Иван Синельников - Подсолнушек

• Название: Подсолнушек
• Автор: Иван Синельников
• Издательство: Ростовское книжное издательство
• Жанр: Детская проза
• Год: 1964

Рассказы о детях.

---

В кабинете у дяди Степы нет ни одной иконы. На стенах висят плакаты по технике безопасности, всегда шумно, много народу. Здесь ужасно накурено, но Косте кажется: он дышит чистым воздухом.

Сначала дядя Степа, занятый делом, как бы не обращает внимания на Костю, потом узнает его и удивленно спрашивает: «Ты как сюда попал?» Костя начинает рассказывать, почему убежал от тети. Постепенно комната наполняется шоферами, грузчиками, слесарями из ремонтной бригады. Все молчат, слушают Костю. Вахтерша, тетя Полина, скрестив на груди руки, смотрит в пол. Загородив спиной простенок, стоит бывший танкист товарищ Морозов. Кулаки у него — как Костина голова.

Товарищ Морозов грохает кулаком по столу, говорит:

— Товарищи, что ж это такое?.. Надо разобраться…

— Надо! — соглашается с ним тетя Полина. — Ходить в церковь у нас никому не запрещено. Молись — хоть лоб расшиби, но зачем же калечить детей?

Все, сочувствуя Косте, соглашаются с тетей Полей.

— Ты правильно сделал, что приехал, — обращается к Косте дядя Степа. — Мы и Тоню заберем к себе…

Заячья шубка

Витя — скромный, застенчивый мальчик. «Такой воды не замутит, мухи не обидит», — говорили о нем соседи. Когда ребятишки устраивали на пустыре шумные игры, Витя стоял в стороне и наблюдал. Мальчишки, войдя в азарт, налетали друг на дружку, падали, вскакивали, снова падали. После игр, прихрамывая, потирали синяки и шишки, сокрушенно рассматривали вдребезги разбитые ботинки. У Вити не было синяков и шишек и ботинки не просили каши, а ноги не болели.

Ребята удивлялись:

— Почему ты с нами никогда не играешь?

— Не хочу, — говорил Витя.

И так всегда. Бывало, пойдет с ватагой ребят на речку, но не купается, сидит на берегу возле камня, смотрит, как плескаются и плавают другие.

— Витька, иди поплаваем! — приглашают ребята.

— Он плавает по-топориному! — насмешливо отвечает за него Федя Смоляной.

Витя не любил языкастого Федю и делал вид, что не обращает внимания на его насмешки.

…Зимой мальчишки устроили катание с горы. Пришел и Витя. Одет он был в валенки, полушубок и мохнатую шапку-папаху.

Он стоял на вершине холма, наблюдая за малышами, как те усаживались на большие санки. Вот они оттолкнулись, с визгом и веселым хохотом покатились вниз. Другая группа ребят, похожая на муравьев, внизу строила снежную крепость. Возле них, растопырив крылья, стоял старый ветряк. С вершины горы деревья, амбары и даже школа казались маленькими, картинно-игрушечными.

Витя хотел идти домой, но увидел Федю Смоляного. Щеки у него горели. Как видно, мороз и ветер были ему — нипочем. Тяжело дыша, он вез в гору пустые санки. Ему помогала девочка в серой заячьей шубке.

Гора была высокая, крутая, редко кому удавалось благополучно спуститься к реке.

Федя сел верхом на санки, рядом пристроилась заячья шубка, и они поехали.

Не проехав и двадцати метров, Федя зарылся головой в снег.

Витя стал смеяться:

— Эх ты, горе-катальщик!

— А ты… сам… попробуй! — отряхиваясь от снега, ответил Федя. — Стоишь… смотришь!

Стайка ребят загалдела:

— Он всегда так…

— Глядит на других, а чтобы самому — трусит!

Заячья шубка серьезно посмотрела на Витю:

— А, может, не трусит?.. Хочешь прокатимся вместе?

Лучше всего было повернуться и уйти, но Витя вдруг запальчиво крикнул:

— А вот возьму и поеду! Сам, без тебя!..

— Ты… поедешь? — удивилась девочка.

— А вот и поеду! — повторил Витя.

Он спохватился, что сболтнул лишнее, но отступать было поздно.

Витя посмотрел на стоящий внизу ветряк, на речку, зажмурился. Он помнит, что лег плашмя на чьи-то санки, закрыл глаза, полетел в пропасть.

Санки встряхивало. Они прыгали, как лягушка. С невероятной скоростью навстречу бежали хаты, речка и мельница. Ветер мертвой хваткой вцепился в воротник, яростно трепал его и дергал, точно хотел оторвать вместе с сукном. Глаза, кроме белесой пелены, ничего не различали.

Половину горы Витя проехал благополучно. Потом — хлоп! — санки вывернулись, покатили порожняком. Витя на животе заскользил следом. Некоторое время рядом бежала оброненная с головы шапка и… отстала. Витя ехал на спине, на животе, по-заячьи кувыркался через голову. Ему казалось, что спуск с проклятой горы никогда не кончится.

