Владимир Качан - Опять ягодка (сборник)

• Название: Опять ягодка (сборник)
• Автор: Владимир Качан
• Жанр: Русское современное
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-699-74846-4

В новую книгу В. Качана вошли произведения, главная тема которых – гимн любви, исцеляющей душу, меняющей человека и его судьбу.

«Опять ягодка» – повесть о женщине, возраст которой с давних пор был предметом добрых подшучиваний: «сорок лет – бабий цвет», «сорок пять – баба ягодка опять». Двадцатилетние таких просто не замечают. Тридцатилетние думают о них со страхом. Но всем рано или поздно исполняется сорок. И можно сколь угодно часто цитировать «в сорок лет жизнь только начинается», а вот найти свое счастье в этом возрасте не так просто. Но героине повести В. Качана судьба дает такой шанс.

---

Человек, стоявший у нее за спиной, будто читал ее мысли и знал про нее все, как экстрасенс или ясновидящий.

– Совсем одна? – задал незнакомец вопрос, вполне актуальный для Кати в последнее время. Она почему-то даже не удивилась и так же, не оборачиваясь, просто ответила:

– Совсем.

Прошла минута, во время которой у Кати не было никакого нетерпения, она просто и спокойно ждала продолжения. Чего дергаться-то, чего спешить? Отсуетилась уже. Но чуда хотелось. Не верилось, но хотелось. Потом он тихо сказал:

– И я один. И тоже совсем один…

Еще минута.

– А живете вы одна? – спросил человек.

– Одна, – не солгала Катя, так как сын поступил в музыкальное училище в Петербурге и уехал туда в конце августа учиться.

– И я один, – продолжал незнакомец этот странный диалог.

Прошла еще минута, а они все еще даже не увидели друг друга.

– А давайте жить вместе, – вдруг предложил он, но для Кати это предложение отчего-то было вовсе не «вдруг». И она сказала:

– А давайте.

И только сейчас обернулась. Перед ней стоял молодой человек с желтым кленовым листом в руках и очень серьезными глазами. Порыв ветра вырвал лист из его рук, но он моментально нагнулся и поднял другой. Он держался за этот лист, как за спасательный круг и смотрел, смотрел на Катю. И ждал. В ту секунду, сама не зная почему, всем своим существом Катя почувствовала, что он не врет и что тоже ждет чуда, отчаявшись устроить свою жизнь по-другому, без чуда, практично.

– Пошли? – вполне буднично спросила Катя.

– Пошли, – так же буднично, без всякого мужского кокетства сказал он. И они пошли… Через пару дней он перевез к Кате весь свой небогатый скарб, и они начали жить вместе.

«Ты что, совсем опсихела, что ли? – возмущались подруги. – Совсем крыша съехала? Кого ты в дом привела? Может, он аферюга обыкновенный! Может, ему просто прописка нужна! Может, ему жить негде!»

– Ему негде, – резонно ответила Катя, – а мне не с кем…

Вся эта история никак не претендовала на занимательность и какой-то особый интерес, если бы не продолжение и финал.

– Ну и теперь живете вместе? – спросил я у Кати. – Он никуда не сбежал, не обворовал?

– Что ты?! – радостно возмутилась она, – все хорошо! Так хорошо, что даже страшно!

Прошел год. Все это время Катя вообще не звонила ни разу. Да и я стал потихоньку забывать мою бывшую подружку. И когда все-таки от нее раздался звонок, я напрягся, ожидая, что у Кати неприятности, что ее кинули и что ей нужна моя помощь. Не тут-то было. Катя не стала со мной даже встречаться. Она сообщила только, что произошло чудо для её возраста, что у них с Маратом недавно родился мальчик, что оба счастливы, и не соглашусь ли я прийти на годовщину их свадьбы. Под выдуманным тут же профессиональным предлогом я отказался. Катя была в прошлой жизни, а я никогда не любил оглядываться назад.

Еще через пять лет мы неожиданно встретились в одном подмосковном санатории. В столовой после обеда я увидел Катю вместе с карапузом, у которого на груди висел пластмассовый автомат. Катя была необыкновенно хороша. Она чуть располнела, и это ей шло. Лицо округлилось и обрело чудесный покой материнства и уверенности в завтрашнем дне.

– Иди, – говорила она малышу, – пойди, набери себе водички из титаника, там есть вода.

