Сергей Фролов - Повесть о Поле Фимкиной

• Название: Повесть о Поле Фимкиной
• Автор: Сергей Фролов
• Издательство: Южно-Уральское книжное издательство
• Жанр: Современная проза
• Год: 1988
• ISBN: 5-7688-0029-8

Повести и рассказы молодых писателей Южного Урала, объединенные темой преемственности поколений и исторической ответственности за судьбу Родины.

---

«Эх, глупенькая ты, — по-женски посочувствовала ей Поля, — простецкая… Все козыря у тебя на виду… не прячешь. Не дай бог, воспользуется он, начнет дуроломить…»

А тот все поддразнивал, улыбался; издали было видно — янтарь заиграл в глазах. Вроде специально передал ему батя свои зенки, на память Поле. Да чтоб девок с ума сводить. И брови отцовы, и лицо матовое, приятного цвета. Они-то с Машей освещались закатным солнышком, а он в тени от дома стоял. И вот отсюда хорошо проглядывалась в нем сейчас батина колодка. Тот тоже беспечный был, неимоверно, последнюю рубаху с себя снимал. Кто знает, где он и сгинул…

— Ты, чать, не картинка, — распрямившись, крикнула Поля. — Стоишь рисуешься. Я утром что велела сделать? Выключи свою музыку.

— По-твоему, как папа Карла, паши, не разгибайся…

— Я те сейчас покажу Карлу! — вытянув дряблую шею, Поля с поднятой мотыгой грозно устремилась к крыльцу.

Вовка, смеясь, попятился к двери и даже потянулся рукой снять пиджак.

— Сейчас же бери в руки молоток!

Поля вернулась и научила сноху:

— А ты, дочка, тоже скажи ему… Мол, надо, Вова, забор делать.

Та обернулась, крикнула:

— Вова, делай, мама же велит…

— Ох, да зачем ты мамкаешь! — опять вполголоса упрекнула Поля. — Сама заставляй, да построже!

Но Вовка все же взялся стучать. Они со снохой уже подходили к концу огорода. На душе у Поли стало совсем хорошо оттого, что все были при деле.

— Вот так вот вам и жить надо, — тяпая рядом со снохой, передавала она ей свои мысли. — Сама тоже становись хозяйкой, бери его покрепче в руки. Я вот что скажу, дочка, а ты послушайся меня: будет он ночью к тебе… ласкаться, ты ему скажи: «Не буду я с тобой… Какой ты мужик, у тебя двор разгорожен…» Иль еще что-нибудь про хозяйство… Скажи: «Сколь же мы цыганами будем жить!»

— Ай, мама, — засмущалась сноха, ниже склоняясь к мотыге, — я так не могу…

— Ничё, ничё, сможешь. Ночная кукушка все равно перекукует. Цену себе немного знай. Силой своей, хитростью бабьей бери его. Сдастся, никуда не денется. Хозяином будет…

Сноха не ответила. Поля вспомнила, как Козанчиха обозвала ее «немтыркой». Нюське бы поучиться у снохи так чисто говорить. Только слова у нее редкие. А на людях, в магазин ли придет, дичится всех, сроду рта не откроет.

Уже и солнце близилось к закату. Вовка расстучался — слушать приятно. Только не переодел чистую рубаху с брюками, шайтан. Тоже выхваляется перед женой. Картошке вот-вот конец придет, последние рядочки оставались. Проходили соседи, бросали веселые упреки:

— Глядите, как они разработались, кабы ночи не прихватили!

— Сноха у меня такая! — смеялась Поля. — Не отпускает, давай, говорит, мама, закончим!..

И уже окучив последний куст, воскликнула Поля голосисто и радостно:

— Все! Шабаш! Корми, молодая хозяйка, работников ужином!

И хотя надо было бежать домой, вот-вот должны были пригнать стадо, все же дождалась Поля, когда сварится ужин, все уселись за стол, и только после этого засобиралась.

— Мама, а кушать? — удержала привыкшая к ней за день сноха.

— Потом, дочка, корову подою, приду.

6

На другое утро она задержалась дома: все-таки дел набралось много. Полила помидоры с огурцами: какие бы дожди ни шли, а ветром за неделю высушило землю, коркой взялась. Собрала клубнику — опять туда, своим отнести. Подумала: когда у самих-то все будет, земля ведь одинаковая? И все же сегодня Поля проснулась — в груди не так давили эти проклятые глудки. А теперь и вовсе рассосались. Зорька не приходила, не проспала сноха. Забыла ей сказать вчера, чтобы по холодку лук с морковкой прополола, тоже в бурьяне все, как в лесу. Может, сама догадается. Нюська Козанчиха что-то не выглядывает, тихо во дворе. А то бы Поля ей за вчерашнее все вылепила. За загородкой окликнула Тараторка:

— Подруга, здорова ли?

— А то как же, здорова, айда, заходи!

— Я тебе сказать: Самоха-кладовщик поросят продает, будешь брать?

— Надо бы. И себе, и молодым своим, — опять хоть словом поддержала она своих детей.

— Тогда торопись, не достанется.

Сбегала к Самохе на самый конец села. По пути всерьез решила взять двух поросят. Все-таки успела, последних забрала. Одного пустила к себе в закуток, второго понесла к сыну. Только у них пусто было в доме.

— Что ты будешь делать? Опять шаром покати! Провалиться бы от такой семьи! — огорчилась она. Глянула на солнце: — Десять либ уже? Куда умыкнула?

Подобрала во дворе две доски, отгородила в сарае угол для поросенка. Притрусила ему пол соломой и еще в сторонке сложила небольшой кучкой. Ночью, вдруг станет холодно, зароется в нее.

