Юрий Когинов - Тайный агент императора. Чернышев против Наполеона

• Название: Тайный агент императора. Чернышев против Наполеона
• Автор: Юрий Когинов
• Издательство: Терра
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1996
• ISBN: 5-300-00635-1

Головокружительна и невероятна судьба русского офицера Александра Чернышева, снискавшего покровительство и доверие Наполеона, симпатии одной его сестры, любовь другой, проникшею в тайны французской империи перед войной 1812 года.

Блистательный Чернышев — тайный агент императора Александра I в Париже — стал впоследствии военным министром России и председателем Государственного Совета.

В основу романа положены подлинные факты и документы. Но роман увлекает как настоящее авантюрное повествование.

---

Жозефина знала, что она еще скорее привлекательна, чем безразлична или, немыслимо произнести, отталкивающа. А ей, между прочим, было уже пятьдесят, ее здоровье начало понемногу сдавать. И, будучи умной, понимала, что даже в ранней своей молодости не слыла красавицей в общепринятом смысле слова.

Теперь же ее круглое, широкое лицо с дряблой, желтеющей кожей, несмотря на все сидения перед зеркалом, выглядело совсем не молодо. Но все же оставался в ней тот тайный шарм, что некогда привязал к ней Наполеона и наряду с ним еще, наверное, многим и многим кружил голову.

Поэтому, вероятно, и Александр Павлович не совсем уж льстил императрице, когда высказывал ей приятные и, конечно же, вполне уместные и даже необходимые по требованиям высшего этикета слова.

Но речь императора на том не оборвалась. Указав на своего генерал-адъютанта, он заметил, что первые впечатления об императрице вынес из рассказов полковника, а ныне генерала, Чернышева.

— О, да, с вами, господин Чернышев, мы давно знакомы. И у меня о вас, генерал, самые приятные впечатления еще с нашей первой встречи. Кажется, это было в Байонне?

— Совершенно верно, ваше величество, — галантно поклонился Чернышев. — Именно там вы сказали мне несколько незабываемых слов, которые я буду помнить до конца моих дней. И там же вы велели непременно передать слова высочайшего уважения моему императору, что я и сделал, как только возвратился в Петербург.

— Пройдемте же ко мне в большую гостиную. Может быть, хотите чаю? У меня все просто, — вдруг предложила императрица и восхитилась, когда император охотно, даже скорее по-домашнему и потому обрадованно принял ее предложение.

Вошла Гортензия и сама представилась императору. Она была стройна, высока, с длинной красивой шеей и пучком золотистых волос, аккуратно собранных сзади.

Скорее всего она походила на отца, графа Александра Богарне, в полном смысле слова красавца мужчину, как о том уже был наслышан царь.

Ее манеры, исполненные изящества и непринужденности, напоминали манеры ее матери. Но было в ней что-то такое, что, наряду с естественностью и открытостью, свидетельствовало о большой и как бы потаенной внутренней жизни. Так бывает у людей, посвящающих себя искусству и вынужденных уходить в себя, потому что творить можно только в одиночестве.

Император знал, что на днях она приезжала в Тюильри и была принята Людовиком Восемнадцатым. Он благосклонно разрешил ей пребывать в столице вместе с ее матерью. Кроме того, король пообещал дать ей титул герцогини Сен-Лё, по названию ее владений.

Король, сам в недалеком прошлом изгнанник, первым делом собирался выселить из страны всех родственников бывшего императора. Получалось, что Жозефина и Гортензия не попадали в сию категорию, поскольку в глазах Людовика они оказывались людьми, с которыми жестоко поступили Наполеон Бонапарт и его брат. А враги моего врага, как известно, должны становиться ежели не первыми моими друзьями, то браться под мою защиту.

Собственно, и Александр Павлович нанес свой первый в Париже визит, если не считать только что севшего на трон Людовика, именно им, императорским особам из тех же самых чувств, коими руководствовался и король.

Но этому толстому неотесанному чурбану, негаданно обретшему власть, ни в коем случае он, победитель, не должен был уступать.

— Я приехал в Мальмезон, — сказал император. — чтобы сообщить: я беру ваше императорское и ваше королевское величество отныне под свою протекцию. Я решил вручить вам российские паспорта, которые обеспечат вам защиту моей короны и дадут право выехать в любую державу, если в том возникнет какая-либо необходимость.

При последних словах царя Чернышев достал из портфеля паспорта, на которых был оттиснут золотой двуглавый орел, и передал их Александру Павловичу. Он же вручил их двум, на какое-то мгновение несколько ошеломленным, но затем не сумевшим сдержать счастливой благодарности, дамам.

