Исроэл-Иешуа Зингер - Семья Карновских

• Название: Семья Карновских
• Автор: Исроэл-Иешуа Зингер
• Издательство: Текст, Книжники
• Жанр: Классическая проза
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-7516-0901-6, 978-5-9953-0079-3

В романе одного из крупнейших еврейских прозаиков прошлого века Исроэла-Иешуа Зингера (1893–1944) «Семья Карновских» запечатлена жизнь еврейской семьи на переломе эпох. Представители трех поколений пытаются найти себя в изменчивом, чужом и зачастую жестоком мире, и ломка привычных устоев ни для кого не происходит бесследно. «Семья Карновских» — это семейная хроника, но в мастерском воплощении Исроэла-Иешуа Зингера это еще и масштабная картина изменений еврейской жизни в первой половине XX века. Нобелевский лауреат Исаак Башевис Зингер называл старшего брата Исроэла-Иешуа своим учителем и духовным наставником.

---

— Герр доктор смеется надо мной? — спросил Егор, хотя даже не сомневался.

— Положи дров в камин, — сказал Цербе.

Егор выполнил приказ.

— Теперь налей мне вина. Себе тоже.

— Я больше не буду пить, — попробовал Егор отказаться.

— Пей, я сказал. Так надо.

Егор выпил. Вдруг доктор Цербе наклонился к нему и ущипнул за щеку.

— Ты красивый мальчик, — сказал он. — Но очень глупый.

Егору не понравилось ни такое обращение, ни прикосновение холодных, костлявых пальцев.

— Черт, я вам не мальчик. И я требую того, что вы мне обещали, — опять затянул он.

Доктор Цербе повторил, что он о нем думает: да, он красивый, но глупый. Доктор Цербе взял его на службу, потому что верил в него и в его расу, вот и наобещал ему с три короба. Но к сожалению, он переоценил его способности. Вот почему так получилось.

— Видишь ли, мальчик, ты ни на что не годен, говорю тебе прямо, — бросил доктор Цербе ему в лицо. — Что скажешь?

Егор удивленно посмотрел на доктора, а тот вдруг придвинул стул поближе и заговорил тихо и мягко, как отец с только что наказанным ребенком.

Егор не должен думать, что он, доктор Цербе, несправедлив с ним, что он ему враг. Чушь! Он всегда жалел бедного мальчика. Если он его прогнал, то лишь потому, что Егор говорил глупости, требовал невозможного. Естественно, у доктора кончилось терпение, но он готов все простить и даже помочь. На службу он его, конечно, больше не возьмет, для этого нужно проявлять инициативу, обладать энергией и даже фантазией. Одним словом, нужны способности, которых у Егора Карновского, к сожалению, нет. Доктор найдет для него что-нибудь попроще. Он давно хочет избавиться от старой служанки, эта чертова корова все время сует нос, куда не просят, высказывается, хотя ее ни о чем не спрашивают, и вообще умному человеку нечего связываться с женщинами. Доктор уже не раз об этом думал. Если Егор будет благоразумным, послушным мальчиком, он охотно возьмет его в услужение. За это он будет его кормить, одевать и даже давать карманные деньги. Ведь в таком возрасте они очень нужны, не так ли?

— Что ты об этом думаешь? — спросил доктор Цербе.

Егор не ответил. Доктор Цербе заговорил еще мягче.

Пусть Егор не думает, что в этом есть что-то унизительное. Надо смотреть на вещи философски, как он, доктор Цербе. Не стоит бунтовать против судьбы, лучше ей покориться. Егору пора бы знать: сколько существует мир, столько люди делятся на две категории, на господ и слуг. Только узколобые моралисты считают, что это можно изменить, но мыслителям ясно, что это вечный закон. Он, Егор, не способен стать господином, видимо, боги не были к нему столь милостивы. Лучше с этим смириться, и все будет хорошо.

— Что ты об этом думаешь? — повторил он вопрос.

Егор по-прежнему не отвечал. Цербе пошел дальше. Ему всегда казалось дурным тоном держать в доме женщин, этот обычай пошел от католических священников, но это не подобает человеку с тонким вкусом. Древние греки, мудрецы и философы, больше понимали в жизни. Они никогда не окружали себя женщинами, но брали в услужение мальчиков. Они выбирали их в лучших семьях побежденных народов. Взяв Иерусалим, они тоже угнали в плен мальчиков из благородных семейств и продали их богатым философам. Доктор Цербе в душе тоже грек, и он не прочь иметь в доме красивого мальчика, благоразумного и послушного.

— Что ты об этом думаешь? — спросил он в третий раз.

Егор молча смотрел на него мутным взглядом голубых глаз. Посчитав, что вопрос решен, доктор Цербе наполнил бокалы.

— Давай выпьем на брудершафт. — И, залпом осушив бокал, он поцеловал Егора прямо в губы.

Егор быстро отодвинулся, но Цербе снова потянулся к нему.

— Милый, — шептал он.

Он тяжело дышал, а слабые руки с тонкими обезьяньими пальчиками уже срывали с Егора одежду.

