Евграф Комаровский - Записки графа Е.Ф.Комаровского

• Название: Записки графа Е.Ф.Комаровского
• Автор: Евграф Комаровский
• Издательство: Товарищество русских художников, Внешторгиздат
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1990

Граф Е. Ф. Комаровский в своих «Записках» по сути повествует не только о своей жизни и жизни своего семейства. Его происхождение, положение при дворе сделали возможным не только наблюдать жизнь Российской империи в ее сложные времена, но и стать участником многих исторических событий. Именно поэтому «Записки» представляют интерес для всех, кто с научными целями или как любитель изучает историю России.

---

— Я ожидаю от вас, любезный граф, большой себе услуги.

На изъявление моей совершенной готовности исполнять всегда священную его для меня волю его величество продолжать изволил:

— Я хочу послать вас в Москву с объявлением о моем восшествии на престол.

Я отвечал:

— Готов хоть сейчас отправиться.

— Приезжайте же ко мне в 3 часа пополудни, — прибавил государь, — и все приготовлено будет к вашему отправлению.

Принимая пакет к московскому военному генерал-губернатору, я спросил у государя:

— Ваше величество прикажете мне тотчас возвратиться?

Император со вздохом мне сказал:

— Желал бы, но как Богу будет угодно.

Государь поручил мне удостовериться в духе поселенных войск и донести его величеству по эстафете в собственные руки, но не из Новгорода, а из первого удобного места. Я просил, чтобы мне дан был фельдъегерь, что и было исполнено. При отправлении государь приказал мне заехать к бывшему тогда военным министром графу Татищеву, чтобы получить от него бумаги, которые следовало отправить в Москву, но граф Татищев мне сказал, что оне уже посланы с нарочным курьером. Сие произвело в Москве большое недоумение, ибо я никак не мог догнать курьера, отправившегося несколько часов прежде меня.

Я выехал из Петербурга во вторник, в 8 часов вечера, 15 декабря; со мной были адъютанты: Новосильцев — князя Голицына и мой — Жеребцов. Очень поздно, уже 14-го числа, вспомнили, что нужно запретить выезд из города через заставы без записки от коменданта[90]. Хотя сей последний и предварен был мною, что я отправляюсь по высочайшему повелению в Москву, но, видно за суетами, г. Башуцкой не выслал на заставу билета, и я должен был дожидаться, пока фельдъегерь не привез мне оного.

В Новгороде явился ко мне с рапортом генерал-майор Угрюмов, отрядный командир поселенных войск. Я спросил у него, приведены ли к присяге все военные чины, находящиеся под его начальством. Он мне отвечал, что он не успел еще сего сделать, потому что к нему прислан был из Петербурга один только экземпляр присяги, а так как войска его расположены в разных местах, то и нужно списать несколько с оного копий. Я продолжал спрашивать, доволен ли он повиновением вверенных ему войск и известно ли им всем о восшествии императора Николая Павловича на престол? Генерал-майор Угрюмов на сие мне отвечал, что сия перемена в царствовании войскам известна и что он головой своей отвечает за верность поселенных войск. Сверх того, я спрашивал у батальонного командира внутренней стражи, который подтвердил мне, что известие о восшествии на престол ныне царствующего императора не произвело никакого неприятного действия, и что, по замечанию его, все поселенные войска готовы будут присягнуть. Я заметил, что о бывшем происшествии в Петербурге, 14 декабря, в Новгороде не было еще известно.

Во исполнение высочайшего повеления я послал из города Крестец по эстафете донесение мое к императору, в котором я старался совершенно успокоить его величество на счет духа поселенных войск. Я ехал не так скоро, как бы желал, по причине недостатка в снеге, особливо по шоссе — в некоторых местах был голый песок, а чтобы сие вознаградить, я не выходил почти из повозки, выключая нескольких минут, чтобы напиться чаю. Едущий вперед фельдъегерь приготовлял для меня лошадей и платил прогоны. Остановясь на одной станции, не доезжая Вышнего Волочка, я вижу кибитку, у которой стоял человек в форменной шинели. Я спросил:

— Кто едет?

Он мне отвечал:

— Кавалергардского полка поручик Свистунов за ремонтом[91].

Я приехал в Москву в ночь с четверга на пятницу и остановился у военного генерал-губернатора князя Голицына. Он мне сказал, что ожидал меня с большим нетерпением, ибо в Москве уже разнесся слух о восшествии императора Николая Павловича на престол, а между тем официального известия он не получал. Князь Голицын послал за старшим обер-прокурором правительствующего сената московских департаментов, князем Гагариным, чтобы повестить господ сенаторов собраться в сенат для выслушания манифеста о восшествии на престол императора Николая I, и к архиепископу Филарету — для приведения к присяге в Успенском соборе в восемь часов утра. Я поехал с князем Голицыным в одной карете в сенат, где мне дан был стул. По прочтении манифеста и всех приложений, отправились в Успенский собор.

