Виктор Безотосный - Россия и Европа в эпоху 1812 года. Стратегия или геополитика

• Название: Россия и Европа в эпоху 1812 года. Стратегия или геополитика
• Автор: Виктор Безотосный
• Издательство: Вече
• Жанр: История
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-4444-0093-7

В книге, являющейся своеобразным сводом историографических размышлений, с элементами сравнительной истории, автор, основываясь на, казалось бы, всесторонне изученных материалах, по-новому рассказывает о внешнеполитическом выборе России в эпоху 1812 г., о характере антинаполеоновских коалиций; исследует с кем, зачем и почему Россия воевала против наполеоновской Франции; дает оценку роли России в международных отношениях периода Наполеоновских войн, которая зачастую игнорируется и принижается некоторыми западными историками. Обращаясь к источникам и тщательно их анализируя, автор приходит к новому взгляду на историю возникновения и авторства идеи совместного русско-французского похода в 1800 г. для завоевания Индии.

Издание сопровождается научными комментариями к тексту, библиографией, именным и географическим указателями.

Книга предназначена для историков, филологов, студентов, изучающих русскую историю, и всех, интересующихся историей Отечества.

---

Без всякого сомнения, члены коалиции не забывали о собственных корыстных интересах, многие старались застолбить свою долю в будущем разделе Европы, некоторые в целях самосохранения вступали в сепаратные сделки с противником (это — уязвимые места существования любой коалиции). Но каждое государство на континенте в отдельности было слабее наполеоновской Франции и не обладало такими амбициями и аппетитом к чужим территориям, какие присутствовали у французского императора, поэтому из-за соображений обороны рано или поздно вынуждено было примыкать к коалициям. Причем, любое государство должно было хорошенько и не раз просчитать последствия своего решения, ведь они могли быть самыми печальными. Процитируем фразу из письма мая 1812 г., которое Наполеон написал русскому послу во Франции князю А.Б. Куракину: «Горе тому, кто разойдется со мною, или кто образует коалицию против меня. Сугубое горе их престолам, ибо они превратятся в прах»{129}. Это помимо многих обвинений и угроз в адрес Александра I и России. Большинству же европейских монархов французский император мог и не писать что-то подобное, они и так, без всяких угроз очень хорошо знали и понимали намерения Наполеона. Перед их глазами стояли судьбы многих носителей корон, оставшихся по воле императора Франции без своих владений. Тезис «Кто не с нами, тот против нас» работал на запугивание безошибочно. Поэтому очередь желающих вступить в коалицию была не велика, она стала постепенно выстраиваться лишь в 1813 г. Также по этой причине можно полностью согласиться с мнением А.Н. Пыпина, которого никак нельзя заподозрить в симпатиях к российской монархии. Александр I, полагал он, «мог не без основания говорить, что война велась за независимость и права народов и за политическое достоинство России»{130}.

С этой точки зрения рассмотрим только участие России (не рассматривая ее союзников) в упомянутых уже III и IV коалициях 1805—1807 гг. Не будем ходить по дебрям альтернативной истории, но все же умозрительно предположим, что Россия в этот период оказалась бы нейтральной. Чтобы произошло бы с Австрией в 1805 г. после капитуляции ее войск в Ульме? Вся территория государства оказалась бы открытой для победного марша наполеоновских орлов в любом направлении. Австрийцы при наличии хорошо известного историкам шаблонно мыслящего и неуклюжего Гофкригсрата вряд ли бы смогли организовать достойное сопротивление. Хотя французская империя сразу не смогла бы «заглотить» бы все австрийские владения (могла подавиться), но условия мирного договора, подписанного в Пресбурге, оказались тогда бы совсем иными, когда русские войска еще находились в Австрии и Наполеон спешил закончить переговоры, чтобы вывести Австрию из игры. Можно с полной уверенностью предполагать, что в распоряжении императора Франца I, остались бы крохи от бывших у него земель и населения. Что произошло бы с Пруссией без русской военной помощи, когда исход франко-прусской кампании 1806 г. решился с ошеломляющей для современников быстротой при Иене и Ауэрштедте. Наполеон стремительно разгромил недавно кичившихся своими прошлыми победами пруссаков, а по прошествии каких-то трех недель были заняты почти все крепости, исключая Данциг и Кенигсберг? Тут можно даже долго не рассуждать — после полного разгрома своей армии Пруссия, не помоги ей Россия, просто перестала бы существовать на карте Европы. Причем, Пруссия в 1806 г. наступила на те же грабли, что и австрийцы в 1805 г., когда, не дождавшись подхода русской армии, прусские войска двинулись вперед против французов.

