Дебра Оливье - О чем молчат француженки

• Название: О чем молчат француженки
• Автор: Дебра Оливье
• Жанр: Семейная психология
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-699-75604-9

Почему все считают француженок такими сексуальными? Почему они такие стильные? Роскошные? И такие худые?! Журналистка из Лос-Анджелеса Дебра Оливье вышла замуж за француза и прожила во Франции 10 лет. Она утверждает: француженки действительно знают о мужчинах, любви и сексе нечто такое, чего не знают остальные женщины. В своем бестселлере «О чем молчат француженки» Дебра развенчивает много мифов и раскрывает много секретов самых соблазнительных женщин мира. Какое это все имеет к вам отношение? Хм, кто знает, возможно, вы тоже… немного француженка.

---

Конечно, француженки тоже собираются на девичники и живо обсуждают своих и чужих les hommes[41]. Однако француженки считают, что мужчины должны присутствовать, а не отсутствовать, и не любят сообществ слишком клановых и объединяющих представителей одного пола. Они не любят сегрегацию полов и ситуацию, в которой мужчин сбрасывают со счетов в эстетическом и интеллектуальном плане. Именно поэтому любимый в Америке сериал «Секс в большом городе» не пришелся по вкусу многим француженкам. Писательница и редактор Валери́ Торанья́н писала в книге Pour en finir avec la femme:

«Секс в большом городе» – это самый популярный пуританский сериал за последние годы. Героини сериала – красивые одинокие женщины, которые совершенно не в состоянии найти себе постоянного партнера. Они так и закончат свою жизнь на высоких каблуках, худые, грустные и совершенно одинокие».

Героини сериала в конце концов нашли себе постоянных партнеров и остепенились, потому что Голливуд любит счастливый конец. «Секс в большом городе» был во Франции популярным (но популярным был и сериал «Спасатели Малибу», так что поди разберись в этой ситуации). Торанья́н имеет в виду следующее: в сегрегированных группах американских женщин она видит пережитки войны полов и нашего недавнего пуританского прошлого.

* * *

Франсуаза Жиро́ однажды сказала, что «отношения между двумя полами во Франции были и остаются самыми лучшими в мире, даже несмотря на то, что они не всегда являются идеальными». Действительно, французские мужчины могут быть очень высокомерными, слишком мачо и очень нетерпимыми. Этого можно ожидать в стране, национальным символом которой является петух. Однако вторым символом республики является женщина. Картину Эжена Делакруа «Свобода, ведущая народ», или «Свобода на баррикадах», бесчисленное количество раз воспроизводили на плакатах и репродукциях. Давайте взглянем на эту галльскую богиню, которая штурмует Бастилию с ружьем в одной руке, французским триколором в другой и открытой грудью, которую обдувает пахнущий порохом ветер. Это настоящая французская женщина, фурия во плоти. Во-первых, аксессуары – фригийский колпак и расшитый пояс. Во-вторых, спокойная и уверенная в мужской компании. В-третьих, страстная и политически активная. В-четвертых, топлес.

Французы называют ее Мариа́нн[42] – эту женщину-свободу на картине Делакруа. Марианн олицетворяет национальные французские ценности. Давайте поговорим о ее груди. «Республика предпочитает большой, более материнский бюст, обещающий щедрость и изобилие», – писал историк и писатель Морис Агуло́н, и добавил, что груди должны быть идеально одинакового размера, что является «дополнительным символом духа эгалитаризма». Оноре Домье́[43] писал о том, что Марианн его собственной кисти является «сильной женщиной с мощной грудью,» и однажды изобразил этот национальный символ в ситуации, когда двое мускулистых мужчин сосали ее гигантскую грудь. После этого во Франции было много изображений Марианн с завидным бюстом кисти самых разных художников.

Национальные качества французов часто олицетворяют мифические женщины-бунтари, наделенные особыми чертами. Например, Жанна д’Арк слышала голоса. У Марианн были огромные груди. Супермодель Летиция Каста, которая была объявлена последней «реинкарнацией» Марианн, однажды заявила, что ее грудь была «вскормлена» маслом и сметаной. Об оказанной ей чести представлять национальный символ Каста говорила: «Представлять Францию, свободу и идеал женщины – это значит нести чертовски большую ответственность».

Когда я сама впервые увидела картину Делакруа, меня тоже поразила грудь Марианн, а также то, что она шла в кровавый бой топлес. (Недавно в New Yorker я видела такую карикатуру: мать с маленьким сыном смотрят в Лувре на картину с изображением Марианн. Мать говорит: «Джонни, у девушки проблемы с гардеробом»). Я попыталась найти культурную аналогию Марианн в Америке. Сразу вспомнила Статую Свободы, которая, кстати, была сделана во Франции. Следовательно, по-настоящему американским культурным наследием ее назвать сложно. Ближайшим культурным эквивалентом женского образа американки является разве что дева с вилами на картине Гранта Вуда

«Американская готика» (American Gothic). Однако дева с картины Вуда абсолютно безрадостна, утилитарна и чопорна, как настоящая пуританка. Она Марианн в подметки не годится. Я думаю, в качестве национального символа конкуренции между Марианн и девой с вилами не будет. Выбор очевиден: Марианн лучше.

Марианн – не единственный «раскрепощенный» символ Франции. В Средневековье была некая Элоиза, которая так сильно любила Абеляра, что для удовлетворения своей страсти была готова забыть все социальные и религиозные нормы поведения. Потом у французов была Жанна д’Арк, которая, правда, совершала героические подвиги не ради мужчин, а ради того Одного, который всех создал по Своему образу и подобию. Жанна слышала разные голоса, водила в бой войска, и за 19 прожитых лет умудрилась стать мистиком, святой и мученицей. Покровительница Парижа святая Женевье́ва, как и Жанна, была девушкой из народа и имела прямую связь с Богом. Женевье́ва, кроме других совершенных ею чудес, спасла Париж от разорения Аттилой. Можно сделать вывод о том, что бунтарский дух героинь-женщин стал частью национального самосознания и культурного генофонда Франции.

Кроме упомянутых героинь, женский флаг нации несли многие (уже не фиктивные) женщины, одной из которых была Симона де Бовуар (но о ней позже). Пока скажем лишь, что, несмотря на сексизм, в стране сложилось культурное сочетание женственности и мужской силы, и устои французского общества дают женщинам возможность демонстрировать свою женственность и сексуальность, не «переходя дорогу» чисто мужским ценностям. Можно только позавидовать француженкам, которые выросли в тени гигантского бюста Марианн и ситуации, когда все общество спокойно относится к тому, что женщины могут появляться топлес, в том числе и на баррикадах. Француженки считают сексуальность своим неотъемлемым правом и источником силы. Американки выросли на текстах песни «Я женщина, и мой голос громок» (I Am Woman, Hear Me Roar) Хелен Редди[44].

В отличие от американок, француженкам нет нужды так громко кричать о том, что они женщины. Как писал французский историк Эммануэль Ле Руа Ладюри:

«Франция – это в первую очередь очень красивая женщина».

* * *

Но давайте вернемся в наше время. New York Times напечатал эссе писательницы Кортни Салливен под названием «От одного мужчины к другому: избавляюсь от феминизма», где она описывает сложности поиска партнера как борьбу «с двумя сложившимися стереотипами: мужчины-притеснителя и идеального мужчины». В американской культуре сложилось противоречие в стиле «Красавица и чудовище». «Я находилась в полном недоумении и очень злилась», – пишет Салливен. Как феминистка может лелеять фантазии романтической школьницы? Как можно совместить «ненависть по отношению к мужчинам в целом» с «желанием встретить одного-единственного, с которым все мои мечты осуществятся»? Как можно «стремиться к эгалитаризму», любя и ненавидя мужчин одновременно?

В конце концов автор понимает, что достичь равноправия малореально. После нескольких неудачных связей она находит мужчину, которого готова принять со всеми его противоречивыми качествами. Салливен «открывает мир, находящийся за пределами жесткой реальности сексизма и розово-романтических фантазий».

Собственно говоря, этот мир, это измерение между крайностями воинствующего феминизма и романтикой и является центром пересечения координат, где и пребывает большинство француженок. Этот мир по-французски называется le juste milieu[45]. Перевести это понятие сложно, и в качестве возможного вариант я предлагаю «срединный путь[46]». Извините, но лучше ничего не придумала.

Le juste milieu француженок – это сочетание горячей латинской души с холодным картезианским рассудком. Это территория, посередине между крайностями агрессивного феминизма и представлениями романтической кукольной барышни, посередине между принцессой и порнозвездой. Благодаря le juste milieu женщины не сжигают лифчики и не закладывают в них носок, чтобы грудь казалась больше и объемней. Здесь можно быть феминисткой и по-женски чувственной. Быть традиционалистом и любить секс. Здесь допустимы семейные ценности и можно быть безнравственным и развратным. Можно подчиняться и стремиться подчинять. Можно быть послушной и быть непокорной. Le juste milieu избегает экстремальной поляризации взглядов и моральных устоев, жесткого разделения на хороший – плохой, правильный – неправильный. Мы подробнее поговорим об этом чуть позже, но это мир, где романтические возможности не обязаны быть эмоционально безопасными. Страсти позволительно перевесить разум, а получаемый опыт может быть важнее твердо принятого решения о том, что надо или не надо делать.