Николай Японский - Дневники св. Николая Японского. Том ΙV

• Название: Дневники св. Николая Японского. Том ΙV
• Автор: Николай Японский
• Издательство: Гиперион
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2004
• ISBN: 5-89332-090-5 ISBN 5-89332-094-8 (IVт.)

Издание настоящей книги осуществлено при поддержке Фонда Ниппон.

Publication of this book was supported by Grant–in–Aid from the Nippon Foundation

Под редакцией Кэнноскэ Накамура

Дневники святого Николая Японского: в 5 т. / Сост. К. Накамура. Т. 4. — СПб.: Гиперион, 2004. — 976 с.

Настоящее пятитомное издание представляет собой первую полную публикацию огромного дневника, который на протяжении всей своей жизни вел основатель русской Православной миссии в Японии архиепископ Николай Японский (1836–1912).

Четвертый том дневников охватывает период с 1899 по 1904 гг.

© К. Накамура, сост. текста, коммент., вступ. ст., 2004

---

Затем говорил Судзуки Мандзиро, то же расхаживая по кафедре, и так долго и скучно, что крайне всем надоел. Начал с злохуления Парламента, в котором сам же заседает: «он — Парламент — совсем потерял уважение народа; на него теперь никто не обращает внимания; и в газетах теперь о борцах (сумотори) много пишут, а о парламентских прениях — разве несколько строк»; потом говорил о своем посещении Асио для исследования и прочее. Бесполезно старались хлопаньем прогнать его с кафедры; тянул, пока хотел.

На смену ему вышел Симада Сабуро и сказал поистине блестящую речь. С фактами и цифрами в руках он доказал, что правительство безусловно виновато в отравлении трехсот тысяч людей, доказал также, что медный рудник Фурукава вовсе не такой важный предмет, из–за которого следовало бы упорствовать в отстаивании его — дохода он совсем не так много доставляет, как думают, и прочее, и прочее. Речь красноречивая, потоком льющаяся, приемы на кафедре джентльменские.

После него вышел на кафедру Танака Сёозо, который десять лет хлопочет за жителей Асио, и недавно подавал лично Императору прошение за них, вышедши для того из Парламента, которого был членом. Уже старик; жалостливо стал говорить, поливая себе воду на голову.

Но уже стало шесть часов вечера; нужно было вернуться домой к своему делу; поэтому я встал и ушел. Была и наша Женская школа в собрании и ушла в половине шестого. Вся прочая аудитория оставалась на своих местах. Значит, предмет возбуждает живой интерес. Действительно, изумляться надо, что в таком вопиющем деле правительство высокопарно отзывается, что оно исследует дело, исследователи–ученые виляют или недобросовестно мирволят Фурукава, Парламент безучастлив, Император? Но все считают счастливым Танака, что он за недавнее прошение ему не посажен в тюрьму, а народ гибнет и гибнет! Таково–то хваленое Правительство с народным представительством! Разве в России, при Самодержавии, возможна подобная гибель трехсот тысяч у всех на глазах? И подумать о том странно было бы.

18/31 января 1902. Пятница.

Был расстриженный Павел Ниицума, ныне находящийся совсем в православном расположении духа, кающийся, что прежде задумывал было уйти к протестантам, говорящий, что и теперь еще протестанты манят его к себе, особенно какие–то мистики. Пришел он, чтобы сегодня исповедаться и завтра за обедней приобщиться Святых Тайн, а также отслужить панихиду по своей прежней жене. Говорит, что не упускает случаев проповедывать Христа желающим слушать и что этих желающих ныне везде очень много. И пусть частно проповедует; учение знает, красноречие имеет — это таланты, данные ему от Бога, пусть не зарывает их; если кого обратит, его заслуга будет перед Богом.

Какая ужасная катастрофа произошла на днях близ Аомори! 23 января нового стиля отряд пехоты в двести десять человек, с двенадцати офицерами в том числе, отправился на Аомори делать опыт марша по снегу; назначено было дойти до Тасиро, двадцать ри от Аомори; но, вышедши при хорошей погоде, отряд скоро попал в пургу с холодным ветром, без перерыва продолжавшуюся три дня, на ходу потерял дорогу и весь погиб в глубоком снегу. Нашли только одного капрала едва живым, с отмороженными руками и ногами.

19 января/1 февраля 1902. Суббота.

Павел Иосида приходил с оконченным переводом остальной части «Толкования Святого Иоанна Златоуста на Первое Послание к Коринфянам». Таким образом, это творение Святого Иоанна Златоуста будет сполна напечатано. Просит Иосида для своего дальнейшего труда какой–нибудь более легкой книжки. Но, конечно, я не дам. Пусть из нового русского перевода творений Златоуста выберет себе любой том и продолжает переводить Златоуста. Это труд нелегкий, зато бессмертный, а прочие переводы большею частию скоро умирают. Переводить же он может отлично и нелегкое. — Кстати, как мы с Павлом Накаем ни старались сделать перевод Нового Завета исправным, а изъяны есть; сегодня же Иосида указал один стих (Матфея 7:12), непременно требующий исправления; говорил, что есть и еще что указать в этом роде; и из других мест приходят некоторые указания. При вторичном издании, которое, кажется, скоро надо предпринять, все будет пересмотрено и исправлено.

