Грэм Робб - Открытие Франции. Увлекательное путешествие длиной 20 000 километров по сокровенным уголкам самой интересной страны мира

• Название: Открытие Франции. Увлекательное путешествие длиной 20 000 километров по сокровенным уголкам самой интересной страны мира
• Автор: Грэм Робб
• Жанр: История
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-227-04695-6

Автор этой книги – знаменитый историк и биограф, страстно любящий Францию и посвятивший ее изучению многие годы. Большинство историков фокусировали свое внимание на Париже – столице централизованного государства, сконцентрировавшей все политические, экономические и культурные достижения. Г. Робб увлечен иной задачей. Объехав Францию вдоль и поперек, побывав в самых дальних ее уголках, он меняет привычные представления о стране с помощью огромного исследовательского материала, начиная с доримской Галлии и завершая началом XX в., – и все это в форме увлекательных новелл о малоизвестных и прославленных на весь мир исторических событиях и персонажах. Он блестяще достигает поставленной цели – открыть читателю неизвестную прежде Францию.

---

Скука – такой же мощный двигатель экономики, как нужда. Это позволяет понять так много сторон повседневной жизни, что из подобных объяснений можно было бы создать целую науку. Скукой объясняются надомные производства и зимняя спячка, причудливые поверья и легенды, эксперименты в области секса, местная политика, миграция и даже общественные стремления. В маленьких недоверчивых сообществах, где сосед соперничал с соседом, скука была одной из главных объединяющих сил. Она сближала людей, противодействуя бедности и классовому соперничеству. Даже в том мире бешеной энергии, который изобразил в своих романах Бальзак, скука – от позолоченной тоски парижских квартир до монастырской тишины провинциальных городков – предстает как одна из главных сил, управляющих французским обществом.

«Все живет и движется так медленно, что посторонний человек мог бы посчитать эти дома необитаемыми, если бы его глаза вдруг не замечали бледную неподвижную фигуру с неприветливым полумонашеским лицом, перегнувшуюся через подоконник при звуке незнакомых шагов».

За два месяца до падения Бастилии в тихих городах бальзаковской Турени и в черных базальтовых хижинах, где овернские женщины шили, чтобы поддерживать свет в своих лампах, в кои-то веки появилась новая тема для разговора. Произошло редкое воссоединение исторического времени и повседневной жизни. На заседании Генеральных штатов[16] 5 мая 1789 года городам и деревням было предложено составить список своих жалоб. Уже одна мысль о том, что условия жизни можно изменить, была своего рода революцией: впервые страдающим людям показалось, что у них появились слушатели и впервые появился прок от грамотности.

Наказы избирателей своим депутатам получили традиционное название «Тетради жалоб».

Эти «Тетради», которых было около 60 тысяч, были, конечно, написаны грамотными или хотя бы полуграмотными людьми; часто наказ писал местный адвокат. Необработанные черновые списки жалоб передавались в более крупные общины, которые готовили более вежливые и менее конкретные доклады для Генеральных штатов. Но немало наказов низшего уровня уцелело до наших дней, и по ним мы можем нарисовать подробную картину повседневной жизни тогдашней Франции.

Большинство наказов содержат одни и те же жалобы – на налоги, дорожную повинность, непроходимые дороги и сломанные мосты, на то, что никто не может попасть в больницу, хотя налог на больницы местные жители выплачивают исправно, на обязанность брать на постой военных и их голодных лошадей, на отсутствие у местных жителей представителей во власти, на судебный произвол и на то, что обращение в органы правосудия стоит слишком дорого, на то, что стало очень много мошенников, врачей без свидетельства о праве заниматься лечением и нищих – либо умирающих от голода местных жителей, либо агрессивных непрошеных чужаков. И разумеется, люди жаловались на привилегии церкви и дворянства. Самым больным местом в этом отношении было право дворян на охоту: видеть, как через поле бежит покрытый мехом сытный кусок, и знать, что, поймав его, ты можешь за это умереть на виселице, – это было уже слишком для голодного крестьянина. Если местный помещик все время жил в городе или не очень увлекался охотой, его землю наводняло множество оленей, кабанов, зайцев, кроликов и голубей. Для многих путешественников-иностранцев голосом Французской революции были постоянные звуки выстрелов в сельских местностях: там истребляли животных, которые раньше были неприкосновенной собственностью аристократов.

