Андрей Богданов - Несостоявшийся император Федор Алексеевич

• Название: Несостоявшийся император Федор Алексеевич
• Автор: Андрей Богданов
• Жанр: История
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-9533-4271-1

Как золотые годы благоденствия вспоминалось россиянами царствование старшего брата Петра I, мудрого и образованного государя, при котором Россия осуществила глубокие преобразования и утвердилась в мире в качестве великой державы. Именно царь Федор Алексеевич утвердил новую, имперскую концепцию Российского самодержавного православного царства, которая стала фундаментом государственной идеологии Российской империи. Однако царствование его было забыто, а личность преобразователя искажалась ради возвышения его младшего брата. Четверть века архивных изысканий позволили автору воссоздать истинный образ Российского государства XVII столетия. Вместо привычной картины «темной, непросвещенной предпетровской Руси» читатель знакомится с подлинным обликом богатой и цветущей России, могучего и быстро развивавшегося государства.

---

Царевич знал, конечно, что должен наследовать трон — он был торжественно «объявлен» церкви, двору и народу еще 1 сентября 1674 г., о чем по стране была разослана окружная грамота, сообщавшая о богатых пожалованиях всему дворянству в честь «той нашей царского величества и всемирной радости»[116]. Но Алексей Михайлович правил столь долго и имел столь крепкий организм, что его недомогания не вызывали беспокойства даже у ближайших сотрудников.

В январе 1676 г. царь давал аудиенцию послам Генеральных штатов, на следующий день с царицами и вельможами слушал знаменитого музыканта-вундеркинда, а назавтра занемог от простуды. Уже страдая от лихорадки, государь требовал ледяного кваса, не лечился; переговоры предполагалось отложить недели на две; через неделю положение больного сделалось безнадежным. 29 января Алексей Михайлович исповедался, причастился и в 4-м часу ночи на 30-е испустил дух.

Едва ударил большой колокол, извещающий о кончине государя, как толпа думных людей ввалилась в хоромы Федора Алексеевича и под руки повлекла его вниз, в Грановитую палату: у царевича так опухли ноги, что уже днем он не мог ходить. Тело отца еще не успело остынуть, как Федор Алексеевич был усажен на принесенный из казны парадный трон и обряжен в царское облачение. Всю ночь и все утро присягали новому царю придворные, духовенство, офицеры и приказные, дворцовые служители и случившиеся в столице выборные городовые дворяне. На похоронах Алексея Михайловича 30 января Федора несли на носилках.

Лишь затем новоиспеченный царь получил некоторую свободу: приведение к присяге продолжалось на площадях Кремля, в стрелецких и солдатских слободах, в московских приходских церквах, крестоцеловальные грамоты рассылались по всей стране (по крайней мере до 10 февраля). Первый именной указ Федор Алексеевич издал 31 января: он требовал, чтобы придворные, не приехавшие во дворец по болезни, осматривались и приводились к присяге разрядными дьяками «у приходских церквей, где кто живет»[117]. Этот указ, и нервозная поспешность присяги новому царю, и недостойная скоропалительность прощания с почившим государем выдавали страх перед междоусобицей и смутой, которые мог породить пустующий престол.

Объявлялось, что Алексей Михайлович перед смертью завещал царство старшему сыну, но ходили слухи, что первый министр завершившегося царствования боярин А.С. Матвеев пытался посадить на трон Петра Алексеевича. В этом была логика — мать младшего царевича и родственники по ее линии Нарышкины были ставленниками Матвеева, который мог бы сделаться при Петре всемогущим регентом. Говорили, что канцлер Матвеев убеждал умирающего царя и бояр, что Федор Алексеевич очень болен, даже «мало надежд на его жизнь», Иван Алексеевич тоже не способен править, тогда как Петр на диво здоров. И в этих разговорах был смысл, поскольку состояние Федора вызывало острое беспокойство: по слухам, его тетки и сестры безысходно находились у постели нового царя[118].

Легко представить себе, что сторонники Федора Алексеевича питали самое черное недоверие к Аптекарскому приказу, который с 1672 г. возглавлялся А.С. Матвеевым.

1 февраля тот был удален от должности, а 8 числа руководство царской медициной принял безупречный кандидат — боярин Н.И. Одоевский. Неделю он входил в дела — 14 же февраля устроил консилиум шести ведущих медиков страны (описанный нами в 1-й главе). Обследование больного и анализы показали, «что его государская болезнь не от внешнего случая и ни от какой порчи (так! — Авт.), но от его царского величества природы… та де цинга была отца его государева… в персоне». Обострения бывают сезонные, вылечить Федора можно «только исподволь, а не скорым временем», с помощью внутренних и внешних укрепляющих средств, «сухой ванны», мазей на «ножки». Боярская дума с удовлетворением услыхала, что «вся его государская утроба здорова», только организм ослаблен[119].

Бояре облегченно вздохнули: можно было думать о новом распределении власти в Думе, где главными лицами, по мнению голландских послов, были Б.М. Хитрово («который у нынешнего царя получил наибольшее влияние из всех министров»), Ю.А. Долгоруков, Н.И. Одоевский и А.С. Матвеев, который даже при иностранцах не мог сдержать слез, но уже 31 января гарантировал, что для него «при дворе и теперь все останется по-прежнему», «что все те же господа останутся у власти, кроме разве того, что ввиду малолетства его царского величества четверо знатнейших будут управлять наряду с ним»[120]. Очевидно, под четвертым имелся в виду боярин И.М. Милославский, с которым Хитрово и Долгоруков, по словам В.Н. Татищева, предусмотрительно решили разделить власть, не дожидаясь на себя гнева родственника Федора по матери[121].

Подразумевалось, что вся система власти останется как при Алексее Михайловиче. Тогда малочисленная Боярская дума (около 70 человек, из которых около 23–25 бояр, считая вместе с пребывавшими на воеводствах и в посольствах) выдвигала лишь несколько активных членов, пользовавшихся особым доверием царя, который руководил с помощью первого министра-фаворита (типа А.Л. Ордина-Нащокина и A.C. Матвеева) и контролировал администрацию через личную канцелярию — Приказ тайных дел. Традиция, правда, требовала свержения старого фаворита Матвеева и унижения Нарышкиных, но Федор Алексеевич оказался неожиданно глух к наветам обиженных Матвеевым.

Согласно «Истории о невинном заточении… Матвеева», царя уговаривали самые близкие люди, против временщика выдвигали страшные обвинения — но Федор Алексеевич согласился удалить Матвеева от двора лишь через полгода, в июле. Понадобились новые ужасные клеветы, чтобы спустя год, в июне 1677-го, царь согласился заменить недоверие на ссылку, причем самым сильным для него обвинением стало, видимо, незаконное обогащение боярина.

У порно не желал молодой царь допускать расправу с ненавистными родне его матери Нарышкиными. Отец второй жены Алексея Михайловича боярин Кирилл Полуэктович Нарышкин уступил руководство важнейшими финансовыми приказами — Большой казны и Большого прихода — лишь 17 октября 1676 г. В 1677 г. братья царицы Иван и Афанасий Нарышкины были приговорены Думой к смерти по обвинению в подготовке убийства государя; Федор Алексеевич лично заменил казнь недалекой ссылкой.

В связи с этим страшным делом появился указ от 26 октября 1677 г. о постройке для царицы Наталии Кирилловны и царевича Петра новых хором в дальнем углу дворцового комплекса. Но мать и сын воспротивились, обратились к царю — и остались в своих хоромах, примыкающих прямо к палатам Федора Алексеевича, с гульбищами и окнами на одном уровне! Говорили, что Федор Алексеевич запретил приближенным впредь упоминать при нем о малейшем ущемлении прав младшего брата и мачехи; государь сам переехал в новые хоромы[122].

Характерно, что даже такие яркие апологеты Петра (и ненавистники Милославских), как А. А. Матвеев (сын опального канцлера), В.Н. Татищев и П.Н. Крекшин, писали о самом добром и заботливом, прямо-таки отцовском отношении Федора Алексеевича к его маленькому крестнику. Хоть царь и поддавался влияниям, в важных вопросах, в отношении к родственникам, и прежде всего в функционировании государственного аппарата, он вел свою линию.

Собрание законодателей

Так же, как надежда A.C. Матвеева остаться у власти, не сбылось его предсказание о боярском регентстве при Федоре. Уже на третий день царствования юный государь дал понять, что имеет свое представление об обязанностях царя и предназначении Боярской думы. Больной, едва способный передвигаться, оглушенный смертью отца и суетой ближних людей, Федор Алексеевич немедленно сел за дела сам и с обычным для его последующих распоряжений лаконизмом указал: «Боярам, окольничим и думным людям съезжаться в Верх в первом часу (т. е. с рассветом. — Авт.) и сидеть за делами» (№ 621).

Перечисленные в указе чины составляли Боярскую думу: высший законодательный и распорядительный орган страны. Конечно, законы и распоряжения царь мог издавать сам, просто продиктовав их чиновникам: до середины XVII в. такие личные, «именные» указы государя даже не подписывались. Первые Романовы старались принимать важнейшие указы вместе с Боярской думой, по формуле: «царь указал и бояре приговорили». Уже в самом понятии этого «указа» выражалась принципиальная неразделенность законодательной и исполнительной власти в России: воля государя (который мог внимать мнению Думы, советоваться с патриархом и архиереями, даже с Земским собором) была и распоряжением, и законом.

Однако с первых дней правления погрузившись в дела, молодой царь быстро понял, что такая система высшей власти недостаточна для огромного, богатого и могучего государства. Его личный кабинет, совещательная комната во дворце, столы в Грановитой и Золотой палатах, где заседала Боярская дума, ежедневно были завалены кипами требовавших срочного решения текущих дел, а между тем страна остро нуждалась в новых законах. Законодательное регулирование требовалось настоятельно: управлять государством в его новом, невиданном масштабе по старинке было невозможно. Первым побуждением Федора Алексеевича было усилить Думу, переложив на нее массу текущих исполнительных и законодательных дел, но этого оказалось недостаточно.