Герберт Уэллс - Невидимка

• Название: Невидимка
• Автор: Герберт Уэллс
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1901

Вниманию читателей предлагается самый известный роман знаменитого английского писателя Герберта Уэллса «Человек-невидимка». Трагическая история талантливого ученого, совершившего удивительное открытие и возомнившего себя «сверхчеловеком», отличается напряженным, почти детективным сюжетом и поражает сочетанием психологической и бытовой достоверности с фантастичностью происходящих событий.

Первый перевод романа на русский язык (1901 г.)

---

Другая партия придерживалась гипотезы мистера Фиренсайда насчет пестроты незнакомца, развивая ее в различных направлениях. Сайлас Дурган, например, выразил убеждение, что «вздумай он показываться на ярмарках — мигом собрал бы целую прорву денег», а так как Сайлас смыслил кое-что в богословии, то и сравнивал приезжего с человеком, у которого был единый талант. Существовало и еще толкование, объяснявшее все дело, просто-напросто, сумасшествием незнакомца; эта теория имела одно преимущество: она разом разрешала все недоумения. Между названными выше группами стояли еще люди, сомневавшиеся и допускавшие компромиссы. Народ в Суффольке вовсе не суеверен, и только после событий в начале апреля мысль о сверхъестественном зародилась в некоторых головах; да и то ее допускали и выражали втихомолку исключительно одне женщины.

Но что бы ни думали о приезжем обитатели Айпинга, антипатии к нему разделилась всеми. Его раздражительность, может быть, и понятная для столичного жителя, занимающегося умственным трудом, ставила втупик простодушных туземцев. Неистовые жесты, которые им случалось иногда подсмотреть; стремительность походки, когда кто-нибудь натыкался на приезжего, мчавшегося в глухую полночь по самым пустынным перекресткам; бесчеловечное сопротивление всяким заискиваниям любопытных; любовь к сумраку, выражавшаяся в опущенных шторах, затворенных дверях, потушенных свечах и лампах, — все это были вещи, которые трудно было допустить. Многие сторонились при встречах с незнакомцем в деревне, а юные юмористы поднимали за его спиной воротники, опускали поля шляп и нервным шагом шли за ним вслед, подражая его загадочному поведению. В то время была в ходу песня, которая называлась «Оборотень». Мисс Сатчель пела ее в школьном концерт — на лампадки в церковь — и после этого, как только встречались двое или трое обитателей деревушки, и появлялся незнакомец, кто-нибудь непременно начинал насвистывать в мажорном ли или в мажорном тоне, куплет из песни. Опоздавшие спать ребятишки кричали ему вслед: «Оборотень!» — и удирали в неистовом восторге.

Косс, деревенский лекарь, сгорал от любопытства. Бинты возбуждали в нем профессиональный интерес, слухи о тысяче и одном пузырьке — завистливое удивление. Весь апрель и весь май он выискивал случая поговорить с приезжим, а около Троицына дня окончательно потерял терпение и пустил в ход подписной лист дли сбора пожертвований на сестру милосердия. Оказалось, к его удивлению, что мистресс Галль не знает имени своего жильца.

— Называть-то он себя называл, — объяснила мистресс Галль с полным пренебрежением к истине, — да я, правду сказать, не расслышала.

Она боялась, что не знать имени своего постояльца может показаться с ее стороны уж очень глупо.

Косс постучался в двери гостиной и вошел. Изнутри явственно послышалось ругательство.

— Простите, что вторгаюсь к вам, — сказал Косс.

Дверь затворилась, и остального разговора мистресс Галль не слыхала.

В последующие десять минут до нее доносился неопределенный говор, затем крик удивления, топот, грохот упавшего стула, хохот, похожий на лай, быстрые шаги к двери, и появился Косс, совершенно бледный, выпученными глазами оглядывавшийся через плечо. Он не затворил за собою двери, не глядя на мистресс Галл прошел через залу, сошел с крыльца, и она услышали его торопливо удалявшиеся по дороге шаги. Шапку он нес в руках. Мистресс Галль стояла за прилавком и смотрела в отворенную дверь приемной. До нее донеслись тихий смех приезжего и его шаги через комнату. Потом дверь захлопнулась, и все смолкло.

Мистер Косс пошел вверх по деревенской улице, прямо к священнику Бонтингу.

— Не сумасшедший ли я? — начал он без всяких предисловий, входя в убогий и тесный кабинет мистера Бойтинга. — Не похож ли я с виду на помешанного?

— Что случилось? — спросил священник, кладя аммонитовое пресс-папье на разрозненные листы своей будущей проповеди.

— Этот господин в гостинице…

— Ну?

— Дайте выпить чего-нибудь, сказал Косс и сел.

Когда нервы его несколько успокоились благодаря стакану дешевенького хереса, — единственного напитка, находившегося в распоряжении добрейшего священника, — Косс рассказал о своем свидании с приезжим.

