Николай Японский - Дневники св. Николая Японского. Том ΙV

• Название: Дневники св. Николая Японского. Том ΙV
• Автор: Николай Японский
• Издательство: Гиперион
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2004
• ISBN: 5-89332-090-5 ISBN 5-89332-094-8 (IVт.)

Издание настоящей книги осуществлено при поддержке Фонда Ниппон.

Publication of this book was supported by Grant–in–Aid from the Nippon Foundation

Под редакцией Кэнноскэ Накамура

Дневники святого Николая Японского: в 5 т. / Сост. К. Накамура. Т. 4. — СПб.: Гиперион, 2004. — 976 с.

Настоящее пятитомное издание представляет собой первую полную публикацию огромного дневника, который на протяжении всей своей жизни вел основатель русской Православной миссии в Японии архиепископ Николай Японский (1836–1912).

Четвертый том дневников охватывает период с 1899 по 1904 гг.

© К. Накамура, сост. текста, коммент., вступ. ст., 2004

---

После панихиды отправился в Посольство, по приглашению Александра Петровича Извольского: «Сегодня, в два часа, наши дети вместе с детьми Ванновского играют у нас маленькую русскую комедию с пением и танцами…, так, если у Вас найдется свободный час посмотреть на них…» Четыре маленькие девочки, из которых младшим двум по пяти лет, и сын Гриша, семи лет, премило играли «Снегурочку» и другое с русскими песнями и танцами с помощью двух своих гувернанток. Смотрели одни русские, между которыми были Александр Иванович Павлов, наш Поверенный в делах и Генеральный консул в Корее, и Николай Николаевич Бирюков, учитель русской школы в Сеуле. Приехали они на днях лечиться от укушения бешеной собакой; собака была комнатная, любимая у Павлова; перекусала их двоих и казака русского, и повара–китайца; все четверо и прибыли, и лечатся здесь у доктора Китасато, делающего им Пастеровские прививки.

Павлов потом, вечером, был у меня, рассказывал про ревность о. Хрисанфа к миссионерскому делу, про его благоразумие, что у него уже образована школа из мальчиков, а в Церкви поют взрослые, ученики школы Бирюкова, язычники, наклонные к христианству. Но печаль навел Александр Иванович своими рассказами о корейских властях и корейском народе. Ни одного, решительно ни единого человека он не нашел между корейскими министрами и всеми власть предержащими, которые бы думали об интересах Отечества — зауряд все думают и стараются только о личных выгодах, и потому все — народ продажный и безнравственный. Народ же простой — совсем забитый и ни о чем не думающий и не имеющий возможности думать, кроме как о куске хлеба — чтобы уберечь его от хищничества чиновников и не умереть с голода. Вообще, по убеждению Павлова, нация эта совсем не способна существовать самостоятельно. Как история воспитывает народы! Японцы и корейцы — одной и той же расы, одинаковой древности. Но у первых все и каждый патриоты и смотрят в герои, у вторых, по–видимому, и возможности того нет. — Только правда ли? Не слишком ли мрачно смотрит Павлов на корейцев?

16/29 апреля 1901. Понедельник.

Матфей Юкава, из Накацу, пишет, что там крестился один бонза, ныне Павел Фудзии, вместе со своей женой, ныне Анной. Фудзии родом из города Фукуи, в Ецизен, секты Оотани, Монтосиу, и даже приходится племянником главе секты господину Оотани; имел разные неприятные столкновения с начальством, вследствие чего удалился на Киусиу, в Накацу, где и прожил семь лет. Слушал он учение католиков. Но когда католический катихизатор оставил католичество и сделался православным — ныне Иосиф Окада — он объяснил ему неправость католичества и привел к православию, — У Матфея Юкава спрошено, не пожелает ли Павел Фудзии продолжить дальнейшее христианское научение в Катихизаторской школе и сделаться проповедником?

Василий Таде описывает празднование Пасхи в Оказаки, и, между прочим, что много язычников было на празднике; прозвали язычники Пасху «тамаго–мацури», и многие просили уведомить их, когда будет богослужение, и были на нем ночью. Таде видит в этом хорошее предзнаменование. Действительно, интерес к христианству в язычниках как будто увеличивается.

О. Павел Морита пишет, что в Маебаси при смерти старый добрый христианин Иосиф Фукусава; исповедался и пособорован; все время находится в таком благочестивом настроении, что ни о чем больше не говорит, как о Христовой вере: христиан убеждает твердо блюсти ее, язычников, посещающих его, — непременно сделаться христианами.

17/30 апреля 1901. Вторник.

Прибыл о. Павел Косуги из Токусима, на Сикоку. Зачем? Жену положить в госпиталь. Телеграфировал ему, в ответ на его телеграмму, что должен он отправиться в Токио: «Не нужно Вам сюда, будьте покойны; жена будет принята в госпиталь». Где же послушаться? Не обратил внимания! На его желание видеться со мной сегодня я ответил, что «он прибыл по своему частному делу, пусть и исправляет его; мне некогда».

Да и действительно некогда: сижу за переводом; к тому же день расчетный, поминутно входят за деньгами.

