Ефрем Акулов - Поиск-84: Приключения. Фантастика

• Название: Поиск-84: Приключения. Фантастика
• Автор: Ефрем Акулов
• Издательство: ИМА-ПРЕСС АПН
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1989
• ISBN: 5-707-00001

Сборник новых приключенческих и фантастических произведений уральских литераторов.

---

— А вы бы хотели… найти Янтарную комнату? Или ее ищет не ваше ведомство? — И вновь тихо и печально: — Конечно, я хотел бы сняться в чем-нибудь подобном. Не по содержанию только — по уровню. А то, что мы с Пашкой по крышам поскакали — так, ерунда. У нас фильм ведь не приключенческий, трюков нет почти. Но по сюжету есть несколько эпизодов, где… Ну, не приключения, а острые такие моменты у наших персонажей бывают. Это не показывается даже, а называется. То есть сидят красноармейцы у костра и спрашивают меня — то есть героя моего: «Как же ты от белых-то утек?», — а он, продолжая наворачивать кашу, объясняет скромно так — я, мол, по стропилам перебежал до окна, выскочил на крышу, и так далее. Этот эпизод мы быстро сняли. Но, понимаете, меня заело-таки: а смог бы я, такой вот, в секции обученный, откормленный, все это сделать? Вот мы и попробовали.

— Ну и как?

— Бегать смог. Но как бы было, если б в меня стреляли — кто знает?

— Виктор Андреевич, ходят слухи — вы уж простите за такой источник — что вы сватались к Алле Дмитриевне. Это так?

— Так.

— Она вам отказала?

— Можно считать так.

— А можно и по-другому?

Никитин усмехнулся:

— Нет, давайте не будем считать по-другому. Она мне отказала.

— А почему?

— Господи, да мы же все в прошлый раз выяснили: она любит Гурьева.

— Но ведь с Гурьевым не получилось ничего. А семьей все-таки обзаводиться надо.

— У Аллы Дмитриевны принцип: «Dum spiro — spero». Это по-латыни: «Пока дышу — надеюсь».

— Красивый принцип, — отметил Герасим. К сожалению, в него внесли коррективы. Надежды иссякли, когда перестал дышать Константин Гурьев.

* * * КАРАБАНОВ Роберт Иванович, актер драматического театра, 32 года, женат, дочери два года.

Герасим прикрыл за собой дверь. Словно комок липкой грязи, попавшей в лицо, ослепила его темнота. Темнота городского вечера растрепана, растаскана на лоскуты уличными фонарями, рекламами, горящими окнами, фарами автомобилей. И потому она неуловима, поймать, ощутить вечернюю темноту — не мрак пустырей и заросших кустарником дворов, а ту темноту, в которую, постепенно концентрируясь, переходят сумерки — практически невозможно. Горожанин и не помнит уже, что бывает такая темнота. Глаза пообвыкли, и Герасим пошел тропкой вдоль села. Он решил, что все же имеет право на небольшую прогулку. Но дело не отпускало его. Он не мог забыть, что прошло уже три дня следствия, а у него нет еще даже относительно приличной версии. Два дня ушли на разговоры. Их ведь и допросами назвать нельзя — допрашиваемые ухитрялись свернуть с намеченной следователем темы, улизнуть от ответа на самые важные вопросы или, наоборот, извергнуть на Герасима поток совершенно неинтересных подробностей. Прямо совестно начинать протокол стандартной фразой: «По существу заданных вопросов гражданин имярек сообщил…» И вот теперь — тупик. Самое печальное — неизвестно, что же делать дальше. Продолжать допросы — кого? Искать — что?

«Похоже, — думал Герасим, — в городе кое-кто еще не потерял надежду, что это несчастный случай. Поэтому и киногруппа вещи не пакует, и меня не слишком дергают». Но он прекрасно понимал, что еще день-два, и ему на подмогу, а практически — на смену пришлют опытных товарищей. Снимут с другого дела, а сюда пришлют. «А может, я просто бездарь? И нечего мне делать в прокуратуре?» — как Герасим ни защищался, эта мысль все же заползла в голову. Но он справился с ней. Довольно рефлексировать, решил он. Есть дело, и независимо от того, бездарь я или мистер Холмс, я обязан довести его до конца. И чтобы окончательно взять себя в руки, он перелистал в памяти те дела, в раскрытии которых ему пришлось участвовать. И подумал, что раз тогда он справлялся с ними неплохо, то должен найти выход и сейчас. Тут он в очередной раз споткнулся, посчитав тень от булыжника колдобиной. Или размышлять, или гулять, решил Герасим, но уходить с улицы, от звезд размером с пятак, от размеренных песен кузнечиков не хотелось. И следователь сел на скамеечку у ближайшего дома.

Он снова припомнил все, что удалось выяснить из допросов, бесед, обысков, материалов экспертиз. Негусто. Ничего нового пока не было и у бригады уголовного розыска. Герасим сильно подозревал, что бригаду сформировали отнюдь не из лучших сил райотдела. Когда в милицию сообщили о ЧП на съемках, там только-только приняли к производству дело о лесном пожаре, как раз в ночь перед убийством спалившем рощицу вековых елей. Для небольшого райотдела — почти преступление века. Наверное, лучших туда и бросили, — думал Герасим. Хотя кто его знает. Во всяком случае, «его» опер ему не понравился: совсем немолодой капитан, явно дослуживающий до пенсии, он при встречах громко сопел, промокал платком сплюснутый, с рубцом от тесной фуражки лоб и охотно говорил о том, что будет делать: «Мы вот тут думаем еще с одной гражданкой повидаться». О том, как его планы воплощаются, рассказывал несколько однообразно: «Работаем. Пока ничего нет, но кое-что мы сообразили». Впрочем, рассудил по справедливости Герасим, здесь дела для угро в общем-то нет. Все зависит от него самого. А он пока не на высоте.

Против Никитина улик не добавилось, и Герасим уже признался себе, что, видимо, поторопился с его задержанием. Оставшиеся карабины изуродовал Потапов, и это еще один гол в его ворота. Впрочем, здесь не обошлось без Карабанова. А топить коллегу Карабанова уважаемый Юрий Степанович начал по-топорному. И вообще. Н-да. Но и с Карабановым нет вчерашней ясности. Ребята в городе раскопали, что это — тип весьма сомнительный. То есть криминального ничего, но отсвечивают на фоне его многочисленных героев с правильными словами те изрядные гадости, которыми реальная жизнь Роберта Ивановича оказалась не бедна. То, еще студентом, подружился со слишком любознательным иностранцем. Иностранца выслали, а Роберт отделался внушением. Очень сильно, говорят, каялся. Как-то раз пришлось режиссеру театра вытаскивать его из истории после какого-то ресторанного скандала. Вытащил. Доказал, что скандалил не Карабанов (все вокруг, но не он), что был он в этой компании случайно, и вообще, Роберт Иванович не употребляет. А с год назад в театре интригу затеял, чтобы главную роль перехватить. Так все провернул, что конкурент с инфарктом в больницу отправился. И, кстати, именно Гурьев всю его комбинацию разрушил. И на собрании именно он Карабанова отшлепал. Это собрание до сих пор помнят. Роберт Иванович тогда горячо всех заверил, что его лукавый попутал, что он раскаивается и больше не будет. Но в труппе он тогда удержался еле-еле. Правда, с тех пор за ним вроде бы ничего не водилось. Недаром его без долгих споров включили в фестивальную делегацию. И в провинции ему, говорят, недолго прозябать осталось — в столичный театр пригласили. Нет, ему сейчас не то что преступления — перехода улицы в неположенном месте остерегаться надо. А главное — у него был «Смит-Вессон» калибра 10,67 миллиметра.

Только сейчас Герасим обнаружил, что сидит перед домом, в котором квартирует Карабанов. «Загадки подсознания, — усмехнулся Герасим, — голова сомневается, а ноги уже идут». Из трех окон только за одним плескался телевизионный свет.

«Предположим, что Потапов говорит правду, и что именно такой разговор состоялся у Карабанова с Гурьевым накануне убийства. Когда-то, где-то, кого-то Гурьев опознал. И, похоже, этот «кто-то» совершил нечто наказуемое.

Когда. Видимо, в тот самый день. Потому что это был единственный за две недели перерыв в съемках, а раз он собирался что-то выяснить, то вряд ли стал бы откладывать это дело надолго. И, кстати, его с утра не было в лагере. Также как и Карабанова.

Где. Если предыдущее предположение верно, то там, где он был в этот день. А весь день он пробыл в селе Капустине, уехал туда часов в десять на попутке и до вечера просидел с тамошним завклубом. Тот очень просил, чтобы кто-нибудь из настоящих артистов к ним приехал, помог самодеятельность лучше организовать. Он показывал Кирпичникову тетрадь, где на каждой странице вверху — заранее подготовленный вопрос, а дальше конспект объяснения Гурьева. Вопросы были разные, смешные, про известных актеров, про то, как быстрее изучить систему Станиславского, и почти профессиональные — про организацию мизансцены например. С этими вопросами (а надо думать, что были и не вошедшие в тетрадку) они и просидели до вечера. Пообедали в буфете местной гостиницы. И в двадцать два часа Гурьев отправился домой. Попутку он вряд ли в это время поймал, шел в сумерках со скоростью не больше четырех-пяти километров, так что как раз к двенадцати он и должен был оказаться под окнами Потапова. Вряд ли возможно такое, чтобы он на дороге вначале Карабанова встретил с приятелем, а потом вновь где-то опознал. Скорее всего, столкнулись в гостинице. Клуб от гостиницы через дорогу. Именно столкнулись, ведь Гурьев даже не знал имени этого приятеля. Так, а потом он его засек. Потом — это когда возвращался. Шел через Петрово, Степашино… Есть! В первый же день Герасим просмотрел в районной прокуратуре все дела, находящиеся в производстве. И не нашел ничего, относящегося к смерти Гурьева. А ведь было, было такое дело. Именно двадцатого августа около одиннадцати вечера рядом со Степашино двое неизвестных напали на девушку-старшеклассницу, пытались затащить в лес. Девушка закричала, подбежал какой-то мужчина, один из нападающих тут же бросился за деревья, а второй побежал вдоль дороги, потом тоже шмыгнул в лес. Спаситель довел девушку до дома — она как раз степашинская, отругал за то, что ходит одна в позднее время, сказал, что оставлять бандитов безнаказанными нельзя, и взял с нее твердое слово, что она завтра же заявит в милицию. Сам он обещал прийти прямо к следователю. Девушка пришла, а спаситель — нет.