Александр Горбачев - Песни в пустоту

• Название: Песни в пустоту
• Автор: Александр Горбачев
• Жанр: Публицистика
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-17-085230-7

Александр Горбачев (самый влиятельный музыкальный журналист страны, экс-главный редактор журнала “Афиша”) и Илья Зинин (московский промоутер, журналист и музыкант) в своей книге показывают, что лихие 90-е вовсе не были для русского рока потерянным временем. Лютые петербургские хардкор-авангардисты “Химера”, чистосердечный бард Веня Дркин, оголтелые московские панк-интеллектуалы “Соломенные еноты” и другие: эта книга рассказывает о группах и музыкантах, которым не довелось выступать на стадионах и на радио, но без которых невозможно по-настоящему понять историю русской культуры последней четверти века. Рассказано о них устами людей, которым пришлось испытать те годы на собственной шкуре: от самих музыкантов до очевидцев, сторонников и поклонников вроде Артемия Троицкого, Егора Летова, Ильи Черта или Леонида Федорова. “Песни в пустоту” – это важная компенсация зияющей лакуны в летописи здешней рок-музыки, это собрание человеческих историй, удивительных, захватывающих, почти неправдоподобных, зачастую трагических, но тем не менее невероятно вдохновляющих.

---

Эдуард “Рэтд” Старков

Есть такой фильм “Эльвира – повелительница тьмы”, главная героиня – ведьма Эльвира. Она как бы такая добрая ведьма. Потешная такая, смешная и с юмором. Но, если ей всякие подляны устраивать, она на них отвечает. Ну и однажды она приехала к своей бабушке, которая тоже была ведьмой. Пришла в дом, там стояли на полочке всякие препараты: разные скляночки, баночки… Она решила приготовить ужин для своего кавалера. Короче, она взяла скляночки, намешала все в кастрюльке, поставила на плитку, и все это стало там вариться. Варилось, варилось. И на одной скляночке там было написано: “Егазеба”. И она взяла насыпала туда этой “Егазебы”, сняла с плитки, принесла в гостиную. Открывает крышку, а оттуда такое чудовище выносится, которое и называется Егазеба. Ну вот у нас такой проект и есть – когда мы играем всякую дурацкую музыку. Такую – авангард ее называют… Экспериментальная, короче, музыка.

(Из интервью журналу Fuzz)

Виктор Волков

Потом Эдик сделал проект “Авдогесса”. Это был сплошной эксперимент. Там еще играл Тима Земляникин. Они выходили и давали такой экспириенс! Мне это трудно описать. Жалко, что почти никаких архивов не сохранили, – это нужно было снимать. У нас было много комнатушек, и они, “Авдогесса”, заняли одну на первом этаже на кухне. Там разделочная была. Однажды мы зашли туда: они явно чего-то приняли, Эдик лежит, трясется весь. Он ударился виском, хлещет кровь. “Авдогесса” в таком же виде и на сцену выходила.

Андрей Алякринский

В “Авдогессу” входил точно Тима Земляникин из группы “Нож для фрау Мюллер”, некий Дима, который сейчас живет в городе Йошкар-Ола, и Эдик. Это был такой диско-проект, если я правильно помню. Они вытворяли всякие штуки – скажем, привязывали тонарм проигрывателя ниточкой и ставили пластинку Modern Talking. Игла постоянно скакала – получалась такая кривая, абсолютно психоделическая петля. А под эту петлю они играли на барабанах, на гитарах.

Алексей Никонов

Каждый раз происходило что-то разное. Рэтд постоянно использовал элемент импровизации. Он мог резать себя, мог, наоборот, раздавать что-то зрителям с ложечки, мог позвать меня с Бенихаевым на сцену, чтобы я орал, а он играл на гитаре. Одной из его идей было поставить на сцене виселицу и повеситься. На песне “Я начинаю репортаж с петлей на шее…”. Он думал об этом на полном серьезе. Но я тогда был мелкий, много читал Ницше и Достоевского и воспринимал все это как игру.

* * *

Уникальность “Там-Тама”, вообще говоря, не стоит преувеличивать: история последнего столетия знает немало подобных неподконтрольных мест силы (от нью-йоркского CBGB до манчестерской Haciendа), которые жили ярко и недолго, но при этом дали поп-культурной индустрии такого мощного пинка под зад, что кинетической энергии хватило еще не на одно десятилетие. Уникальной была скорее ситуация, “Там-Там” окружавшая, – потому как эта самая индустрия в тот момент в России отсутствовала. Тотальная свобода среди прочего означала еще и свободу от концертной инфраструктуры, промоутерского сообщества и медиасреды – скучных вещей, без которых, однако, все еще немыслима жизнь музыканта. Кипучему таланту Эдуарда Старкова было страшно трудно вырваться из-под крышки обстоятельств. Даже между двумя столицами культурное сообщение было сведено к минимуму – а тем, кто все-таки добирался из точки А в точку Б, зачастую почти негде было играть, что уж тут говорить об остальной одной шестой части суши. Как ни парадоксально, российским рок-группам в тот момент зачастую проще было получить ангажемент в Европе, чем отправиться с концертом куда-нибудь вглубь родины. В стране, в которой многое определял случай, гастрольная жизнь была построена по той же непредсказуемой логике – и именно благодаря ей нескольким группам “Там-Тама” удалось выехать на гастроли в Германию. В том числе и “Химере”.

