Коллектив авторов - Поляна №4 (6), ноябрь 2013

• Название: Поляна №4 (6), ноябрь 2013
• Автор: Коллектив авторов
• Издательство: Русская редакция
• Жанр: Поэзия
• Год: 2013

Любезный читатель!

В это позднее ноябрьское лето, когда, в пику проплывшему лету календарному, нет-нет да и случаются солнечные деньки, когда деревья уже дремлют нагие, а во дворах можно приметить радостных старушек и воробьев, когда земля накидывает желтые покрывала, а веселые дворники сметают их «дерзкой метлой» в таинственные пирамиды, мы, драгоценный читатель, вновь предлагаем вам забыть о банковских вкладах, кредитах и дивидендах, и удобно расположившись в кресле или на диване, одному или с заботливым другом, ясным днем или же глубокой но чью погрузиться в непредсказуемый мир литературы, в мир Эвтерпы, Каллиопы и Талии.

---

Когда первую надпись отщелкали и уже хотели разобрать на буквы, мне вдруг пришло в голову, как можно устроить смену надписей.

– Может быть, буквы не снимать? – предложил я. – А когда они должны меняться на новые, их просто сдувать. Чтобы они улетали так, словно их вихрь унес.

– Покажи, как это будет, – предложил руководитель. Я присел на корточки, поближе к надписи и изо всех сил дунул. Буквы, сцепляясь между собой, полетели за край листа. Но больше половины, едва шевельнувшись, остались на месте. Я немного сконфузился.

– Идея неплохая, но чего-то не хватает, – с сомнением сказал руководитель.

– Так дуть-то надо всем вместе, – обижаясь за идею, сказал я.

– Ну, если вместе, – сказал он, хитровато улыбнувшись. – Тебя как звать? Хорошо! Оставайся на своем углу, Вова. Восстановите надпись! Ира, ты встанешь здесь, а Толя и Павлик – тут. Илья, тебя тоже касается! Теперь: внимание! Дуем все вместе по моему сигналу, – он поднял для отмашки руку, – и дуем в направлении туда.

Е-мое, – я внутренне заржал. Значит, в направлении куда мы дуем? А! Мы веселые ребята и поэтому дружно, ни на минуту не расставаясь с чувством здорового коллективизма, дуем в направлении туда. Потом – в направлении оттуда. Какое у нас направление самое правильное?..

– На камере? – строго окликнул он оператора.

– Готов! – отозвался тот.

– Внимание!

Нет, не хрена таких, как я, переростков в лагерь пускать. Он, переросток, то и дело лезет в бутылку, без всякой меры и приличия доказывая себя и свой неожиданно возросший интеллект. Он вам все вокруг отравит своими еще неперегоревшими комплексами.

Осенью я пошел в последний одиннадцатый класс.

Спустя годы я, конечно, совсем иначе оцениваю минувшее. То, что в свое время представлялось мне головокружительной, почти революционной смелостью, теперь кажется, мягко говоря, незрелостью, даже наглостью. Мудрость взрослых – терпеть. Запах нашей реки, рыбы и водорослей, такой вроде обыкновенный, теперь представляется значительней и важней всех странно овладевших мною настроений и восторгов.

И только джаз продолжал жарко интриговать меня. Папа, в смысле – Луи Армстронг, вдруг открылся уже не как джазовый трубач, а как неподражаемый вокалист. Но только дураки считают его владение трубой джазовым примитивом. Он действительно не был инструменталистом-виртуозом, с верхами – почти полная лажа. Но вы только послушайте, что такое его игра ритмически. Ее же нельзя записать на ноты. Вот эти самые простые звуки неповторимы. Что его вело и не давало проваливаться в рискованных, не там и не так расставленных, неправильно длящихся паузах? Если б я знал его секрет, я бы, скорей всего, сам был трубачом, а еще лучше – пианистом. А его вокал, особенно в благороднейшем и бесподобном дуэте с чувихой, пардон, с мамой Эллой? Оба и по отдельности хороши, но вместе – это уже нечто.

Шип-патерир-дьюба, шип-патерир-дьюба, добарэй, добарэй, дую-дую-дую…

Татьяна Кайсарова

«Ах, осень, осень – закрома полны…»

Ах, осень, осень – закрома полны.

Шуршит листва разменною монетой.

И лишь в озёрах, полных звёздной тьмы,

Плывет луна тугим осколком света.

Она плывет и всё на свете слышит,

Как плачет ангел и как скрипнет ель…

Не потому ли лунный свет нам ближе,

Чем этой странной жизни канитель?

Андрей Саломатов

Парамониана Избранные рассказцы

Рассказец № 6

Перед отъездом с дачи Парамонов случайно уснул у телевизора и проснулся после полуночи. Пришлось возвращаться в Москву последней электричкой. В плохо освещенном вагоне, а возможно, и во всем поезде, кроме него никого не было. По окнам хлестал осенний дождь. На улице было так темно, что казалось, будто с обратной стороны окна закрасили черной краской. Но Парамонов знал, что по обе стороны дороги тянется густой хвойный лес. Тем не менее, ехать в пустом вагоне было неуютно и как-то тревожно. А тут еще откуда-то потянуло сыростью и тленом. Затем у Парамонова заложило уши. Он вдруг заметил, что едет в абсолютной тишине. Не было слышно ни стука колес, ни гудения ветра в вентиляции.