Был русский: барон Борис Александрович Таубе, подполковник, начальник штаба у адмирала Алексеева в Порт—Артуре, с супругой. Давно и как близко служит от Японии и о Миссии — ни малейшего понятия! Иностранцы несравненно более интересуются нашею Миссиею, чем русские. Обидно не за Миссию, а за русских.

Был Николай Николаевич Бирюков, что из Сеула. Этот несколько лучше смотрит на корейцев, чем Павлов. Хвалил усердие и добрую душу некоторых из своих учеников, которых у него ныне в училище сорок. Один из воспитанных им ныне уже профессор корейского языка в Восточном институте во Владивостоке.

18 апреля/1 мая 1901. Среда.

Был Павел Косуги, катихизатор в Тоёсакай, в Симооса, просил катихизатора для Яцимата–мура, селения в 5 ри от Тоёсакай, с тысячью домов населения. Его туда звали на проповедь; он был и нашел много слушателей. Но послать туда, конечно, некого; он же пусть и проповедует там; по чугунке всего час езды от Тоёсакай.

19 апреля/2 мая 1901. Четверг.

Учащиеся имели рекреацию. Семинаристы и ученики Катихизаторской школы справляли ее в Асакаяма, куда им отвезли и обед, по обычаю, да еще на пятнадцать человек лишних — учителей, катихизаторов и прочих гостей из города, из служащих Церкви, 5 ен дал на кваси; большую часть сих денег они употребляют обыкновенно на призы во время их игр.

Мы с Накаем до обеда и вечером, как всегда, переводили. А после обеда, в час, отправились в Уено, на выставку, посмотреть те вещи, которые возили в прошлом году на Парижскую выставку и которые теперь здесь выставлены на короткое время для осмотра публикой. Вещи все — почтенной древности и отличного производства. Жаль только, что не надписаны годы их происхождения, хоть приблизительно, — было бы несравненно интересней. Поражает упадок ныне японской живописи сравнительно с выставленными превосходными картинками древнего производства.

Вернувшись с выставки, съездил в Imperial Hotel сделать визит Александру Ивановичу Павлову, Бирюкову и сегодня приехавшему и остановившемуся там же Павлу Степановичу Попову, пекинскому драгоману, которого лексикон здесь печатается; он был у меня, когда я отлучался на выставку.

20 апреля/3 мая 1901. Пятница.

О. Петр Кано, из Хакодате, пишет, что Евграф Кураока, отправляющийся на Камчатку, просит меня «для удобства сношений там с русскими (коосай–но бенрино тамени)» написать ему свидетельство, что он христианин. — Отвечено, что если б просил для того, чтобы участвовать там в таинствах Церкви, то свидетельство следовало бы дать: хакодатский священник должен бы был снабдить его этим свидетельством. Но так как Евграф просит совсем не для церковной нужды, то и совсем свидетельство не нужно, — Хочет посредством моего свидетельства добыть там привилегию на рыбные ловли, или что–либо в этом роде; словом, злоупотребить, как когда–то злоупотребили сим на Сахалине, отчего произошла потом в Хакодате между христианами неурядица, в которой деятельное участие принимал этот же самый Евграф, по своей ссорливости и злоязычию дряннейший из хакодатских христиан, несмотря на то, что с пеленок воспитан Миссиею.

21 апреля/4 мая 1901. Суббота.

Утром, во время перевода, являются две русские воспитанницы, учившиеся в Католическом женском монастыре здесь, на Цукидзи, дочери инженерного полковника Языкова в Хабаровске — Вера, девятнадцати лет, и младшая сестра ее, очень встревоженные, со слезами на глазах, и рассказывают следующее: «Первого мая они вместе с своей старшей сестрой Марией, которой без двух недель двадцать один год, отправились из монастыря домой, в Хабаровск; для того сели в Иокохаме на пароход, идущий в Кобе. Проводила их на судно монахиня; по уходе ее Мария сказала сестрам, что «у нее голова болит, поэтому она запрется в своей каюте, чтобы не беспокоили ее». Часа через три, когда они уже были в море, хватились они сестры, но ее и след простыл: ни в каюте, нигде на судне не нашли ее, а нашли письмо, адресованное к сестрам, в котором она объясняет, что уходит в католичество, потому оставляет их, просит не искать ее, ибо никак не найдут — она не останется в Японии. Крайне опечаленные этим сестры в Кобе сошли с парохода и по железной дороге вернулись в Токио, и вот пришли ко мне просить выручить их сестру от католических монахинь; жаловались, что они совратили ее, что все приготовили к ее побегу, что теперь они — сестры — поняли, для чего Мария взяла себе отдельный от них паспорт, для чего монахиня отдельно указала ее багаж, для чего покупала ей темные очки» и прочее.

Я, к сожалению, ничем не мог непосредственно помочь им. Со мной, вероятно, эти фанатики в Католическом монастыре и разговаривать бы не стали. Потому я отправил их к посланнику, а вслед за ними и сам отправился к нему. Александр Петрович Извольский горячо принял их дело; но тотчас же изъявил сомнение, чтобы можно было вернуть украденную монахинями — вероятно, ее уже успели спровадить из Японии. Он оставил девиц у себя и обещал немедля предпринять все, что возможно, а после известить меня о том, что сделано.