Николай Японский - Дневники св. Николая Японского. Том ΙV

• Название: Дневники св. Николая Японского. Том ΙV
• Автор: Николай Японский
• Издательство: Гиперион
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2004
• ISBN: 5-89332-090-5 ISBN 5-89332-094-8 (IVт.)

Издание настоящей книги осуществлено при поддержке Фонда Ниппон.

Publication of this book was supported by Grant–in–Aid from the Nippon Foundation

Под редакцией Кэнноскэ Накамура

Дневники святого Николая Японского: в 5 т. / Сост. К. Накамура. Т. 4. — СПб.: Гиперион, 2004. — 976 с.

Настоящее пятитомное издание представляет собой первую полную публикацию огромного дневника, который на протяжении всей своей жизни вел основатель русской Православной миссии в Японии архиепископ Николай Японский (1836–1912).

Четвертый том дневников охватывает период с 1899 по 1904 гг.

© К. Накамура, сост. текста, коммент., вступ. ст., 2004

---

23 июня/6 июля 1902 года. Воскресенье.

Царский дом наш отличается щедростью; это испытывала до сих пор и Японская Миссия, поскольку соприкасалась с русскими царственными лицами. Великий Князь Алексей Александрович пожертвовал на Миссию, будучи здесь в 1872 году, тысячу пятьсот долларов, Александр Михайлович — пятьсот долларов и потом еще, побужденный к тому адмиралом Макаровым, на окончание постройки Собора выхлопотал в Миссионерском Обществе четырнадцать тысяч рублей. Нынешний Государь, когда был здесь в 1891 году, пожертвовал, истинно по–царски, десять тысяч рублей и богатейшее архиерейское облачение; Кирилл Владимирович, бывший здесь четыре года тому назад, пожертвовал две тысячи ен. Ждал я, по сим примерам, что и Борис Владимирович сотворит свою жертву, но тщетно ждал. Обошелся он одною ласковостию. Правда, лица при нем не те, что были при Наследнике, или хоть бы при Кирилле (Капитан Александр Михайлович Домомиров, земляк, ныне блаженной памяти). Господь с ним и с ними!

К обедне сегодня прибыли, согласно вчерашнему слову капитана «Севастополя», человек сто команды, при двух офицерах; были и другие русские лица, Собор почти полон был молящимися русскими и японцами. Дал бы Бог всегда так!

После Литургии у меня, между прочими гостями — Сусанна Яманака, дочь Алексея Яманака, врача в Хакодате, бывшего когда–то катихизатором; учится в Женском Учительском Институте здесь; прежде кончила курс в американской женской школе в Хакодате — умная девица, говорящая по–английски; прощалась пред отправлением на каникулы домой в Хакодате.

Вчера ночью, в двенадцатом часу, когда я, усталый, заснул первым сном, внезапный стук в дверь разбудил меня. Думал, что–нибудь особенное, и изумился: о. Алексей Савабе просит, «чтобы я успокоил диакона Павла Такахаси, завтра он придет ко мне с разговором, так чтобы я ласково принял и успокоил его, он–де очень рассержен предложенной ему перспективой переменить службу в Церкви Коодзимаци на службу при Соборе». Павел Такахаси этот — бесполезнейший по проповеди, обратившийся в торговца молоком, которое по утрам разносит по домам, где покупают; сам о. Алексей постоянно жалуется на то, что он нисколько не заботится о служении Церкви, даже расстраивает христиан своею болтовнею. Поэтому–то я и сказал на днях (смотри 9/22 июня), чтобы о. Алексей подготовил перевод Такахаси в Собор, где служение его будет по крайней мере безвредным. Но он не выдержал, заговорил с Такахаси о переводе раньше времени и сробел того, что тот ощетинился. Здесь, на глазах у меня и большего числа христиан, чем в Коодзимации, он должен будет подтянуться, конечно, это ему, распущенному до крайности, не по вкусу — он и ощетинился на о. Алексея, а этот сробел. Просто безобразно, до чего японские служащие Церкви — плохие служащие! Я рассердился, сказал о. Алексею, что вовсе не намерен быть таким трусом, какой, и прогнал его. — А после обедни сегодня явился сам старик о. Павел Савабе просить и о том, чтобы я исполнил просьбу его сына насчет успокоения гнева Такахаси. Я сказал, что «успокою: с Такахаси не буду говорить, а лишь выслушаю его и отпущу без всякого ответа ему». — В шестом часу Павел Такахаси приходил; я так и поступил. Так как прервал для свидания с ним чтение церковных писем, то, оставив за письмами Давида Фудзисава, вышел, благословил, посадил и сказал, чтобы он в одном слове выразил свое дело, за которым пришел. Он стал было, по–своему, разводить материю, я прервал: «Кратко скажите, о чем?» «О. Алексей и прочее, но я не могу перейти в Собор». — «А! Об этом речь — рано! Предоставьте Собору распоряжение, где вам служить. Прощайте!» И ушел продолжать чтение писем.