20 января/2 февраля 1902. Воскресенье.

Несмотря на дождь, сегодня много матросов с «Петропавловска» и «Полтавы» явились к обедне в Собор; дал им после службы по крестику в благословение.

Вечером был из Казоомаци христианин Миезава, года два тому назад просивший выключить его из списка христиан; ныне явился с смиренной просьбой простить ему этот поступок, причиной которого было малодушие перед гонителями–язычниками, говорит, что тем не менее никогда не переставал молиться пред иконою, стоящею на своем месте в его доме; просит дозволить ему раскаяться пред священником, получить отпущение его грехов и причаститься Святых Тайн. Привел с собою сына, который еще не крещен и для которого просит крещения. Принес пятнадцать ен на Церковь. Видно, что благодать Божия не оставила его. Потому я дозволил ему таинства покаяния и причастия. Денежное пожертвование его теперь не принял, а велел принести по возобновлении им общения с Церковью. Подарок же его мне (ящик яиц) принял как личное дело, изъявляя тем радость мою его возвращению в Церковь. Снабдил его христианскими брошюрами и поручил о. Феодору Мидзуно, бывшему его священником, по долгом приготовлении, преподать ему святые таинства.

21 января/3 февраля 1902. Понедельник.

Утром отчасти помешал переводу о. Тит Комацу. Нарочно приехал в Токио, чтобы посоветоваться о своих церковных делах. Слушал его часа полтора — ничего нет важного; дрязги кое–какие. Главное: христиане Сиракава не обращают на него внимания, а за всем относятся к о. Павлу Савабе, и его одного слушаются: собственно — старые христиане, воспитанные о. Павлом, когда он жил там лет двадцать, дуясь на меня за свою историю 1884 года. Конечно, для о. Тита это обидно и неудобно в деле церковного управления. Но советовал о. Титу потерпеть о. Павла — старика, во многих отношениях заслуживающего уважения, не поднимать истории, а мирно и благодушно смотреть на отношения христиан Сиракава к нему; вреда большого от этого произойти не может. «Выжили оттуда катихизатора Симона Тоокайрина, опираясь на о. Павла» Тоокайрин теперь полезен в Батоо, а у них (христиан Сиракава) — Фома Оно, которого уже выжить нет никакого предлога, который, вероятно, и о. Павлу угоден, ибо в истории 1884 года был вместе с ним. До сих пор о. Тит терпел же — пусть и вперед так будет. — Еще у него неладно в Оота: П. Мисима, бывший катихизатор, мешает проповеди до того, что катихизатор Тихон Сугияма совсем бесполезен там, и о. Тит перевел его в Асикага, где катихизатор Яков Мацудаира отчаянно болен. Ну и хорошо: Оота пусть пока останется в непосредственном заведывании о. Тита. Прочее все у него по приходу в обычном порядке.

22 января/4 февраля 1902. Вторник.

Началась корректура печатания службы Первой недели Великого поста, довольно много у нас с Накаем отнимающая времени от перевода.

Петр Исикава приходил советоваться насчет печатания Нового Завета новым изданием — малым шрифтом; собралось у него 1200 требований малого формата; несомненно, поступит и еще много требований. Положили мы отпечатать три тысячи экземпляров. Будет стоить это 1200 ен, не меньше. Я обещал иметь наготове для уплаты половину этой суммы; другая же будет уплачена ныне требующими Нового Завета. Быть может, мало–помалу и все издание окупится. Но корректура при печатании пусть будет независима от нас с Накаем, чтобы нам сохранить время для другого.

23 января/5 февраля 1902. Среда.

Иван Момосе, семинарист шестого класса, уже двадцатилетний, влюбился в учительницу Женской школы Екатерину Накаи (дочь Маленды) и стал писать ей письма. Это открылось, и ученики Семинарии потребовали его исключения; но он расплакался и выпросил себе прощение. Это было перед Новым Годом. А сегодня Иван Акимович Сенума пришел ко мне с новым его письмом к Накаи: та, получивши, передала его начальнице школы Елисавете Котама, а она — Сенума. «Что делать с Момосе?» — спросил Иван Акимович. «Приходится, стало быть, исключить», ответил я с первого слова; но, прочитавши письмо, раздумал, — письмо человека, настроенного к служению Церкви, и не заключает ничего дурного, кроме крайней влюбленности писавшего. Жаль стало бедного; всего полтора года до окончания курса, после чего, поступив на службу, он может свататься к Накаи и, если та будет согласна, жениться и жить счастливо, служа Церкви. По молодости и пылкости чувства не мог он сдержать своего слова, данного товарищам, не писать больше; это его вина; и, конечно, если узнают ученики, что нарушил свое обещание, ему не быть больше в Семинарии. Ученики будут тоже правы в своем требовании исключить его, чтобы чиста была репутация Семинарии и Женской школы. Советовал я Ивану Акимовичу призвать его одного и убедить затаить в себе любовь к Накаи и продолжать учиться, пока кончит курс; пусть поборет себя, отнюдь не пишет ей и ни малейшего отношения к ней не имеет; если исполнит это, то счастье для него; если нет, то не избежать ему исключения.