— Вхожу это я, — начал он прерывающимся голосом, — и прошу подписать на сестру, а он, как я пошел, сунул руки в карманы и грохнулся в кресло. Засопел. Так и так говорю: «слышал, что вы интересуетесь наукой». «Да», — говорит и опять засопел. Все время сопел, — должно быть, подцепил где-нибудь здоровенный насморк, и немудрено, коли так кутается. Я стал рассуждать насчет сестры, а сам гляжу во все глаза. Сткляни разные, химические снадобья всюду, весы, пробирки, пузырьки и запах ночных фиалок. «Подпишитесь?» — спрашиваю. «Подумаю», — говорит. Тут я и брякни прямо: «Занимаетесь исследованиями?» Говорит: «Да». — «И что ж, — спрашиваю, — очень мешкотно ваше теперешнее исследование?». Насупялся. «Чорт его знает, какое мешкотное», — говорит. «Да неужели?» — говорю. Тут как прорвет его, точно пробка из бутылки выпалила! В нем это, знаете, и так накипело, а от моих слов совсем через край пошло. И рассказал он мне свою печаль: получил он от кого-то рецепт, драгоценнейший рецепт, которого он мне не сказал. «Медицинский?» — «Убирайтесь к чорту! — говорит, — К чему это вы подбираетесь?» Я извинился. Тут он опять засопел, откашлялся с достоинством и продолжал. Стал он читать рецепт. Пять ингредиентов, положил на стол, отвернулся, а тут как раз ветер из окна подхватил бумагу. Зашуршала, полетела. А работал-то он в комнате с камином. Не успел оглянуться, в рецепт-то в камине. Загорелся и вылетел в трубу. Он бросился к камину, — а уж рецепта и след простыл Вот оно что. И как раз в эту минуту для большего эффекта и махни он рукой…

— Ну так что же?

— Ничего. Руки-то не было, пустой рукав. Господи Иисусе Христе, подумал я, совсем калека! Наверное у него есть пробковая рука, да снял он ее пока. А все-таки, думаю себе, чудно что-то. Ну как, черт возьми, мог рукав держаться открытым и подниматься, коли в нем ничего не было? А в нем ничего не было, это я вам верно говорю. Пустой до самого сгиба. Я видел его внутри до самого локтя, и в маленькую дырочку на материи проходил свет. «Господи Боже мой!» — воскликнул я. Он вдруг остановился и выпучил свои огромные буркалы сначала на меня, потом на рукав.

— Ну?

— Ну и ничего. Ни слова не сказал, только поглядел и поскорее сунул опят рукав в карман. «Так вот, я говорил, что рецепт-то сгорел, не так ли?» — он вопросительно кашлянул. «Каким образом, чорт возьми, можете вы двигать пустым рукавом?» — спросил я. «Пустым рукавом?» — «Да, пустым рукавом». — «Так это, по-вашему, пустой рукав? Вы видели, что он пустой?» Он вдруг встал и отошел от меня. Я тоже встал. Он сделал ко мне шага три, очень медленно, остановился перед моим носом и засопел сердито. Я не сробел, хот этот забинтованный его набалдашник и наглазники, тихонько на меня надвигавшиеся, могли бы хоть на кого нагнать тоску. «Вы говорите, что это пустой рукав?» — «Конечно». Он все глазел на меня и молчал. Потом тихонько вынул рукав из кармана и протянул его ко мне, как будто хотел показать еще раз. И делал он это все медленно, премедленно. Я взглянул. Казалось прошла целая вечность. «Ну, что ж, — сказал я, наконец, прочищая горло, — пустой и есть». Что-нибудь нужно было сказать. Мне начинало становиться жутко… Я видел весь рукав внутри, во всю его длину. Он протягивал его ко мне тихо, тихо, — вот так, — пока обшлаг не очутился всего вершков на шесть от моего лица. Чудная это штука видеть, как лезет на тебя таким манером пустой рукав! И тут…

— Ну?

— Что-то такое, по ощущению, точь-в-точь большой и указательный палец, — ущипнуло меня за нос.

Бонтинг захохотал.

— Да ведь там не было ничего! — возопил Косс, почти до крика возвышая голос на «ничего». — Хорошо вам смеяться, а я, по правде сказать, так был поражен, что изо всей мочи хватил его по обшлагу, да и давай Бог ноги!

Косс замолчал. В искренности его ужаса не было никакого сомнения. Он беспомощно отвернулся и выпил второй стакан плохенького хереса милейшаго священника.

— Когда я хватил его по обшлагу, ощущение было точь-в-точь такое, будто я ударял по руке. А руки-то ведь не было! Ни тени никакой руки!

Мистер Бонтинг задумался и подозрительно взглянул на Косса.

— История очень замечательная, — сказал он с глубокомысленным и сериозным видом и продолжал внушительно и проникновенно: — История, действительно, в высшей степени любопытная!

V Кража в церковном доме

Обстоятельства кражи в церковном доме известны нам главным образом через священника и его жену. Произошла эта кража перед рассветом, в Духов день, знаменуемый обыкновенно в Айпинге клубным праздником. Мистресс Бонтинг, как видно из ее рассказов, внезапно проснулась в предрассветной тишине: ей совершенно ясно показалось, что дверь в спальню отворилась и затворилась. Сначала она не разбудила мужа, а села на постели и прислушалась. До нее явственно донеслось шлепанье босых ног из соседней комнаты, уборной, по коридору к лестнице. Убедившись в этом, она осторожно разбудила преподобного мистера Бонтинга. Не зажигая свечи, он надел свои очки, ее капот и свои купальные туфли, вышел на площадку и стал прислушиваться. Он явно услышал какую-то возню у конторки в кабинете и вслед затем отчаянное чиханье.