— В Париже для меня нет побежденных, — произнес российский император. — Единственная цель, которая привела меня в вашу столицу — желание принести Франции спокойствие и умиротворение. Для меня здесь нет людей, которым я хотел бы мстить. Напротив, я желаю, чтобы с последними выстрелами исчезли ненависть и вражда. Все члены императорской фамилии, если они того пожелают, смогут получить в моей походной канцелярии такие же российские паспорта, чтобы они могли на законном основании поселиться в любой стране, которую выберут по своему желанию. Каждый свободен и каждый будет защищен.

— Весь Париж, ваше величество, в восторге от ваших слов, сказанных парижанам на улицах, и от вашего отношения к французам! — Лицо Гортензии выражало искреннее восхищение.

— Ваше ангельское великодушие не знает границ, — голос Жозефины, как показалось, даже прервался от волнения.

Он хотел повторить, что уже говорил Коленкуру и другим, что на земле Франции у него был единственный враг, а все остальные французы — его друзья, но поймал себя на том, что здесь, при жене и падчерице Наполеона, такие слова были бы неуместны. Вместо этого он заявил, что будет очень счастлив, когда дела в их отечестве примут форму, достойную великого народа. Но это произойдет, если каждый осознает в том необходимость и определит свою роль в общих усилиях нации.

— Могу заверить ваше величество: я не только готова к участию в общественной жизни, но я в нее уже включилась, — несколько кокетливо и в то же время с нескрываемым восторгом, напоминающим неподдельный восторг ребенка, сообщила королева.

— И в чем же ваша роль? — вступил в разговор Чернышев.

— Я думаю, вашему величеству и вам, граф, будет интересно узнать, что я стала попечительницей пансиона Святого Германа. Там я сама когда-то воспитывалась и теперь решила оказывать всяческое содействие мадам Кампан.

— Это пансион, в котором вместе с вами воспитанницами были королева Неаполя, кажется, княгиня Боргезе и некоторые другие, ныне знатные дамы? — вспомнил Чернышев.

— Совершенно верно, генерал. Вы, оказывается, все о нас знаете. Впрочем, не удивительно — со всеми нами вы хорошо знакомы, — королева благодарно взглянула на императорского генерал-адъютанта.

— Ваша деятельность благородна и заслуживает поощрения. Надеюсь, и вы, ваше величество, способствуете полезным увлечениям королевы? — поинтересовался царь.

— Моя дочь, как и я, выросла в уважении к собственному и чужому труду. Отсюда и разносторонность талантов, ею проявляемых, — не скрывая гордости, сказала императрица.

— Мама, вы преувеличиваете мои успехи, — зарделась Гортензия и — обращаясь к гостям: — Впрочем, я сочинила несколько песен — музыку и стихи. Когда собираются у нас музыканты, они эти песни непременно исполняют. Еще — беру уроки живописи. И — люблю танцевать.

— Тогда не откажите мне в первом же танце, — с неподдельной радостью, так что щеки налились легким румянцем, попросил царь. — Кажется, послезавтра бал у князя Талейрана. Надеюсь, вы там будете?

Дочь глянула на мать и тоже, как ее будущий кавалер, покраснела.

— Вообще-то в нашем теперешнем положении… — начала она.

— Наше положение, надеюсь, не изменилось, — остановила Жозефина дочь. — Ты не должна становиться затворницей. Тем более что ты теперь — герцогиня Сен-Лё. И ты получила приглашение великого монарха.

— Не только, смею заметить, как герцогиня Сен-Лё, но и как королева. И, конечно же, как самая восхитительная женщина Парижа, — сказал император и, еще гуще покраснев, глянул на Жозефину. Только каких-нибудь полчаса назад именно эти слова он говорил ей, императрице.

— Представьте, ваше величество, я безмерно довольна судьбою, которая выпала на мою долю, — словно не замечая некоторого смущения августейшего гостя, сказала императрица. — Еще до того, как я стала женою великого человека, я уже знала все о том, что мне предстоит и что меня ждет в конце пути. Мадам Ленорман, наша знаменитая прорицательница, к которой я однажды зашла из простого женского любопытства, погадала мне на картах. Выпал и король, и соперница, и пиковый, кажется, интерес, при котором я должна остаться. И все же я не остановилась перед тем, чтобы бросить вызов тому, что уже было предопределено на небесах.

— А вы, ваше величество, верите в предопределенность? — посмотрела в глаза императору Гортензия. — Простите, не отвечайте пока ничего. Я покажу вам одну вещь, которая одновременно и сокровище, и письмена судьбы.

Гортензия вернулась тотчас, держа в руках вытянутой формы драгоценный камень величиною с ладонь и положила его перед Александром Павловичем.

— Это камея, которая принадлежала когда-то герцогам Гонзаго в Мантуе, — королева склонилась над столом, так что царь ощутил тепло ее лица и запах волос. — Камея впервые упомянута в описи тысяча пятьсот сорок второго года. А теперь извольте, ваше величество, внимательно всмотреться в то, что здесь изображено.