Анатолий Вилинович - Антология шпионажа

• Название: Антология шпионажа
• Автор: Анатолий Вилинович
• Жанр: Прочая документальная литература

Перед Вами уникальная книга члена Международной ассоциации писателей Анатолия Вилиновича «Антология шпионажа», которая вобрала в себя расшифровку исторических сюжетов о разведчиках-шпионах, изложенных без прикрас и преувеличений, человеком, в чьей судьбе тесно переплетены писательский труд с многолетней службой Родине.

В книге собрана информация из множества архивных источников: статьи издания Географического института, «История шпионажа» Агостини, «Вековые тайны войны» античной литературы и множество других.

---

Френсис Трешам не стал агентом Сесиля. Нет прямых доказательств и того, что именно он написал письмо к Монтиглю, в чем его подозревали Кетсби и Винтер. Однако роль Трешама во многом остается загадочной. Он в течение нескольких дней после ареста Фокса и бегства других заговорщиков оставался в Лондоне и, по некоторым сведениям, даже предлагал свои услуги в поисках беглецов. Хотя Фокс вскоре в своих показаниях под пыткой назвал Трешама среди других участников заговора, правительство в течение четырех дней не давало приказа об его аресте, а он в свою очередь вел себя как человек, не опасавшийся властей.

Трешама арестовали только 12 ноября. Его поведение перед раскрытием заговора можно объяснить предположением, что он устно пытался предостеречь Монтигля от посещения парламента и в ходе разговоров с ним догадался, что правительство знает о заговоре. А может быть, Трешам знал слишком многое о роли Монтигля и считал это гарантией своей безопасности. В свою очередь правительство, видимо, также колебалось, арестовывать ли Трешама, но все же пришло к выводу, что более опасно оставлять его на свободе. В показаниях Трешама чья-то заботливая рука тщательно вымарывала всякое упоминание о Монтигле. И все же Трешам был явно чересчур опасным заключенным, чтобы его можно было, как других заговорщиков, судить открытым судом.

При обыске, произведенном в квартире младшего брата Трешама, в которой жил также его личный секретарь, были найдены лишь копии трактата о двусмысленной манере выражения мыслей. Заголовок одной из копий был переделан рукой отца Гарнета на «Трактат против лжи и злостного лицемерия». В нем, однако, под видом «ограничения» областей, в которых они должны применяться, давались практические советы, как надлежит их пускать в дело. Френсис Трешам, видимо, вполне следовал советам, содержащимся в этом иезуитском трактате, хотя и отрицал свое знакомство с ним.

Через шесть недель после ареста он был уже больным человеком. 23 декабря он продиктовал своему секретарю письмо, в котором опровергал свои показания о знакомстве с Гарнетом и о том, что знал о посылке Винтера в Испанию, и поручил жене передать это письмо министру. В ту же ночь Трешам скончался.

Официально его смерть была приписана «удушью». Однако, поскольку за шесть недель до этого Трешам выглядел вполне здоровым человеком, никто не поверил официальному объяснению. Многие современники считали, что Трешам был отравлен Монтиглем. Очень вероятно, что Трешам знал о действительной роли Сесиля и Монтигля и не делал особого секрета из того, что обладает такого рода опасными сведениями. Это и решило его судьбу. Сохранилось письмо Уэйда Сесилю от 23 декабря 1605 г., в котором выражалось беспокойство, что не получено приказа о скорейшем погребении тела – это также могло свидетельствовать о желании скрыть действие яда. Очень подозрителен и факт, о котором сообщил Уэйд Сесилю в том же письме: сам Трешам, а также другие участники заговора считали, что, если он выздоровеет, «им нечего опасаться действий правосудия».

И все же не следует делать поспешных выводов. Неужели, если бы Сесиль был так озабочен, чтобы заставить до суда навеки замолкнуть Трешама, он разрешил бы жене и секретарю арестованного государственного преступника неотлучно находиться в его камере, а потом свободно и беспрепятственно покинуть Тауэр?

Подводя итоги, следует сказать, что не существует прямых доказательств провоцирования Сесилем заговора, да и вряд ли они могли сохраниться. Зато очень вероятно, что он узнал о заговоре вскоре после того, как конспираторы приступили к действиям, и при этом узнал сразу из нескольких источников, хотя неясно, насколько подробной была полученная им информация.

Даже под пыткой Фокс не назвал никаких имен. Он признался только, что его собственная фамилия не Джонсон, а Фокс. Таким образом, до 8 ноября, когда под более жестокой пыткой он назвал имена других заговорщиков, правительство официально знало об участии в заговоре лишь Фокса и Томаса Перси, который арендовал подвал под палатой лордов. Тем более показательно, что уже 7 ноября была издана официальная декларация, предписывающая арестовать Кетсби, Винтера, Роквуда, Гранта и ряд других заговорщиков. Следовательно, правительство имело какую-то информацию, может быть, не очень определенную и точную. Оставалось ожидать момента, когда будет выгоднее всего «раскрыть» заговор.