На Кремлевской площади стечение народа было неимоверное. Когда все собрались в собор, архиепископ Филарет начал священнослужение тем, что, предшествуемый московским духовенством, вынес на голове из алтаря серебряный ковчег, в котором хранится хартия о наследии на престол, императором Павлом I изданная и вдень коронации его читанная. В сем ковчеге находилось завещание императора Александра I и отречение цесаревича великого князя Константина Павловича от всероссийского престола[92]. Преосвященный Филарет с благоговением поставил ковчег на приготовленный аналой, покрытый золотым глазетом, на амвоне против царских дверей, отворил ковчег, вынул из него пакет с завещанием и, показав всем, что печать цела, произнес прекрасное и трогательное слово; потом пакет распечатал и прочитал завещание и отречение. Прежде нежели приступить к присяге, Филарет, осеняя всех, громогласно сказал:

— Разрешаю и благословляю.

Сие неожиданное изречение архипастыря произвело удивительное действие, особливо когда оно разнеслось между народом. После сего началась присяга, и все кончилось молебном с многолетием. Я хотел было в тот же самый день отправиться в Петербург, но князь Голицын предложил мне остаться до другого дня, дабы принять депутатов от московского дворянства и купечества.

Господин генерал от инфантерии Обольянинов, как губернский предводитель, со всеми уездными предводителями и другими почетными московскими дворянами удостоили меня своим посещением и вручили мне золотую табакерку, осыпанную бриллиантами, на коей стразами написано было: «От московского дворянства» и дата.

Московское купечество, в сопровождении городского головы Куманина, поднесло мне вызолоченный кубок на блюде, весьма древней работы, с тысячью червонцами и с надписью: «Вестнику о всерадостнейшем восшествии на престол императора Николая Павловича от московского купечества».

Господин Обольянинов просил меня от имени всего московского дворянства повергнуть всеподданнейшую их просьбу к стопам императора об оказании монаршего милосердия, елико возможно, князю Оболенскому, которого престарелый отец весьма уважаем в столице. Князь Меншиков, находившийся тогда в отставке, просил меня отвезти от него пакет генерал-адъютанту Васильчикову как председателю комитета военных конских заводов, в которых князь Меншиков был членом.

Я выехал из Москвы 19 декабря 1825 года, в ночь на воскресенье, а в Петербург приехал в час пополудни, во вторник, 22 числа того же месяца. Я менее нежели в семь суток съездил взад и вперед в Москву, пробывши два дня в сей столице.

Государь был очень доволен моим скорым возвращением. Я нашел его величество вместе с царствующею императрицею, которая также была ко мне весьма милостива; они оба осыпали меня вопросами. Им очень приятно было слышать от меня, что московские купцы называют наследника престола — своим кремлевским, ибо его высочество действительно родился в стенах сего знаменитого и древнего жилища наших царей. При донесении моем их величествам о действии, которое произвели над всеми бывшими в Успенском соборе, особливо над народом, произнесенные архиепископом Филаретом слова: «Разрешаю и благословляю», — я приметил, что они оба слушали сие с большим вниманием и были довольны, казалось, догадкою Филарета. Я донес их величествам о полученных мною подарках в Москве; они изъявили высочайшую свою волю их видеть.

Потом я был принят вдовствующею императрицею. Я нашел ее величество чрезвычайно пораженною печалью. Видно было, что скорбь от потери августейшего ее сына Александра Благословенного была еще во всей своей силе. Когда она расспрашивала меня о Москве, беспрестанно на глазах ее появлялись слезы; слабость ее величества была так велика, что, говоря со мною стоя, она придерживалась за стул. Я был тронут тоже ее печалью до глубины сердца, насилу мог воздержаться от слез и доволен был, когда ее величество отпустить меня изволила.

На другой день я привез во дворец и табакерку и кубок, полученные мною в Москве. Государь изволил меня принять в комнатах императрицы Александры Феодоровны. Их величества с любопытством рассматривали сии вещи; я им доложил, что в кубке находилась тысяча червонцев. Государь на сие изволил сказать:

— Эту сумму всегда дарят приезжающим с известием о восшествии на престол.

Отпуская меня, присовокупил:

— Я сей службы твоей никогда не забуду.

А императрица мне пожаловала милостиво поцеловать свою руку.