«Да, – отметил я про себя, – в «Титанике» действительно воды немало. Ну а что Катя путает название с «титаном», так это даже мило».

Она пошла вслед за сыном и, будто что-то почувствовав, обернулась и обвела глазами весь обеденный зал. Ее взгляд лишь слегка скользнул по мне и не задержался, поплыл дальше. Она не узнала меня. Она была счастлива…

Байкер Семен и старуха Федосеева

Глава 1

Байкер Семен не всегда был байкером. Сначала он был детдомовским мальчиком без имени, подкидышем. Его подкинули. Причем подкинули даже не к детдому, а оставили сверток с ним на скамейке у магазина. Он кричал. Все громче и надрывнее. Прохожие, и прежде всего женщины, стали беспокоиться. После непродолжительного совещания у скамейки одна из женщин вошла в магазин и стала выкрикивать довольно страшную, но в наше время и не такую уж удивительную фразу: «Внимание! Кто оставил ребенка возле выхода? Кто оставил ребенка в голубом одеяльце у магазина? Граждане! Кто забыл ребенка у выхода?» После того как крики и призывы остались без ответа, было решено вызвать милицию. Явился милиционер (все происходящее случилось задолго до переименования органов правопорядка в полицию), посмотрел на сверток и поморщился. В его биографии это был уже третий подобный случай, и все за последний месяц.

Именно он, этот представитель внутренних органов, первым заметил белый, но грязноватый листок бумаги, который высовывался из-под одеяльца. Он прочел три слова, написанные на листке, и сдвинул фуражку на затылок. У этого милиционера совсем не было чувства юмора, поэтому он только удивился, прочитав, надо полагать, имя, отчество и фамилию малыша: Семен Исаакович Бестужев. Очевидная эклектика в анкетных данных ребенка милиционера не смутила, он и не такое встречал в своем отделении. Чего стоил один только старший лейтенант Сранько. Судя по имени и отчеству, отец подкидыша, значит, еврей? Но, с другой стороны, маршала Буденного тоже звали Семеном. Хотя, с другой стороны, отчество Исаакович подтверждало версию о еврейском происхождении ребенка. А фамилия, наверное, матери? Или все-таки отца? Хотя словосочетание Исаак Бестужев вообще, по мнению образованного стража правопорядка, позорило русское дворянство, и, если бы он знал слово «дискредитировало», то наверняка остановился бы на нем. «Наверное, все-таки Бестужева – это мать», – решил милиционер. Бесстыжая Бестужева, подкинувшая ребенка, – родился под форменным головным убором изящный каламбур. Постояв в тяжелом раздумье еще несколько минут у входа в детдом, куда он явился, чтобы сдать находку, лейтенант решил:

– Да черт с ним в конце-то концов! Что мне, больше всех надо? Пусть они там, в детдоме, сами и разбираются!

Он позвонил в дверь, вышла нянечка, он отдал ребенка и, вытирая пот со лба после нелегкого мыслительного процесса, ушел в отделение с намерением рассказать ребятам, с каким диковинным именем попался ему сегодня ребенок. Вот так и начались для Семена Бестужева суровые детдомовские будни.

Глава 2

Старуха Федосеева далеко не всегда была старухой. Более того – и Федосеевой она тоже была не всегда. Как и Семен Бестужев, она с детства имела весьма занятную фамилию и веселое имя. В детстве старуху звали Кася Поросенкова. Кое-кто может предположить, что автор все эти имена и фамилии выдумал, чтобы развлечь потенциального читателя. И ошибется, потому что фамилии эти и имена просто списаны с реальных телевизионных титров. И всамделишная Кася Поросенкова, редактор одной из ТВ-программ, пусть не обижается, если узнает, что автор беспардонно наградил героиню своего рассказа ее прекрасным и благозвучным именем. Давно замечено, что жизнь лучше выдумки, хотя подчас ее повороты и кажутся невероятными. Иногда представляются даже скверной выдумкой. Так что Кася Поросенкова, дай бог ей здоровья, реально существует и, не ведая того, сдает автору в аренду свое невымышленное имя.