В наказах, составленных комитетами маленьких приходов, первое место всегда занимает жалоба на трудность и беспокойство жизни в мире природы. Большинство людей желали не того, чтобы их человеческие права были вписаны в достойную славы конституцию. Они хотели свободы от тощей земли и суровой погоды, от бурь, града, пожаров и наводнений, от волков, холода и голода. Жители многих городов и деревень описывали свои затруднения так, словно были островными государствами, отрезанными от остального мира:

«Наша община расположена в самом суровом и отвратительном углу мира. Ее единственное имущество, если его можно так назвать, – грубые скалы и почти неприступные горы… До соседних городов Кагора и Фижака нам приходится добираться десять мучительных часов. Тропы, которые ведут к ним, такие, что по ним невозможно проехать на коне, не говоря уже о том, чтобы пройти» (Габрере, департамент Ло).

«С одной стороны наш приход опустошают губительные северные и западные ветры, принося песок и бурю, от которой можно укрыться лишь на островах Джерси и Гернси. С другой стороны, бесчисленные кролики пожирают разнообразные плоды земли. Сверх того, приход страдает от прожорливых голубей из трех голубятен, которые словно сговорились между собой и пожирают все виды семян… Лесов в приходе нет, и промышленных предприятий поблизости нет, пастбищ нет, торговли нет» (Розель, департамент Манш).

Человек, который написал непосредственно королю из Катюса в провинции Керси («города, о самом существовании которого вы, государь, несомненно, не знаете»), предположил, и не без оснований, что «узнать наш маленький город – значит узнать провинцию Керси и всю Францию». Все королевство жило в одинаковой нищете: «Если бы король знал!» – тысячу раз кричали мы из глубины нашей пропасти. Теперь король знает, и надежда уже течет по нашим венам, словно целительный бальзам… Наше единственное желание – сохранить самое необходимое для наших одряхлевших отцов, стонущих жен и нежных детей».

Приход Сен-Форже, где больше половины жителей не имели земли, находился на расстоянии 8 миль от дворца короля в Версале. Люди из этого прихода были близнецами жителей Катюса по нищете. Потеря работы на самый короткий срок, снегопад, долгие дожди или несколько дней болезни часто доводили их до «величайшей бедности». Они не имели средств, чтобы нанять учителя в школу; земля оставалась невозделанной, потому что крестьяне «упали духом». В плохие годы они умирали от голода, в хорошие просто голодали, потому что их урожай облагался налогами, но его нельзя было отвезти куда-либо и продать.

Данные, которыми так богаты наказы, нельзя считать вполне достоверными. Жители некоторых мест надеялись, что смогут не платить налог, если опишут свою землю как безводную пустыню, гнилые пойменные луга, которые заливает вода во время паводка, или бесплодную путаницу из скал и водных потоков, которую разоряют сорняки и дикие звери. Если бы им удалось доказать, что эту землю невозможно обрабатывать, ее не стали бы облагать налогом. В наказе города Сексе-ле-Буа (департамент Мёрт-и-Мозель) было сказано, что две трети его жителей составляют вдовы и что все физически крепкие люди, с которых брали 20 процентов налога, «продали свою жалкую мебель и ушли жить в леса». Жители некоторых деревень старались переложить налоговое бремя на соседей, которым, вероятно, больше повезло. Наказы из провинции Керси звучат так, словно в окрестностях города Кагора весь плодородный слой земли уже давно смыт водой. Вот как описывали свои трудности жители деревни Эскамп, и почти эти же слова встречаются во многих других наказах: «Можно увидеть старых бедняков, которые не могут уйти прочь, чтобы просить милостыню у щедрых благотворителей, потому что возраст и груз работы отняли у них силы и они стонут от голода. Каждый день можно увидеть множество маленьких детей, стонущих от голода, несмотря на бдительность (так! – Авт.) их отцов и матерей. Таково жалостное состояние нашей несчастной общины, которую без малейшего колебания можно назвать самой несчастной из всех, которые существуют или могли существовать когда-либо».

Люди, посылавшие наказы, относились к прошедшим страданиям с грубоватым безразличием; это усилило и без того подозрительно большое сходство между наказами. Центральные комитеты требовали от местных комитетов фразы-клише, и местные комитеты их копировали. Жители одной деревни находили подходящее словесное выражение для своих страданий, а жители других деревень повторяли эти впечатляющие детали: дети едят траву, слезы смачивают хлеб, крестьяне завидуют своей скотине и т. д. Но дети, которые ели траву, явно не выдумка для красоты слога. В 1788 году урожай был хуже, чем обычно, а наказы составлялись в опасные голодные месяцы, когда прошлогодние запасы кончались, а хлеб нового урожая еще не созрел. Жители сравнительно процветавшего города Эспер явно не извлекали никакой выгоды для себя, когда написали о своих соседях так: «Еще не случалось, чтобы наши дети жевали траву, как дети наших соседей. Наши старики счастливее, чем старики в окружающих нас местностях: они почти все пережили суровый прошлый январь. Только один раз мы с прискорбием увидели, что один из наших жителей умер от голода».