Письма, большею частию касающиеся Собора, но с предварительными частными соображениями, иногда конфиденциальными: «Прошу не читать на Соборе». Есть приятные, например, видно из письма Фомы Танака, катихизатора в Оосака, прежде злейшего врага о. Сергия Судзуки, что он вполне помирился с о. Сергием; просит не назначать другого катихизатора для Оосака, как ходатайствует о том Оосакская Церковь, а оставить лишь двух священников в Оосака, как ныне, причем о. Оно заведует внутренними делами Церкви, о. Сергий — внешними, то есть проповедью в городе, вместе с ним, Фомой — и двоих сих проповедников вполне достаточно для Оосака. — Есть письма и очень неприятные, например, Стефан Камой бросает церковную службу «для поправления здоровья», но, очевидно, чтобы не возвратиться к ней; русским языком, как окончивший Семинарию, надеется добыть больше денег; товарищи, изменившие служению Церкви, должно быть, смутили его. Бросает катихизатор, еще Иоанн Мияке; этого не жаль — всегда был бездеятельным.

Вместе с одним письмом оригинальный подарок получил: Андрей Андо, портной в Исиномаки и заведующий там церковным пением, прислал две коленкоровые рубашки, сшитые на мой рост; в письме просит Новый Завет; послал ему и Новый Завет, и две книжки дневника о. Иоанна.

На днях Miss Hughes (смотри 13/26 июня) письмом ко мне, пригласила наших учительниц на «Educational Exhibit» и «Дзёси Коото Сихан- гакко», в субботу 5 июля. Работы английских женских школ, присланные в ее распоряжение, имели быть выставлены. Написала она также, что наши учительницы «могут принести с собою, если желают, работы наших учениц, чтобы выменять их на работы английских, по желанию и выбору». Я предложил нашим учительницам, и вчера девять из них, почти все молодые, отправились смотреть, взяв некоторые живописные, вышивальные и вязальные работы наших воспитанниц. Работы английских учениц все только рисовальные; наша учительница рисования извлекла пользу из рассматривания их и объяснений Miss Hughes. Наши девочки тоже не ударили лицом в грязь: работы их всем понравились; все дивились, как могут так хорошо вышивать или вязать не в специально вышивальной или вязальной, а с весьма малым временем для сих работ. Все, принесенное учительницами, с большим интересом разобрано; а они в свою очередь разобрали несколько английских работ. К сожалению, лучшие из них разобраны уже были другими женскими школами, множество учительниц и учителей которых были на выставке. Сегодня Елисавета Котама и Текуса Сакаи приходили рассказать мне обо всем этом.

Вечером, с семи часов, семинаристы делают «Сообецуквай» ученикам Катихизаторской школы, выходящим на проповедь. Дал на это три ены, когда приходили просить.

Уже начинают собираться катихизаторы на Собор; четверо прибыло. Нанято помещение для всех в ближайшей гостинице, так как в Миссии всегда негде поместить.

24 июня/7 июля 1902. Понедельник.

В субботу прочитаны были списки учеников Катихизаторской школы; старшие выпущены на службу; из младших Павел Хане, по успехам, оставлен в середине списка, но учителя и о. Феодор Мидзуно, начальник Катихизаторской школы, положили на совете исключить его, по несносному его характеру — «он жить не давал своим товарищам, со всеми всегда вздорил и ссорился; такому ли быть мирным проповедником Евангелия?» Но когда объявили это ему, очень он растревожился, стал стараться, чтобы это было отменено, чем, в свою очередь, встревожились его товарищи, и коллективным письмом к И. А. Сенума просили исполнить положенное. Пришел, наконец, Павел Хане ко мне, расплакался, стал уверять, что искренно желает сделаться проповедником и потому просил оставить его в школе. Жаль мне стало его очень. Но оставить его я не решился — было бы то же, что и прежде. Характер у него слишком живой и кастривый. Посоветовал ему мирно отправиться домой, помогать отцу в земледельчестве и остаток своего времени и свою душевную силу употреблять на проповедь родным и соседям; «доцяку денкёося» он, вероятно, и может быть — служить же только проповеди, без всякого постороннего дела, он не способен. Он утешился, ободрился и обещал «непременно показать о. Николаю Сакураи, что он может проповедывать — приготовить людей к крещению к тому времени, когда о. Николай посетит их местность»; «в будущем году в это самое время мои товарищи окончат курс, чтобы поступить на проповедь, а я на деле покажу к этому времени, что могу стать наравне с ними», — были его последние слова. Дай ему Бог! Снабдил его всеми нужными книгами, дал на дорогу четырнадцать ен тридцать сен — сколько оказалось нужным по расчету, ибо на севере — остров Эзо — его местожительство.

Отпуск других учеников Катихизаторской школы на каникулы по домам; прием книг для чтения от семинаристов в библиотеке; снабжение книгами для чтения детей посланника. Беседа с И. А. Сенума, который между прочим рассказал, что вчера вечером на «Сообецуквай» все очень одушевленно ораторствовали о необходимости служить Церкви, что не должно питать корыстных целей, искать денежных выгод, и подобное. «Вообще, — говорил он, — все семинаристы ныне одушевлены искренним желанием неизменно предать себя на служение Церкви, за исключением трех сомнительных, тяготеющих к мирским наукам гораздо больше, чем к духовным, и те — не из лучших учеников».