Сноху она нашла у Вовки возле мастерских. Вовка под комбайном лежит, железками позвякивает, она ему ключи подает. Серафимка тут же на разостланной пеленке на припеке играет. Поля, хоть и была не в духе, все же стерпела, не накричала на сноху.

— Вот они где! Чё ж ты, дочка, дома-то все бросила? — только и спросила.

— Я Вове завтрак приносила.

— Иль утром не ел?

— Мы, мать, немного проспали, — отозвался Вовка.

— И Зорьку не подоила? — встревожилась Поля.

— Подоила и в стадо выгнала. Это уже потом задремала.

— Вот те раз, — не скрыла своего недовольства Поля.

Вовка все гремел ключами, а потом огрызнулся из-под комбайна:

— Опять не по-твоему? Что ты все ходишь, что тебе надо?

— Ниче мне не надо. У меня все есть.

— Вот и хорошо, — пробурчал Вовка.

— А я хочу, чтобы и у вас было, — Поля присела возле внучки, перенесла ее к себе на колени. — Поросенка вам взяла, принесла, а дома никого нет.

— Поросе-е-енка? — удивился Вовка и захохотал. — С тобой, мать, скучно не будет! Вот дает!

Сноха помалкивает. Учила, учила ее вчера, чтобы мужа в руки брала — толку нет. И не возьмешь ты его, если сама утром спишь, завтрак не успела сготовить.

— Да, сыночек. Я вам все даю, пока в силах еще, — ответила она. — Это вы не думаете, а я все просчитала. Осенью баранчика зарежете, до Нового года с мясом протянете. К тому времени этот поросенок пудов шесть наберет — вот вам опять мясо.

— Мясо в колхозе выписать можно.

— Шиш тебе… У колхоза все подчистую государство метет. Он сам у населения закупает.

Сноха свой молчаливый заговор с мужем поддерживает, угнулась, травинки рукой срывает.

— Айда, дочка, собирайся домой, — настаивала на своем Поля.

— Никуда она не пойдет! — приказал из-под комбайна Вовка.

— Это почему?

— Мне сейчас тут поддерживать надо, прокручивается, зараза!

— Чё ж она с тобой ребенка морить на жаре будет?

— Ребенка, если хочешь, забирай и иди!

Поля совсем рассерчала. Не о чем с ними толковать. Взяла внучку на руки и ушла.

— Черти бы вас забрали. Никак не расстанутся. Если бы ты, сношенька, в мою дудку дула, мы его б живо обратали. А ты в его норовишь дуть, ему подыгрываешь, хоть и молчишь, — ворчала она по дороге. И, поцеловав внучку, заговорила с ней: — Вот кто у меня умница-то. Ну их, скажи, Фима, подальше папку с мамкой.

— Фи-ма, — в растяжку, тоненько повторяла внучка.

— Фима моя золотко, сейчас мы с тобой попьем, потом баба кашки Фиме сварит, спать уложит. А папка с мамкой измучили Фиму на жаре.

Все это, конечно, Поля сделала: и накормила внучку, и спать уложила. Обоим поросятам молока дала. Подступило время Зорьку доить, а снохи все не было. Пришлось идти самой. И со стойла вернулась, ее все еще не было. Поля обиделась, не пошла больше к мастерским. Пусть как хотят, так делают. Но все же взялась полоть грядки. Земля не виновата, что ее так запустили, кричит и просит ухода. Поневоле берет жалость к ней. Прополола Поля и грядки. Потом наносила из колонки воду, полила их. Напротив через улицу закладывали новый дом, Поля попросила у строителей несколько ведер песка, сделала площадку у крыльца и дорожку до калитки, чтобы в дождь не тащилась в дом грязь.

Серафимка уже успела проснуться, они перебили мух во всех комнатах. Затем вместе сходили домой к Поле, а сноха все не приходила. Пришлось самой варить для них ужин. Обедать-то, может, в столовую ходили, там рядом она, а ужином в столовой не кормят…

Наконец от мастерских потянулись рабочие, пришли и сын со снохой. У снохи лицо и платье запачканы мазутом. «Что делает, — подумала Поля, — хоть бы деньги платили, а то за просто так платье угваздала». Но она не стала разговаривать с ними, не шла на поклон.

Вовка заставил жену мыться под душем, и она взвизгивала там от холодной воды, а он стоял во дворе, подбадривал:

— Привыкай, казак, атаманом будешь!

Бегали по двору, смеялись, кричали, но спасибо матери никто не сказал, что она им тут порядок навела. Вроде и не увидели.

Налила ужинать (борщ с солониной сварила, опять же своего мяса принесла, у них откуда). И сама села, Серафимку на колени взяла, кормит ее, с ней разговаривает. К ним на поклон не идет. А они и не больно нуждаются, друг к дружке склоняются, меж собой говорят и смеются. Какие беззаботные — трава не расти. К поросенку ни он, ни она даже и не заглянули. Борщ хлебают, хоть бы спросили: «Мам, откуда это у нас мясо?» Уж спасибо вашего не надо, не дождешься. Поля чувствует, как у нее от обиды закипает, жжет внутри, того и гляди заплачет. Веки сильнее наплыли на глаза, моргать неловко, и кожа на лице одрябла, тоже, чувствует она, висит тряпками. Вовка то вскинет на нее свои янтари, светлые, прозрачные, поглядит с веселой усмешечкой, то опять с женой заговорит. А о чем — из гордости Поля даже не прислушивается. Давай, говорит она в мыслях сыну, усмехайся своими лупастыми, что мать до слез доводишь.