Сердце у Парамонова заныло от нехорошего предчувствия. Он стал беспокойно озираться, тут двери вагона медленно раздвинулись, и вошел пассажир. Лицо его было неестественно бледным и страшно изуродовано. Из открытых ран на лбу, щеке и шее сочилась густая темная кровь. Одежда бедняги была такой грязной, словно его протащили волоком по всему составу. Но самыми страшными казались глаза – они были мертвыми.

Парамонов застыл от ужаса. Он уже готов был ко всему, но пассажир, не глядя на него, медленно проследовал по проходу и скрылся за противоположными дверьми. Не успел Парамонов перевести дух, как в вагон вошел еще один странный пассажир. Как и первый, он был чудовищно изувечен. У него было перерезано горло, выбит глаз, а лицо представляло сплошной кровоподтек. Парамонов почувствовал, как от страха к горлу подкатывает тошнота. Он весь покрылся липким потом. Боясь даже моргнуть, Парамонов смотрел на обезображенное лицо и не понимал, что происходит.

Вслед за вторым появился третий пассажир, затем четвертый, пятый. А дальше они потянулись сплошным потоком. Вздувшиеся и посиневшие, с размозженными головами и переломанными шеями, кровоточащими ранами и вывернутыми конечностями. В полнейшей тишине они шли друг за другом и исчезали за дверью. И тут Парамонов вспомнил слова билетерши, которые посчитал глупой шуткой. Отсчитывая ему сдачу, она сказала, что каждое последнее воскресенье октября в последней электричке появляются все те, кого зарезали или забили в ночных поездах. Они молча проходят по вагонам в надежде отыскать своих обидчиков, и не дай бог кому-то из шпаны появиться у них на пути.

Рисинок Алексея Евтушенко

Минут через пятнадцать поток мертвецов стал иссякать, а затем и вовсе сошел на нет. За окном появились огни, и Парамонов вдруг осознал, что снова слышит стук колес.

В Москве Парамонов перекрестился, выскочил из вагона и побежал к вокзалу. В два часа ночи он был совершенно безлюдным. Шаги Парамонова гулко отдавались во всех уголках здания, и проскочив турникет, он поспешил на улицу. Там он добежал до остановки такси, сел в первую попавшуюся машину и только после этого с облегчением вздохнул. «Куда?» – не оборачиваясь, мрачно спросил водитель. «Домой», – как-то даже весело ответил Парамонов. «Домой, так домой», – проговорил водитель. Машина рванулась с места и водитель тихо добавил: «Лично я уже дома». Парамонов хотел было назвать улицу, на которой жил, но глянул в зеркало заднего вида и осекся. Он увидел, что у водителя начисто отсутствует добрая половина лица. «Останови», – сиплым голосом едва выговорил Парамонов, но водитель лишь сильнее надавил на газ.

Рассказец № 11

Парамонов любил это время года. Конец октября в сухую погоду навевал на него несколько печальные, но приятные мысли о том, что только здесь, в средней полосе, можно по-настоящему оценить и насладиться картинами засыпания и пробуждения природы, тогда как на вечно зеленом юге, где лето никогда не кончается, жизнь протекает более монотонно, в одних и тех же декорациях.

Парамонов медленно шел по узкой дорожке парка Сокольники и любовался остатками порыжевшей листвы берез и дубов. Неожиданно из-за деревьев вышел человек. Он был высоким, под два метра, в больших темных очках и со спортивной сумкой через плечо. Незнакомец вежливо поприветствовал Парамонова и сказал:

– Да, в это время года здесь очень красиво. Я тоже часто гуляю в парке. Особенно люблю октябрь и начало мая.

– Вы местный? – поинтересовался Парамонов.

– Да, я живу недалеко от метро Сокольники.

– Так вы, наверное, и историю парка знаете? – с вежливой улыбкой спросил Парамонов.

– Конечно, – ответил незнакомец. – Это бывшие места царской соколиной охоты. Отсюда и название. А в черту города парк попал только в конце XIX века.

Они поговорили о старой пожарной каланче, незаметно перешли на живопись. К удовольствию Парамонова, незнакомец оказался приятным, образованным собеседником. Неожиданно незнакомец огляделся и тихо проговорил:

– А вы знаете, что в нашем парке объявился насильник?

– Сокольнический маньяк? Да, слышал, – ответил Парамонов.

– И не боитесь здесь гулять? – удивился незнакомец.

– Мне-то чего бояться? – сказал Парамонов. – Его интересуют молодые девушки.

– Не скажите, – мягко возразил незнакомец. – Последней его жертвой был юноша.

– Я давно не юноша, – улыбнулся Парамонов. – И вряд ли ему понравлюсь. Маньяков-геронтофилов не бывает.

– Как знать, как знать, – загадочно произнес незнакомец. В это время на дорожке показался еще один гуляющий. Он был небольшого роста, коренастый, с рыжей клочковатой бородой, но выглядел вполне безобидно. Парамонов и его собеседник остановились.

– Еще один любитель прогулок, – сказал незнакомец, и Парамонов поправил его: