Евгений Лукин - По небу полуночи ангел летел...

• Название: По небу полуночи ангел летел...
• Автор: Евгений Лукин
• Жанр: Современная проза

«На чем стоит Петербург? На болоте? Нет, Петербург стоит на зыбком смешении камня и мысли…» — размышляет герой загадочной и философской «петербургской поэмы» Евгения Лукина. Новый роман «По небу полуночи ангел летел» — это тонкая интеллектуальная проза, построенная на полутонах, написанная акварельно и зыбко, и героев романа мы видим словно бы сквозь туман хмурого питерского утра. В эту прозу надо вглядываться и вчитываться, ее символика нуждается в расшифровке. Действие романа разворачивается на фоне подготовки 300-летия Санкт-Петербурга. Эти приготовления происходили в накаленной, какой-то истерической и явно не праздничной атмосфере, чувствовалась близость катастрофы. Это было сравнимо с тем, как весь мир оцепенел от тревожного ожидания наступления 2000 года, решив почему-то, что круглая дата приведет к глобальным сбоям и кризисам. В общем, в канун 300-летия одолевали некие эсхатологические предчувствия. Питерцы готовились к празднику, как готовятся к стихийному бедствию или эпидемии, и многие всерьез задумывались о том, чтобы «смыться» куда подальше. Оправдались ли эти опасения?..Дело отнюдь не в политическом контексте 300-летия, не в случившихся отставках и назначениях (почти уже забытых), а в том, какие метаморфозы происходили в облике города и его жителей, в его сакральном, вневременном бытии. Воз-можно, мы пережили «конец света», не заметив его.

При всей фантасмагоричности, в романе Евгения Лукина мало «придуманного», автор мифологически переосмысливает события, которые порой у всех на виду, но вос¬принимаются как нечто обыденное, так и приближение мистической и, возможно, роковой даты в истории города становится «сквозным» мотивом романа, каждый герой по-своему воспринимает этот рубеж, по-своему к нему готовится.

---

Помимо прочего, былина сообщает еще одну подробность: хозяин корабля — русский богатырь Илья Муромец и его верный слуга — славянский богатырь Добрыня Никитич «промежду собою языка не ведали». Древние летописи свидетельствуют о разноплеменном составе княжеской дружины. Эта дружина говорит преимущественно на двух языках — славянском и русском, причем русский всецело соответствует древнескандинавскому. Кстати, на такое двуязычие указывает в одном из своих трактатов и византийский император Константин Багрянородный.

Взаимоотношения в разноплеменной дружине складываются отнюдь не безоблачные. Вещий Олег, к примеру, приказывает сшить «для руси паруса из паволок, а славянам копринные», что вызывает глухой ропот. Однако военная опасность понуждает к сближению и побратимству. Побратимство представляется явлением, обязательным для дружины — братская помощь крайне необходима на случай ранения и прочих тяжелых обстоятельств. Саги изобилуют примерами, когда в дружеских объятиях сходились вчерашние недруги. Русский героический эпос не становится исключением: схватка между Ильей Муромцем и Добрыней Никитичем, как известно, заканчивается братанием. Кстати, не становится исключением и современная американская массовая культура, которая, обращаясь к архетипу, постоянно воспроизводит некоторые мифологические сюжеты, в частности, эпизод о стычке и последующем братании двух героев, отправляющихся вместе в опасный путь.

Главный подвиг, который совершает на своем пути Илья Муромец, есть низвержение Идолища. Это чудовище, за которым стоит некая неведомая сила, захватывает стольный город Киев, запрещает поминать имя Бога и просить милостыню, занимает княжеский двор и заставляет князя Владимира Красное Солнышко подавать ему яства — приносить жертвы. Переодетый каликой, Илья Муромец является перед Идолищем, одним ударом шелапуги поражает чудовище и вышвыривает его со двора. Этот былинный сюжет соответствует историческим реалиям, связанным с крещением Руси, когда идол Перуна, установленный в Киеве, избивается палками и низвергается в реку Почайну. Таким образом, главный подвиг Ильи Муромца есть подвиг религиозный, есть подвиг во имя утверждения православной веры на Русской земле. Совершить подобное деяние под силу лишь тому, кто обладает необходимой духовной мощью.

Преображение Ильи Муромца в святорусского богатыря, которому «смерть в бою не писана», осуществляется тщанием перехожих калик — христианских паломников, странствующих по святым местам. Это они обнаруживают «убогое чадушко» на печи и поят чудесной водой, которая навсегда исцеляет нашего героя. Пройдя своеобразный обряд крещения, Илья Муромец исполняется чудотворной силой и направляется прямоезжей дорогой в Киев — «выручать Русию от поганых». По пути он одерживает свою первую победу над Соловьем-разбойником, от свиста которого осыпаются цветы, приклоняются к земле деревья, а люди «все мертвы лежат». Иначе говоря, перед богатырем предстает местный славянский волхв или вещий боян, соловьиные песни которого способны магически воздействовать на природу и людей (орфические признаки). Жестокая расправа над песенником, несмотря на слезные мольбы жены и детей, предваряет главное торжество — победу над Идолищем, который олицетворяет волшебную языческую силу как таковую. Все последующие богатырские деяния Ильи Муромца (следует отметить, что он никогда не сражается против Змея Горыныча) также носят религиозный характер. Его битва с «нахвальщиком» на заставе в Цицарских степях является частным эпизодом военно-религиозного противостояния Руси и Хазарии.