Андрей Алякринский

В “Там-Таме” долгое время работала немка по имени Кирстен. Когда она вернулась на родину, то стала работать в организации по русско-немецкому обмену. То есть делались, например, гастроли какой-то локальной немецкой группы – она приезжала и играла в “Там-Таме” и еще в паре клубов. А русская группа могла поехать в Германию и сыграть там. И съездили, соответственно, “Югендштиль”, “Никогда не верь хиппи” и “Химера”.

Виктор Волков

Тося, жена Эдика, когда группа собиралась в Германию, заявила: “Если я не поеду, Эдик тоже не поедет”. Пришлось извернуться и ее тоже как-то взять. Она поехала и посмотрела на их жизнь, это был панк-рок: они то в чистом поле играли, то в сквоте. А что такое заграница для нас была – это же рай какой-то, где не хватает только нас. Мы туда приедем, и все вокруг нас плясать будут. Но ты туда приезжаешь, и выясняется, что там ты тоже никому не нужен. Там надо биться, и там еще жестче зачастую. И вот они это все увидели. А потом, когда туда Сева приехал, Тося упала ему на шею и рыдала: “Забери меня домой”.

Андрей Алякринский

Был, в частности, фантастический концерт в Берлине. В сквоте, в полузатопленном подвале… Во время концерта какие-то чуваки достали бутылки с керосином, стали пить из них и пускать по потолку огонь. Это был пиздец! Я никогда в жизни такого больше не видел. В какой-то момент там стало невозможно находиться, потому что там все было в огне и в дыму. И все выбежали. А Эдик до последнего рубился – даже когда уже никого не осталось. Это было натуральная преисподняя. Самое забавное, что, отыграв этот концерт в этом клубе, мы поехали в Гамбург на двух глазастых “мерседесах” – Севиному приятелю, который жил в Берлине, надо было их перегнать. И вот они везли толпу панков. Это вообще нельзя было назвать туром, все было очень по-любительски. Играли где могли договориться, разговоров о деньгах вообще не было. Играли, чтобы поиграть, получали сколько дадут.

Владислав “Витус” Викторов

Зарубежные люди принимали нас очень положительно, они даже больше понимали, что мы играем. То есть если в России реагировали типа – хрена себе… Здесь вообще так воспринимается музыка, в которой мало аккордов и которая построена на каких-то ритмических линиях. А вот за рубежом жали руки. На каком-то из концертов присутствовал гитарист Rammstein. И в интервью, отвечая на вопрос “Какие коллективы вы знаете из России?”, он до сих пор упоминает “Химеру”. А Эдик в том туре как раз выступал уже в фартуке, с голым торсом, то есть такой металлург или кузнец, который кует хардкор. По тем временам это и выглядело, и звучало достаточно актуально.

Илья Бортнюк

Я помню, Гена Бачинский в какую-то поездку с “Химерой” ездил в качестве басиста. Но он уже тогда делал радиокарьеру, поэтому музыкой серьезно не занимался. Хотя, в общем-то, почти до последнего момента позиционировался как продюсер-директор.

Геннадий Бачинский

Во время первых зарубежных концертов группы мне пришлось временно заменить Юру Лебедева на бас-гитаре, поскольку он уехал на военные сборы. Но бас-гитарист из меня был неважный. Слава богу, меня никто не побил. Однако после поездки мы окончательно расстались с Эдиком – я полностью погрузился в семейную жизнь и оставил музыку.

(Из интервью Дмитрию Меркулову для сайта edikstarkov.narod.ru)

* * *

В конце 96-го года на улицах Петербурга появились черно-белые плакаты: голова и плечи человека в бесформенной одежде, обращенного к источнику света, странное слово ZUDWA. Больше – ни слова, ни намека. Мало кто мог понять, что означает это загадочное сообщение. Означало оно, что группа “Химера” наконец выпускает свой альбом. Долгоиграющий. Записанный на профессиональной студии. Первый “настоящий”. И, как выяснилось, последний.

Конечно, у “Химеры” уже были записи – самая первая была сделана еще в самом начале, в 92-м, и по-носовски звалась “Фантазеры”. Потом была запись, сделанная на шестнадцатидорожник на “Мелодии”, были бутлеги, был диск с характерным названием Nuihuli – но какого-то окончательного, самостоятельного альбома, который хотелось бы назвать гордым словом “пластинка”, который доказал бы, что “Химера” существует не только в стенах “Там-Tама”, не было. Кассета, озаглавленная тем самым странным буквосочетанием ZUDWA, должна была полновесно утвердить “Химеру” в качестве одной из главных рок-групп города, если не страны. Как бы скептически ни отзывались участники записи о ее качестве, ZUDWA до сих пор способна свернуть слушателю голову – и по ней все-таки можно понять, чем была “Химера” и почему именно эта группа впоследствии превратилась в миф. Это очень интенсивная, громкая и напористая музыка, принципиально не помещающаяся в жанровые рамки: кажется, что все возможные определения, будь то “хардкор” или “арт-панк”, эта запись взрывает изнутри. Колюще-режущие аккорды, искры электричества, трубный зов, странные притчи и мистические заклинания в текстах – “Химера” как будто берет в оборот всевозможные здешние и нездешние традиции (от “Аквариума” и Башлачева до NoMeansNo и Slint) и закаляет их каленым северным железом. При всем при том это очень доступная, на физиологическом уровне понятная запись; чтобы почувствовать ее напряженную энергию, не нужна ни эрудиция, ни наслушанность. В конце концов, ZUDWA – это не только страшно, но и весело: эти оголтелые пляски в огне, этот смертный бой, это отрывистое приказание – “худей, сука, худей”.