Он видел вращавшийся горизонт, стоявшее боком небо. Вершина бугра, как бы тронувшись с места, бежала рядом, то с правой, то с левой стороны.

Витя докатился до ветряка: дальше катиться было некуда. Он встал на ноги, ощупал руки, ноги, голову. Все было цело.

Витя с трудом выдохнул:

— Фу-у-х!.. Чуть сердце не оторвалось!..

Речка, горизонт и ветряк стали на прежнее место. Над головой пролетела ворона. Летела она низко, лениво махая крыльями. Витя видел вытянутую шею птицы, плотно прижатые к брюшку лапы и распущенный веером хвост.

«Кар!» — точно поздравляя Витю с полетом, каркнула ворона.

Только теперь его догнала отставшая шапка. Витя отряхнул ее от снега, надел на голову.

Он увидел, как с вершины бугра оторвался серый комочек и быстро скользил вниз. Витя узнал девочку в заячьей шубке. Как он ненавидел, как презирал ее! Ведь из-за нее он потерял шапку и с позором катился до речки! Теперь он хотел, чтоб и она в своей шубке кувыркалась через голову…

Однако этого не случилось. Он едва успел отпрянуть в сугроб, когда санки с шубкой, мелькнув, промчались мимо.

Витя успел рассмотреть на руках девочки красные вязаные перчатки и развеваемый по ветру, выбившийся из-под платка белокурый хохолок. Он как бы дразнил, издевался, посмеивался. Витя был напуган и огорчен, но отчаянная смелость девочки так на него подействовала, что он, поборов испуг, снова стал карабкаться на гору.

— Смеется?! — упрямо твердил он. — Ладно…

И вот Витя снова на вершине бугра. Ребята молчат. Он плашмя ложится на санки, закрывает глаза и в эту минуту на своем плече чувствует чью-то руку. Прикосновение руки было осторожным, еле ощутимым. Витя узнает руку: это девочка в заячьей шубке.

— Слушай, — доверительно шепчет она, — когда доедешь до середины горы, там есть бугорок. Ты бери от него чуточку вправо. Понял?

В голосе слышатся нотки участия, но Витя не отвечает.

Снова рябит в глазах. В ушах свистит ветер, крылья мельницы будто выросли и протянулись навстречу, как огромные руки. Сквозь вой ветра мальчик слышит чьи-то предостерегающие слова:

— Чуточку правей!

Слова звучат близко, совсем рядом. Витя изо всех сил притормаживает санки, и они, изменив направление, с возрастающей быстротой катятся дальше.

…Вот наконец речка и ветряк. Крылья у него как крылья. Где же руки?.. Мальчик боится пошевельнуться. Пережитое настолько ошеломляюще, что такое увидишь разве во сне.

Он робко осматривается и видит рядом девочку. Шубка на ней расстегнута, прядка волос, закрыв глаза, свисает до подбородка. Девочка чуть жива. «Ага! — торжествует Витя. — Струхнула? То-то!»

Оправив волосы, девочка одеревеневшим от страха языком произносит:

— При… пди… птиехали-и…

«Струсила, струсила!» — радуется Витя, но еще большую радость он испытывает от того, что поборол свою робость. Он хочет высказать это вслух, крикнуть во весь голос, но язык не слушается:

— А… а… я, — с трудом, заикаясь, произносит он, — я потерял фапку…

— Шапка у тебя на голове, — уже оправившись от испуга, говорит девочка.

Им весело, и они смеются. У девочки острый подбородок, вздернутый нос и удивительно ясные, широко открытые серые глаза. Она улыбается. Вите уже нравится заячья шубка. Он берет девочку за руку, и они, помогая друг другу, взбираются на гору.

Лешка-Робинзон

Лешка мастерил комбайн. Узлами и деталями были табуретка, медный таз и велосипедное колесо.

Лешка уже собирался стать к штурвалу, когда вошла мать.

— Бросай машину, — сказала она. — Понесете с Полинкой обед отцу.

Полинка уже ходила во второй класс, а Лешке еще надо было ждать целых два года, но в доме его считали главным заводилой.

Покамест мать и сестра укладывали в кошелку еду, Лешка успел сунуть за пазуху кусок хлеба и на всякий случай прихватить игрушечный пистолет. Нельзя же в дорогу идти без оружия!

Шагать степью было очень интересно. Слева и справа стояло скошенное поле, и по нему пролегли ряды валков. Между ними по стерне расхаживали грачи и клевали потерянное зерно.

Лешка схватился за пистолет. Он прицелился в самого крупного грача. Но грач был «стреляной птицей» — улетел. Лешка закричал ему:

— Погоди! Я не стрельнул!

Недалеко от бригады их обогнал колхозный объездчик Сидорчук. Он сидел верхом на маленьком сером коньке Хаджи Мурате.