На той богатырской заставе Илья Муромец является старшим среди дружинников. Это старшинство лишний раз свидетельствует о его варяжском происхождении, поскольку древнерусские дружины возглавляются исключительно варягами. Характерным для первопришельцев становится также наличие второго прозвища, ибо славяне не знали подобной традиции, обходясь одним именем. Второе прозвище Ильи — Муромец — указывает, что богатырь происходит из земли Муромской или Мурманской (Урманской). Урманским княжичем называется в летописях норвежский королевич Вещий Олег.

Примечательно, что другие богатыри уже имеют устойчивый патроним — Добрыня всегда Никитич, Алеша всегда Попович. Это говорит о том, что скандинавская традиция патронимизации к тому времени уже утвердилась на Руси, а, во-вторых, оба героя происходят из знатных семей, потому что право на отчество имела только знать.

Действительно, в былине называется имя матери Добрыни Никитича — Амельфа, которое соответствует германскому имени Amalfrid, принадлежащему к родовому именослову династии Рюрика. Это не значит, что Добрыня Никитич — рюрикович. Былина лишь подчеркивает знатность этого славянского князя. Прототипом этого былинного богатыря считается Добрыня — брат ключницы Малуши, матери Владимира Красное Солнышко. Этот киевский воевода, выполняя волю властвующего племянника, сокрушает в Новгороде идол Перуна и «крестит огнем» новгородцев, то есть свершает тот же религиозный подвиг, что и Илья Муромец. Однако сказитель приготовляет былинному Добрыне иную участь — он становится змееборцем.

Великая брань со Змеем Горынычем — центральный эпизод героического эпоса, свидетельствующий о зарождении русского национального самосознания. Ведь Змей Горыныч — это синкретический образ сильного мужественного викинга. Он обладает богатырским телосложением, одет в богатое цветное платье и вооружен острым копьем. У него на плечах огненные крылья или алый воинский плащ — непременный атрибут этого заморского воителя. Его описание, встречающееся в сагах, исполнено поистине королевского достоинства: «Олав конунг стоял высоко на корме Змея. Он возвышался над всеми. У него был позолоченный щит и обитый золотом шлем. Его было легко отличить от других людей. Поверх кольчуги у него был короткий красный плащ».

Змей Горыныч приходится родичем Владимиру Красное Солнышко (кстати, имя киевского князя составлено по скандинавскому образцу — Харальд Золотая Борода, Эйрик Кровавая Секира), потому на княжеском пиру располагается между князем и княгиней согласно скандинавской, а не славянской традиции, когда супруги всегда сидят рядом. Вместе с тем, Змей Горыныч выделяется среди своих киевских сородичей, поскольку ведет себя не как защитник Русской земли, а как пришелец, как завоеватель. Он без разбору похищает местных красавиц, которых утаивает в варяжских пещерах, то есть поступает в соответствии со своими домашними привычками, принятыми в Скандинавии, где «по его велению хватали дочерей почтенных людей и приводили к нему домой, и он делил с ними ложе неделю или две». Наконец, он пытается изнасиловать юного Добрыню.

Удивительно, но Добрыня Никитич прославляется как эпический герой двенадцати лет от роду. Это случается на берегу той самой реки Почайны, где некогда сотворялось святое крещение киевского люда. На обнаженного нимфета, выходящего из священных струй Почайны, нападает Змей Горыныч и пытается изнасиловать: «Я хочу тебя силком сглотать, хочу тебя да в хобота склонять». Юноша сопротивляется такому «склонению в хобота» как может: запорошив змеиные глаза, кидается греческой шапкою, наполненной желтым хрущатым песком, и больно ушибает ею «хобота», а затем добивает рухнувшего насильника дубиной (впоследствии такой необычный способ борьбы с врагом назовут «шапкозакидательством»). Расхрабрившийся молодец проникает в белокаменные варяжские пещеры и освобождает красную девицу, плененную Змеем Горынычем. Вот, собственно, и весь сказ.

Закон беспощадного морального уничтожения врага действует как в мифические времена, так и во времена профанные. Физическое надругательство над побежденным имеет глубокий мистический смысл. Оно знаменует окончательное торжество победителя, после которого обесчещенный враг уже никогда не сможет восстать против него, ибо утрачивает моральное право быть мужчиной, быть воином. Поверженный на веки вечные лишается какой-либо поддержки со стороны своих товарищей: он нравственно уничтожен, а значит, уничтожен полностью.

Так поступают с побежденными герои германского эпоса и скандинавских саг. В Старшей Эдде рассказывается, как богатырь Синфьетли оскорбляет своего недруга, сравнивая того с кобылой: «Я на тебе, усталом и тощем, немало скакал по горным склонам». Аналогичным образом ведут себя и реальные исторические персонажи. Датский конунг Харальд Синезубый, публично обвиненный исландцами в содомском грехе, немедленно снаряжает военную экспедицию к далекому острову. А Тормод Скальд Черных Бровей хвастается, что выжег пожизненное «непристойное тавро» на задах покоренных гренландцев.