Федор Сологуб - Мелкий бес

• Название: Мелкий бес
• Автор: Федор Сологуб
• Жанр: Русская классическая проза
• Год: 2004
• ISBN: 5-02-027129-2

«Этот роман — зеркало, сделанное искусно. Я шлифовал его долго, работал над ним усердно… Ровна поверхность моего зеркала и чист его состав. Многократно измеренное и тщательно проверенное, оно не имеет никакой кривизны. Уродливое и прекрасное отражается в нем одинаково точно». «Мелкий бес» был начат еще в 1892 г., над ним Ф. К. Сологуб (1863–1927) работал еще десять лет. Роман был издан только в 1907 г. и имел колоссальный успех. В 1917 г. Сологуб писал: «Если бы стены наших домов вдруг стали прозрачны, как стекло, мы с ужасом увидели бы, как много злого и страшного совершается в недрах самых на вид счастливых семейств». В романе «Мелкий бес» становятся прозрачны дома российских обывателей и пред нами вскрывается все то злое, зловонное и страшное, что свершается внутри их, и по улицам ходит герой романа, Передонов, чье имя стало нарицательным для выражения тупости, злобности и мертвенности. Современник автора критик А. Измайлов говорил: «Если бы бесы были прикомандированы к разным местам, то того, который определен к нашей провинции, удивительно постиг Сологуб». О русских мелких бесах писали и другие, и этот роман занимает достойное место в ряду таких знаменитых произведений, как «Записки сумасшедшего» Гоголя, «Двойник» Достоевского, «Красный цветок» Гаршина, «Черный монах» и «Человек в футляре» Чехова…

---

— Да, да, ты права, — шептал Кириллов. — Но я побегу. Неловко.

Он побежал в кабинет, и там стал усиленно шаркать и сыпать любезные слова Передонову.

— Так уж вы, если что… — начал Передонов.

— Будьте спокойны, будьте спокойны, буду иметь в виду, — быстро говорил Кириллов. — Мы это еще не вполне решили, этот вопрос.

Передонов не понимал, о каком вопросе говорил Кириллов, и чувствовал тоску и страх. А Кириллов говорил:

— Мы составляем школьную сеть. Из Петербурга выписали специалиста. Целое лето работал. Девятьсот рублей это нам обошлось. К земскому собранию готовим. Удивительно тщательная работа, — подсчитаны все расстояния, намечены все школьные пункты.

И Кириллов долго и подробно рассказывал о школьной сети, т(о) е(сть) об разделении уезда на такие мелкие участки, со школою в каждом, чтобы из всякого селения школа была недалеко. Но [[Кириллов говорил об этом, как о вещи, всем известной, и потому]] Передонов [[слушал, и]] ничего не понимал, и запутывался тугими мыслями в словесных петлях сети, которую бойко и ловко плел перед ним Кириллов.

Наконец, он распрощался, и ушел, безнадежно тоскуя. В этом доме, — думал он, — его не захотели ни понять, ни даже выслушать. Хозяин молол что-то непонятное. Трепетов почему-то сердито фыркал, хозяйка приходила, не любезничала, и уходила, — странные люди живут в этом доме, — думал Передонов. — Потерянный день!]

Когда Передонов вернулся домой, он застал Варвару в гостиной с книгой в руках, что бывало редко. Варвара читала поваренную книгу, — единственную, которую она иногда открывала. Книга была старая, трепаная, в черном переплете. Черный переплет бросился в глаза Передонову, и привел его в уныние.

— Что ты читаешь, Варвара? — сердито спросил он.

— Что! известно что, — поварскую книгу, — отвечала Варвара.

— Зачем поварская книга? — с ужасом спросил Передонов.

— Как зачем? Кушанье буду готовить, тебе же, ты все привередничаешь, — объясняла Варвара усмехаючись горделиво и самодовольно.

— По черной книге я не стану есть! — решительно заявил Передонов, быстро выхватил из рук у Варвары книгу, и унес ее в спальню.

Черная книга! Да еще по ней обеды готовить! — думал он со страхом. — Того только недоставало, чтобы его открыто пытались извести чернокнижием! Необходимо ее уничтожить, — думал он, не обращая внимания на дребезжащее Варварино ворчанье.

XI

В субботу Передонов собрался идти к исправнику. Этот хоть и не такая важная птица, как предводитель дворянства, — думал Передонов, — однако может навредить больше всех, а захочет, так он же может и помочь своим отзывом перед начальством. Полиция — важное дело.

Передонов вынул из картонки шапку с кокардой. Он решил, что отныне будет носить только ее. Хорошо директору носить шляпу, — он на хорошем счету у начальства, а Передонову еще надо добиться инспекторского места; нечего рассчитывать на протекцию, надо и самому во всем показывать себя с наилучшей стороны. Уже несколько дней назад, перед тем, как начать свои походы по властям, он думал это, да только под руку попадалась шляпа. Теперь же Передонов устроился иначе: он шляпу швырнул на печь, — так-то вернее не попадется.

Варвары не было дома. Клавдия мыла полы в горницах. Передонов вошел в кухню вымыть руки. На столе увидел он сверток синей бумаги, и из него высыпалось несколько изюминок. Это был фунт изюма, купленный для булки к чаю, — ее пекли дома. Передонов принялся есть изюм, как он был, немытый и нечищеный, и съел весь фунт быстро и жадно, стоя у стола, озираясь на дверь, чтобы Клавдия не вошла невзначай. Потом он тщательно свернул толстую обертку, под сюртуком вынес ее в переднюю, и там положил в карман пальто, чтобы на улице выбросить, и таким способом уничтожить следы.

Он ушел. А Клавдия скоро хватилась искать, — и не нашла. Варвара вернулась, узнала о пропаже изюма, и накинулась на Клавдию с бранью: она была уверена, что Клавдия съела изюм.

На улице было ветрено и тихо. Лишь изредка набегали тучки. Лужи подсыхали. Небо бледно радовалось. Но тоскливо было на душе у Передонова.

По дороге он зашел к портному, поторопить его, — скорее бы шил заказанную третьего дня новую форму.

Проходя мимо церкви, Передонов снял шапку, и трижды перекрестился, истово и широко, чтобы видели все, кто мог бы увидеть проходившего мимо церкви будущего инспектора. Прежде он этого не делал, — но теперь надо держать ухо востро. Может быть, сзади идет себе тишком какой-нибудь соглядатай, или за углом, за деревом таится кто-нибудь и наблюдает.

Исправник жил на одной из дальних городских улиц. В воротах, распахнутых настежь, попался Передонову городовой, — встреча, наводившая в последние дни на Передонова уныние. На дворе видно было несколько мужиков, но не таких, как везде, — эти были какие-то особые, необыкновенно смирные и молчаливые. Грязно было на дворе. Стояли телеги, покрытые рогожей.

В темных сенях попался Передонову еще один городовой, низенький, тощий человек вида исполнительного, но все же унылого. Он стоял неподвижно, и держал под мышкой книгу в кожаном черном переплете. Отрепанная босая девица выбежала из боковой двери, стащила пальто с Передонова, и провела его в гостиную, приговаривая:

— Пожалуйте, Семен Григорьевич сейчас выйдут.

В гостиной были низкие потолки. Они давили Передонова. Мебель тесно жалась к стенке. На полу лежали веревочные маты. Справа и слева из-за стены слышались шепоты и шорохи. Из дверей выглядывали бледные женщины и золотушные мальчики, все с жадными блестящими глазами. Из шепота иногда выделялись вопросы и ответы погромче:

— Принес?

— Куда нести?

— Куда поставить прикажете?

— От Ерошки, Сидор Петровича.

Скоро вышел исправник. Он застегивал мундирный сюртук, и сладко улыбался.

— Извините, что задержал, — сказал он, пожимая руку Передонова обеими своими большими и загребистыми руками, — там разные посетители, по делам. Служба наша такая, не терпит отлагательства.

Семен Григорьевич Миньчуков, мужчина длинный, плотный, черноволосый, с облезлыми по середине головы волосами, держался слегка сгибаясь, руки вниз, пальцы грабельками. Он часто улыбался с таким видом, точно сейчас съел что-то запрещенное, но приятное, и теперь облизывался. Губы у него ярко-красные, толстые, нос мясистый, лицо вожделеющее, усердное и глупое.

Передонова смущало все, что он здесь видел и слышал. Он бормотал несвязные слова, и сидя на кресле, старался держать шапку так, чтобы исправник видел кокарду. Миньчуков сидел против него, по другую сторону стола, совершенно прямо, улыбался все так же сладко, а загребистые руки его тихонько двигались на коленях, сжимались и разжимались.

— Болтают невесть что, — говорил Передонов, — чего и не было. А я и сам могу донести. Я ничего такого, а за ними я знаю. Только я не хочу. Они за глаза всякую ерунду городят, а в глаза смеются. Согласитесь сами, в моем положении это щекотливо. У меня протекция, а они гадят. Они совершенно напрасно меня выслеживают, только время теряют, а меня стесняют. Куда ни пойдешь, а уж по всему городу известно. Так уж я надеюсь, что, в случае чего, вы меня поддержите.

— Как же, как же, помилуйте, с величайшим удовольствием, — сказал Миньчуков, простирая вперед свои широкие ладони, — конечно, мы, полиция, должны знать, если за кем есть что-нибудь неблагонадежное, или нет.

— Мне, конечно, наплевать, — сердито сказал Передонов, — пусть бы болтали, да боюсь, что они мне нагадят в моей службе. Они хитрые. Вы не смотрите, что он все болтает, хоть, например, Рутилов. А вы почем знаете, может он под казначейство подкоп ведет? Так это с больной головы на здоровую.

Миньчукову казалось сначала, что Передонов подвыпил и мелет вздор. Потом, вслушавшись, он сообразил, что Передонов жалуется на кого-то, кто на него клевещет, и просит принять какие-нибудь меры.

— Молодые люди, — продолжал Передонов, думая о Володине, — а много о себе думают. Против других умышляют, а и сами-то нечисты. Молодые люди, известно, увлекаются. Иные и в полиции служат, а тоже туда же суются.

И он долго говорил о молодых людях, но почему-то не хотел назвать Володина. Про полицейских же молодых людей он сказал на всякий случай, чтобы Миньчуков понял, что у него и относительно служащих в полиции есть кое-какие неблагоприятные сведения. Миньчуков решил, что Передонов намекает на двух молодых чиновников полицейского управления: молоденькие, смешливые, ухаживают за барышнями. Смущение и явный страх Передонова заражали невольно и Миньчукова.

— Я буду следить, — сказал он озабоченно, на минуту призадумался, и опять начал сладко улыбаться.

— Два есть у меня молоденьких чиновничка, совсем еще желтогубые. Одного из них мамаша, поверите ли, в угол ставит, вот ей-Богу.