Кампании 1806-1807 годов. Медальеры Б. Андрие, Л. Жале. Франция. Бронза. ГИМ 

Если же вернуться к реально происходившим событиям в 1806 г., то надо сказать, что ситуация для России складывалась очень не простая. Сразу же после сокрушительного поражения пруссаков трое «молодых друзей» императора (А. Чарторыйский, Н. Новосильцев, П. Строганов — их называли «неразлучными»), обеспокоенные возможным крайне неблагоприятным вариантом развития событий (опасались восстановления Польского королевства под скипетром Наполеона или его брата, а также и иноземного вторжения), 11 ноября 1806 г. подали императору общую записку. В ней они предлагали «великие и сильные меры, мудро продуманные и с возможною скоростию в исполнение проводимые»{131}. Какие там завоевательные планы! О них даже речи не шло. Записка начиналась словами: «Россия в опасности, в опасности великой, необыкновенной». Налицо возникла прямая угроза потери собственных территорий. Мало того, правительственные крути явно не были уверены в том, что русские войска смогут остановить победную поступь наполеоновских войск — в 1805 и 1806 гг. армии антифранцузских коалиций терпели от французской армии просто катастрофические и невиданные поражения. Власть боялась, что кошмар Аустерлица, Иены и Аузрштедта повторится в очередной раз[110]. Именно этим можно объяснить появление манифеста 30 ноября 1806 г. «О составлении и образовании поместных временных ополчений или милиции», численность которых должна была составить 612 тыс. чел.[111], а также Указа от 13 декабря 1806 г. «О обязанности духовенства при составлении Земского войска или милиции, и о чтении по церквям сочиненного Синодом по сему случаю объявления»{132}. Верующих призывали содействовать ополчению, а во всех церквях Наполеон провозглашался антихристом, лжемессией, вероотступником («проповедовал алкоран Магометов»), гонителем веры и «тварью… достойной презрения», который «в исступлении злобы своей угрожает свыше покровительствуемой России вторжением в ее пределы». В целом, в своем рвении церковные толкователи не пожалели красок для негативной политической сакрализации образа врага, ему приписывались страшные преступления и небывалые кощунства, которые должны были воспламенить религиозные чувства низших сословий. Хотя, в данном случае, надо сказать, власти чрезмерно перестарались «в усилиях великих и твердых» — сбор ополчения оказался мероприятием излишним и почти бесполезным[112]. Но сам по себе «государственный» испуг был закономерен. Два таких предшествующих печальных сценария (австрийский и прусский) не устраивали Россию. Вполне очевидно, что в 1805—1807 гг. русские войска в Австрии и Пруссии защищали подступы к собственной территории и их действия в целом носили даже по тактической направленности (чаще всего им приходилось отступать) оборонительный характер. В данном случае Россия преследовала определенные цели (спасения «обломков» прежней Европы) и стремилась не допустить распространения пожара войны к своим границам. Здесь уместно привести конспективные записи В.О. Ключевского, характеризовавшего внешнеполитический план России 1804 г. «для борьбы с всемирным завоевателем»: «Это — программа века. Под видимой отвлеченностью — ее реальный интерес, в котором смысл 3-й и 4-й коалиций: Россия боролась за Германию, чтобы предупредить борьбу за себя, в 1805 и 1807 гг. хотела предотвратить 1812-й год»{133}. Целевая внешнеполитическая направленность у России в этот период была очевидна.