Сторонники версии, что Сесиль «сфабриковал» заговор, доказывают, будто он чуть ли не сфальсифицировал все следствие. Однако в числе членов комиссии, допрашивавшей заговорщиков, было несколько явных врагов и соперников Сесиля, которые не согласились бы стать орудием в руках честолюбивого министра.

Надо учитывать также, что фактически существовало два заговора – собственно «Пороховой заговор» и план восстания католиков под руководством Эверарда Дигби. О втором заговоре Сесиль был извещен своими лазутчиками. Он мог подозревать Томаса Перси и Кетсби, но не знать о планах использования Винегр-хауза. В бумагах Сесиля имеется немало писем, содержащих глухие указания на зреющий заговор, на возможность новой – далеко не первой – попытки католического восстания. Одно анонимное предостережение, брошенное в деревянной коробке на проезжей дороге, было написало от имени католика-слуги, желающего раскрыть заговор, в котором участвовал его господин. Письмо предостерегало, что опасность ожидает короля, лорда Солсбери и главного судью Попхема.

Вероятно, что международные связи участников заговора были более широкими, чем это можно предполагать на первый взгляд. По крайней мере, Сесиль получил прямое предостережение от английского посла в Париже сэра Томаса Парри. Тот, по-видомому, подхватив налету намек, брошенный вполголоса венецианским послом, передавал, что следует опасаться французского посла в Лондоне графа де Бомона. Действительно, Бомон спешно покинул Лондон, чтобы не присутствовать на открытии парламентской сессии и, переправившись на французский берег, сообщил королю Генриху IV, что будет сделана попытка в день возобновления работ парламента «убить Якова и всех знатных лиц». Но еще вопрос, откуда узнал об этом Бомон: от заговорщиков или от своих шпионов в правительственных канцеляриях?

Шпионы Сесиля Джон Рейнольдс и Джордж Саутхейк в Кале, а также Виллиастон – в Руане усердно наблюдали за активностью иезуитов, будто собиравшихся подавать петицию Якову, составленную отцом Парсонсом в Риме. Виллиастон многозначительно высказал при этом опасение, как бы они «не затронули личности его величества или кого-либо из его детей». Виллиастон передавал также через Парри, что иезуиты собираются высадиться в Англии под видом шотландских купцов. Шпионы Сесиля тщательно наблюдали за ними, но те в последний момент ускользнули.

Эти и подобные им сообщения могли лишь усилить стремление Сесиля найти префекта иезуитов Гарнета и его ближайших помощников. 8 января 1606 г. был арестован в Вустершире Стефен Литлтон, скрывавшийся после того, как он покинул Кетсби и других заговорщиков, и его двоюродный брат «рыжий Хемфри» Литлтон, а также Роберт Винтер.

Конец префекта иезуитов

В средней Англии, на высоком холме, с которого просматривались на много миль окрестные места, стоял замок, немного напоминавший приземистый, наполовину деревянный Уайт-Уэбс. Построенный в характерном «тюдоровском стиле», дом отличался от многочисленных рыцарских замков. Это не была крепость, способная долго выдерживать осаду вражеской армии. Его стены не были приспособлены для того, чтобы с них поражать ядрами и пулями неприятелей. Но хотя Хиндлип-хауз был выстроен совсем недавно богатым католическим землевладельцем Томасом Эбингтоном, он только внешне походил на дворцы вельмож и богатые усадьбы елизаветинского времени. Хиндлип-хауз был создан со специальной целью – служить убежищем для отца Гарнета и его христова воинства.

Весь замок представлял собой сплошную загадку. Каждая комната имела скрытые ниши, стены были полны тайников, потолки маскировали невидимые чердачные помещения. Даже печи были если не с двойным дном, то с двойным выходом – один для дыма, другой для иезуитов, когда им почему-либо требовалось исчезнуть, не оставляя следов. Камин в спальне хозяйки был соединен узкой трубой с одной из ниш, куда, таким образом, можно было, не вызывая подозрений, доставлять пищу и вино, которое обитатели тайников явно предпочитали воде. Иезуитский архитектор работал не по шаблону, каждый тайник имел свой «секрет», и раскрытие одного из них мало облегчало поиски других.

Когда из Лондона сэр Генри Бромли получил приказ произвести обыск в Хиндлип-хаузе, ему специально предписывались чрезвычайные меры бдительности: поставить караулы у всех дверей, вести наблюдение за слугами и тем, куда доставляется пища, содрать обои и обшивку стен, промерить длину каждой из комнат, чтобы определить, сравнивая площадь на верхних и нижних этажах, где могли располагаться тайные ниши. Было приказано особо проверить все дымоходы.