Все поплыло у Егора перед глазами, он видел перед собой двух человек: это был то доктор Цербе, то доктор Кирхенмайер, который выставил его на позор перед всей гимназией имени Гете. То же бледное, морщинистое лицо, голый череп, глаза, похожие на грязное стекло, такой же скрипучий голос. Одновременно с отвращением и гневом Егор почувствовал силу в руках. Перед ним шевелилась гадкая, отвратительная тварь. С книжной полки на него смотрела статуэтка из эбенового дерева, африканская богиня с увеличенными половыми признаками. Егор схватил статуэтку и с размаху опустил на блестящий лысый череп маленького человечка в шелковом халате.

Первым подал голос попугай:

— Пр-р-риятного аппетита, гер-р-р-р доктор-р-р-р! Пр-р-риятного аппетита! — И птица истерически расхохоталась, как сумасшедшая женщина.

Ее хохот прибавил Егору злости и сил. Он молотил и молотил статуэткой по лысой голове. Доктор сполз на пол. Егор наклонился и продолжал бить. Остановился он, только когда попугай замолк. На полу лежало скрюченное тело, на Егора уставились неподвижные, остекленевшие глаза. Он никогда не видел мертвых, но сразу понял, что перед ним труп. Егор прикрыл полой халата лицо мертвеца. Вдруг он заметил на себе чужую одежду. Егор быстро сбросил короткие полосатые брюки, белую накрахмаленную рубашку и узкие лаковые туфли. Второпях он натянул свои вещи, еще не просохшие, надел дырявые ботинки, выскочил из дома и подобрал мокрый дождевик, оставленный на крыльце. Дождь кончился, висел густой, тяжелый туман. Со стороны океана доносились тревожные гудки пароходов. Не было видно ни построек, ни деревьев, ни света, только в доме, из которого вышел Егор, тускло горело единственное окно. Егор вернулся, чтобы погасить свет. Он не знал, зачем это делает. Опять захохотал попугай. Егор стал выключать лампы одну за другой. Когда он дошел до лампы под зеленым абажуром, стоявшей на письменном столе, он увидел, что ящик наполовину выдвинут. Егор заглянул. Внутри валялись письма, документы, почтовые марки, вставные зубы, золотые запонки, деньги и маленький револьвер с перламутровой рукояткой. Егор взял только один никель и положил в карман. В другой карман он положил револьвер. Он мечтал о таком еще в детстве, когда играл с револьвером дяди Гуго. Погасив последнюю лампу, он вышел на улицу и осторожно, будто боялся разбудить кого-нибудь в доме, закрыл за собой тяжелую дверь.

— Пр-р-риятного аппетита, гер-р-р-р доктор-р-р-р! — донесся до него крик попугая. — Пр-р-ри-ятного аппетита!.

Егор быстро пошел прочь, чтобы больше не слышать скрипучего голоса. Его пугал звук собственных шагов, казалось, что кто-то идет следом. Егор бросился бежать, подгоняемый страхом.

45

Стояла глубокая ночь, когда сон самый сладкий и крепкий, но доктор Георг Карновский сразу услышал донесшийся из-за двери глухой звук выстрела.

За последние месяцы его слух обострился. Каждую минуту Карновский ждал недоброй вести, которая должна была прийти, не могла не прийти. Он был готов к ней, чтобы в любой момент начать действовать спокойно и быстро.

Когда он в одном белье выбежал из квартиры, Егор еще сжимал в руке перламутровую рукоятку револьвера. Он сидел, прислонившись спиной к стене, и виноватыми, огромными, голубыми глазами, улыбаясь, смотрел на высокого, смуглого человека, который склонился над ним.

Доктор Карновский отогнул пальцы Егора и вынул из них револьвер.

— Разожми кулак, сын, — сказал он тихо. — Вот так.

Егор все улыбался виноватой улыбкой.

— Отец, это я, — сказал он со стыдом неблагодарного сына, который убежал из дома и вот вернулся.

Говорил он хрипло, с трудом, но в голосе была такая любовь, которой Георг не слышал уже много лет. По прерывистому, короткому дыханию доктор Карновский предположил, что пуля задела сердце. Одной рукой он разорвал на груди сына одежду, другой взял его за запястье. Пульс был сильным.

— Сын, дыши, — сказал он.

— Не могу, отец, мне больно, — ответил Егор, хватая ртом воздух.

Доктор Карновский больше не сомневался. За несколько лет на фронте он повидал такое не раз. Он быстро осмотрел тощую грудь сына. Возле розового соска чернело маленькое, обожженное по краям пятнышко. По входному отверстию Карновский определил, в каком направлении пошла пуля.

— Обхвати меня за шею, — сказал он, поднял Егора на руки и понес в кровать. — Вот так.

Егор дрожал, обнимая отцовскую шею обеими руками.

— Отец, я его убил… — говорил он, с трудом шевеля губами. — Забил… насмерть… Он оскорбил меня…

— Не дрожи, — предупредил доктор Карновский. — Спокойно, сын, спокойно.

Егор вцепился в него, как в детстве, когда просыпался, увидев дурной сон.

— Отец, мне страшно.

— Я с тобой, — отозвался Карновский. Эти же слова он говорил сыну много лет назад.

Тереза в ночной рубашке сидела на кровати. Когда муж вошел с сыном на руках, она спросонья не поняла, что случилось, но прерывистое дыхание Егора разбудило ее окончательно.