Весьма интересна и реакция на события 1805—1806 гг. дворянского общества. Например, официальная точка зрения приподнесла публике сражение под Аустерлицем как поражение наших союзников — австрийцев, а русские просто были вынуждены, в силу заключенного мира между Францией и Австрией, всего лишь вернуться в Россию. Конечно, истинный масштаб этого события вскоре стал известен от очевидцев. Общество, привыкшее и воспитанное на победных войнах Екатерины II, сначала испытало психологический шок, но затем с энтузиазмом встретило побежденного монарха в Петербурге. Это был общественный аванс императору — от него ждали активной внешней политики. Вот как прокомментировал эту ситуацию современный историк В.С. Парсамов: «Александр I чутко уловил эти настроения. Он понял, что в глазах дворянства его погубит не поражение, а мир с Наполеоном». Именно поэтому твердо было решено продолжить войну и Александр Павлович перешел «от либеральной военной фразеологии к патриотической»{134}.

Честно говоря, возникает вопрос, что русские захватывали в 1800 г., в 1805 г., 1806 г., 1807 г. 1812 г. или позднее до 1815 г.? В историографии присутствуют слишком полярные точки зрения, начиная от донкихотства русского самодержавия и его стремления к роли «арбитра Европы» и до захватнических имперских планов или желания стать «жандармом Европы». Пусть хоть кто-нибудь попытается объяснить, что же Россия хотела присвоить себе? Голландию? Италию, или только Пьемонт? Неополитанское королевство или Швейцарию? Пруссию или Австрию? А может всю Германию? Это те страны, в которых действовали русские войска в период нахождения в коалициях. Что же они там старались «отхватить»? А если «не поживились» ничем, то почему? Ну, не может никто толком ответить. Но, при этом, многие пытаются инкриминировать России в те периоды захватнические планы. Как раз эти обвинения беспочвенны. Поскольку, в отличие от других, она имела территориальную достаточность и могла позволить себе думать не только о себе, но и о континенте в целом. Да и как Россия могла поживиться за счет других? В то время Российская империя в Европе граничила с Швецией, Пруссией, Австрией и Турцией. Приращения же были возможны и целесообразны в первую очередь за счет сопредельных стран. В той или иной степени она состояла со всеми своими соседями (в разное время) в союзнических отношениях, направленных как раз против Наполеона. Как же у союзников можно было отнять территории в свою пользу? Особенно декларируя такой захват! Никто из них за просто так на такое бы не пошел. Да и России портить отношения с ними из-за каких-то пограничных территорий не было ни какого резона, или выгоды. Наоборот, она была крайне заинтересована, чтобы эти страны проявляли солидарность и сражались вместе с ее войсками против Наполеона. Правда, с Оттоманской империей русские воевали с 1806 г., но эта война началась не по инициативе России (вот ее-то уж точно не хотели), а была спровоцирована французами и турками. Конечно, следует оговориться, что в российских имперских кругах в разное время до 1807 г. рассматривались планы присоединения или упрочение русского влияния на Мальте, Ионических островах, части Далмации. Но именно присоединения, а не захвата, так как эти территории уже не принадлежали мальтийским рыцарям или Венеции, а за эти территории тогда велся спор между великими державами (Францией, Великобританией, Австрией). России это было бы очень важно для развития флота (тогда он находился в слабом состоянии) и для расширения своего военного присутствия на стратегически важных пунктах — Балканах и Средиземноморье. Но и этого не произошло. В этом регионе имелось крайне мало русских сил, поскольку это направление не рассматривалось как первостепенное, основные действия разворачивались в Европе. Именно на континенте оказались сфокусированы главные имперские интересы России, а там она действовала как государство-альтруист, не выдвигая никаких территориальных претензий к соседям, а только принимая их притязания на новые земельные приобретения.