.
И я сижу под кленом с восьми часов утра,
Как будто в этом клене вся честь моя и спесь.

В НОВУЮ АНГЛИЮ