Федор Сологуб - Мелкий бес

• Название: Мелкий бес
• Автор: Федор Сологуб
• Жанр: Русская классическая проза
• Год: 2004
• ISBN: 5-02-027129-2

«Этот роман — зеркало, сделанное искусно. Я шлифовал его долго, работал над ним усердно… Ровна поверхность моего зеркала и чист его состав. Многократно измеренное и тщательно проверенное, оно не имеет никакой кривизны. Уродливое и прекрасное отражается в нем одинаково точно». «Мелкий бес» был начат еще в 1892 г., над ним Ф. К. Сологуб (1863–1927) работал еще десять лет. Роман был издан только в 1907 г. и имел колоссальный успех. В 1917 г. Сологуб писал: «Если бы стены наших домов вдруг стали прозрачны, как стекло, мы с ужасом увидели бы, как много злого и страшного совершается в недрах самых на вид счастливых семейств». В романе «Мелкий бес» становятся прозрачны дома российских обывателей и пред нами вскрывается все то злое, зловонное и страшное, что свершается внутри их, и по улицам ходит герой романа, Передонов, чье имя стало нарицательным для выражения тупости, злобности и мертвенности. Современник автора критик А. Измайлов говорил: «Если бы бесы были прикомандированы к разным местам, то того, который определен к нашей провинции, удивительно постиг Сологуб». О русских мелких бесах писали и другие, и этот роман занимает достойное место в ряду таких знаменитых произведений, как «Записки сумасшедшего» Гоголя, «Двойник» Достоевского, «Красный цветок» Гаршина, «Черный монах» и «Человек в футляре» Чехова…

---

В полемической повести Сологуба протест против социального зла отсутствует, его замещает конфликт «отцов» и «детей», осмысленный в метафизическом ключе — как противостояние Творца и творения (с точки зрения писателя, вопрос о социальной гармонии не имеет никакого значения в мире, оставленном Богом). Повествование разворачивается в соответствии с основной авторской концепцией 1890–1900-х годов: «Ангелы сны видят страшные, — вот и вся наша жизнь» (рассказ «Утешение»).[194]

В подавляющем большинстве рассказы Сологуба 1890-х годов построены по единой схеме. Как правило, за основу писатель брал реальный сюжет, нередко восходивший к конкретному жизненному факту или событию (как, например, в «Баранчике» или в «Червяке»), изложенному в реалистической манере, с правдивыми психологическими мотивировками поведения персонажей. Социальный детерминизм при этом не отменялся, но и не был условием повествования. События осмыслялись в свете онтологического диптиха о Творце и творении или же панэстетической утопии, — часто с полемической установкой по отношению к текстам классической русской прозы.

Характерная для Сологуба форма художественного мышления (скептицизм) программировала относительно устойчивый тип композиции его произведений: наличие в них диалогической пары героев (Коля и Ваня) или антиномических парных образов (свет и тени); она же предопределяла коллизии и сюжетное движение. Этот же способ структурирования текста использован в «Мелком бесе» (Людмила Рутилова и Передонов).

В каждой из книг 1890–1900-х годов — «Тяжелых снах», «Тенях», «Жале смерти» — преобладали устойчивый аннигилирующий жизненные начала пафос и «бесконечно мрачный колорит письма».[195]

Вместе с героями Сологуба в русскую литературу вошла новая эмоциональная индивидуальность («злой и порочный» герой, больные или замученные дети). Свойственное русской литературе внимание к нравственным проблемам, к душе человека и ее «безднам» в сочинениях писателя было восполнено интересом к таинственной жизни подсознания. В этом заключалось художественное открытие Сологуба, воспринятое им как собственный путь в литературе, на котором он почувствовал себя независимым от «школ», в рамках которых преимущественно развивалось его мастерство.

II. История художественного замысла романа «Мелкий бес»

Первогерои и Первособытия

«Я имел достаточно натуры вокруг себя…»

Ф. Сологуб

«Мелкий бес», «многие образы которого взяты с натуры»,[196] был задуман писателем в годы службы в Великих Луках. К работе над рукописью Сологуб приступил в 1892 году. Таким образом, за несколько лет до написания первых страниц романа он обдумывал его содержание. В 1912 году в интервью с А. А. Измайловым Сологуб рассказывал читателям «Биржевых ведомостей»: «Не отрицаю, я отталкивался от живых впечатлений жизни и иногда писал с натуры. Педагогический мир в „Мелком бесе“ не выдуман из головы. По крайней мере, для Передонова и для Варвары у меня были оригиналы, даже самая история с письмом — подлинная житейская история, и так же, как в романе, Передонов в жизни тоже кончил сумасшествием. Для многих других подобных персонажей, для Володина и др., я тоже имел подлинники. История гимназиста Сашеньки, принятого за переодетую девочку, — более далека от виденного мною лично, однако, о таких превращениях мне приходилось слышать не раз».[197]

Комментарии Сологуба к сюжету «Мелкого беса» имеют документальные подтверждения. В Великолукском филиале Псковского областного архива сохранились сведения о лицах, явившихся прототипами главных персонажей романа;[198] они позволяют в общих чертах восстановить конкретные события, послужившие источником авторского замысла.