Итак, Кася Поросенкова. Я даже мысленно с удовольствием произношу эти два слова и недоумеваю, почему моя старуха в юности, едва дождавшись получения паспорта, поменяла это чудесное имя на обыкновенную Катю Федосееву. Потому что Кать Федосеевых – как собак, а Кась Поросенковых, мне кажется, нет вообще. Все в детстве звали ее Касей, а она не понимала – что это такое, что за Кася такая? Пока ей не объяснили тайну происхождения этого имени. Оказывается, ее продвинутые родители (вот тут опять могут подумать, что автор из фамилий стряпает этакие дешевые репризы, но это не так. Ведь назвала же одна семья своего новорожденного сына Презипутин, о чем радостно сообщили в ТВ-новостях. Наверное, в знак уважения к В.В. Но не думая о том, как мальчик потом натерпится и во дворе, и в школе, и что сокращенно его будут звать не иначе как Презик). Так вот, ее родители, а точнее отец, который был астрономом-любителем, назвали девочку Кассиопеей. Она же была не виновата, что душа ее папы рвалась в небо, хотя он был простым учителем физкультуры в средней школе с производственным обучением. Естественно, в другой, не в Касиной школе. Двое Поросенковых в одной школе – вот уж была бы соблазнительная тема для насмешек, из которых, вероятно, самой безобидной была бы – что, мол, у нас в школе своя свиноферма.

Папины друзья, знавшие о его несбыточной космической мечте, как-то подарили ему на день рождения телескоп, в качестве визуального хотя бы контакта с бескрайней Вселенной. Но семья жила на втором этаже коммунальной квартиры, окна выходили во двор, так что из обеих комнат не было видно неба. Совсем. Только стена дома напротив. Поэтому подарок был если не издевательством, то, во всяком случае, бестактностью. Папа иногда ночами брал телескоп и выходил во двор со складной маленькой табуреточкой. Он находил там какой-нибудь уголок, смотрел в узкий прямоугольник неба, затянутый облаками, ждал просвета, направлял туда жерло своего телескопа и мечтал: о других цивилизациях, о другом мироустройстве, более справедливом, чем то, в котором он жил. Логично, что он дал дочери имя своего любимого созвездия – Кассиопея. А ласкательно – Кася. Дочь, однако, имя свое возненавидела с детства. Она вообще с раннего детства мало что любила. И мало кого. Если бы ее спросили, кого любит, она бы затруднилась ответить. И имя ненавидела, а уж фамилию – еще больше. Она еле дождалась возраста, когда стало возможным поменять имя и фамилию, и осуществила это намерение – в надежде, что и жизнь ее, которую она считала серой и скучной, от этого переменится. Вот так она и стала по паспорту Екатериной Ивановной Федосеевой. Папа, Иван Поросенков, конечно, огорчился и даже обиделся. Но виду не показал, обиду свою перед дочерью не обнаружил, тщательно скрыл, потому что очень ее любил. Папа Иван вообще любил всех и всё: мир, жизнь, семью, работу свою и особенно – дочь. А маленький злобный ребенок Кася не любила никого, не унаследовав от отца ни капельки его доброты и поэтической наивности. И в раннем детстве и, что особенно неприятно, в школе, Кася была обречена оставаться Касей с идиотской кулинарно-мультяшной фамилией, и за все десять лет учебы так и не смогла научиться не краснеть всем лицом, когда слышала: «Поросенкова, к доске!» Ей казалось, что учительница еле сдерживает смех, произнося ее фамилию, а жестокие одноклассники просто откровенно ржали. Ржали все десять лет. И очень любили аж до восьмого класса дергать Касю за косички. «Косы у Каси», – шутили они. Этот незатейливый каламбур их забавлял. Было больно и гадко, тем более что косы стали длинными и красивыми, да и сама Кася к четырнадцати годам превратилась в довольно привлекательную особу. Многим мальчишкам хотелось поцеловать Касю, но вместо этого они дергали ее за косы. У мальчишек и мужчин такое встречается часто. Поэтому Кася простилась со своей роскошной ретропрической после летних каникул перед восьмым классом. Вполне оформившаяся фигура, миловидное лицо в обрамлении коротко и красиво постриженных волос окончательно прибили влюбленных одноклассников, и они не нашли ничего лучшего, чем с удвоенной силой отыгрываться на фамилии. И когда, например, к Новому году всем девочкам подарили скромные, но достойные сувениры, Кася получила кулек, в котором обнаружила три тюбика с хреном и открытку с грубой шуткой, что, мол, Поросенкова не может подаваться к столу без соответствующей приправы. Она так плакала в новогоднюю ночь, так плакала…