В основу повествования легло жизнеописание учителя русского языка и словесности реального училища дворянина Ивана Ивановича Страхова (1853–1898), окончившего курс историко-филологического факультета Петербургского университета и с 1882 года служившего в Великих Луках. В августе 1887 года он женился на своей бывшей сожительнице, которую выдавал за сестру, дворянке Софье Абрамовне Сафронович; согласно метрической записи, жениху было 34 года, невесте 35 лет, одним из поручителей был Петр Иванович Портнаго, учитель столярного дела в ремесленных классах.

Содержание документов — выписок из протокола педагогического совета училища за 1887 год, донесений директора управляющему Петербургским учебным округом о профессиональной непригодности Страхова, переписка директора с врачом Рыбинским — не оставляет сомнений в том, что Сологуб, служивший в то время в городском училище, знал в деталях историю Страхова. Он продолжал интересоваться его судьбой и после отъезда из Великих Лук: в 1889 году его перевели в Вытегорскую учительскую семинарию, а Страхов не оставлял службы вплоть до 1895 года; более того, сам факт его психического расстройства был официально подтвержден медицинским заключением только в 1895 году. Между тем в тексте романа содержатся явные отсылки к документам училища за 1890 и 1895 годы, отдельные страницы «Мелкого беса» непосредственно восходят к донесениям директора или врача о «странностях» в поведении Страхова: «К сожалению, личность преподавателя русского языка Ивана Ивановича Страхова такова, что маломальских результатов не достигается. Он сам хорошо прочесть не может, не делает разбора ученических сочинений…, а ограничивается постановкой дурного балла и считает свою задачу выполненной» (ср.: «…вы в других тетрадках ошибок по пяти прозевали, а у меня все подчеркнули и поставили два, а у меня лучше было написано…», гл. VI; «Поступали и жалобы. Начала Адаменко: она принесла директору тетрадь ее брата с единицею за хорошо исполненную работу…», гл. XIX); «Затем самое его обращение с учениками настолько грубое и вошло в привычку, что он даже не стесняется выражениями… Я должен был ему на заседании педагогического совета предложить обращаться с учениками вежливее, начав хотя бы с того, что говорить им „Вы“, а не „ты“» (ср.: «Передонов говорил иногда „ты“ гимназистам не из дворян; дворянам же он всегда говорил „вы“; „…находили Передонова грубым, глупым и несправедливым…“», гл. VII).

Страхов «записывает тщательно всякие пустяки и грозит ими доносами, воображает себя служащим в 3-ем отделении, а на вопрос, почему он так поступает, отвечает, что он этим спасет себя и других от каких-то козней и опасностей» (доносительство в целях предотвращения мнимых козней — основная тема визитов Передонова к влиятельным лицам города — городскому голове Скучаеву, прокурору Авиновицкому, предводителю дворянства Вериге, председателю земской управы Кириллову, исправнику Миньчукову, — гл. VIII–XI; к директору гимназии Хрипачу, гл. XIII; к жандармскому офицеру Рубовскому, гл. XXV). «В последнее время у него, видимо, развивается мания знакомства с высокопоставленными лицами» (соответствует в романе мотиву мифической протекции со стороны княгини Волчанской).

Можно предположить, что в 1890-е годы Сологуб получал из Великих Лук подробные отчеты о деле или даже выписки из документов от кого-либо из сослуживцев Страхова, или же — что более вероятно — узнал окончание заинтересовавшей его истории от В. А. Латышева, имевшего непосредственное отношение к Управлению Санкт-Петербургским учебным округом: Сологуб систематически встречался с Латышевым по долгу службы и в дружеской обстановке.[199]

Согласно воспоминаниям классного наставника великолукского реального училища Федора Ниловича Хлебникова, не только Передонов, Варвара и Володин, но и другие персонажи «Мелкого беса» имели свои прототипы: брат и сестры Рутиловы — семья Пульхеровых; Грушина — Прасковья Владимировна Дмитриева; лицо, которому Володин предложил снять фуражку в классе, — предводитель дворянства помещик Николай Семенович Брянчанинов.[200]

Таким образом, в замысле основной сюжетной линии «Мелкого беса» Сологуб отталкивался от реальных лиц и событий. Документально подтвержденных соответствий не имеют только два эпизода: убийство Володина (в действительности Страхов не убивал своего собутыльника Портнаго), а также история Саши Пыльникова.

В интервью для «Биржевых ведомостей» писатель заметил, что история Саши, принятого за переодетую девочку, далека от виденного им лично, но о таких превращениях ему приходилось слышать не раз. В «Канве к биографии» имеется запись: «…меня считают переодетой девочкой»; из ее продолжения («Споры из-за Засулич и пр. Бурные сцены. Розги дома и в дворницкой…») — следует, что в то время — в год покушения Засулич на Трепова (январь 1878), автору было 15 лет (возраст Саши).[201]

Аналогичное свидетельство приведено в воспоминаниях И. И. Попова, соученика Сологуба по городскому училищу и институту: «Это был красивый мальчик, всегда чисто и изящно одетый, с вьющимися белокурыми кудрями, в бархатной курточке с белым широким воротником. Федя Тетерников учился хорошо. Он не принимал участия в наших драках и шалостях, был застенчив, часто краснел, и мы звали его „девчонкой“».[202]