Исай Калашников - Повести

• Название: Повести
• Автор: Исай Калашников
• Издательство: Советская Россия
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1987

Повести народного писателя Бурятии Исая Калашникова, вошедшие в сборник, объединены темой долга, темой служения людям.

В остросюжетном «Расследовании» ведется рассказ о преступлении, совершенном в одном из прибайкальских поселков. Но не детектив является здесь главным. Автор исследует психологию преступника, показывает, как замаскированная подлость, хитрость оборачиваются трагедией, стоят жизни ни в чем не повинным людям. Интересен характер следователя Зыкова, одерживающего победу в психологической схватке с преступником.

Повесть «Через топи» посвящена воспитанию молодого человека, вынужденно оказавшегося оторванным от людей в тайге. Писатель показывает, как нерешительный, инфантильный юноша, преодолевая трудности, становится мужественным и ответственным человеком.

---

— Ничего чудного. В болоте они кормятся.

— А не могли с той стороны прийти?

— Кто же их знает? По топям они ходят ловко, ни один зверь с ними не справится. А что?

— Так просто.

После обеда все трое пошли проверить самострелы. Мартын Семенович остался один. Сидел в балагане, ошелушивал корни. Погода не прояснялась. Небо было затянуто грязно-серой пеленой, с неровными светлыми потеками. Оно было как давно не мытое окно. Вверх но склонам скалистого кряжа тянулись веревки тяжелого, сырого тумана и пропадали в серой мути, скрывающей вершины. Лес напитался влагой; ветви деревьев, кустарников прогнулись, огрузнев от тяжести капель; земля набухла и уже не принимала в себя воду. Мутные ручейки сползали в лужи.

Сгущались сумерки. Дождь усиливался. Мартын Семенович выполз наружу, набросал дров в затухающий огонь, прислушался. В лесу, кроме тихого шелеста дождя, не было никаких звуков.

Он забеспокоился. Не случилось ли что с ребятами? Самострелы стоят недалеко, должны бы давно обернуться. Что бы им так-то, ни с того ни с сего, задерживаться в мокром лесу до потемок?.. Но что могло случиться? Мало ли всяких неожиданностей и случайностей поджидает человека на звериных тропах. Что, если опять в петлю залез медведь и они не совладали с ним? Или самострел ранил кабана? Хватит у них догадки не лезть на клыки раненого зверя?

У огня он просидел до наступления ночи. В шепчущем мраке растворились деревья. Он заполз в балаган, сел у входа. Может быть, ничего не случилось, просто не подрассчитали время и теперь блудят в темноте. Попробуй найти дорогу, если в трех шагах ничего не видно. Он снова вылез наружу, повесил пустой котел на таган, отвернутый от огня, ударил по нему палкой. Котел глуховато бумкнул, звук застрял в сырых ветках деревьев, запутался в нитях дождя. Вряд ли его услышат… Но он бил и бил по котлу, пока рука не устала. Остановился. Ни ответного крика, ни хруста ветвей под ногами, только шепот дождя. Капли сыпались на лысину, скатывались по ней на щеки, застревали, скапливались в редкой бороденке. Сидел неизвестно сколько, насквозь промок, продрог. Вернулся в балаган. Теперь уж они не придут. Если бы были близко — услышали. Значит, далеко. Только бы не вздумали блудить в темноте, дождались утра. Спать под открытым небом в такой дождь едва ли придется, но огонь гореть будет — намерзнутся не очень.

XIX

А с ними ничего особенного не случилось.

Как обычно, вначале они проверили петли. Нажива оставалась нетронутой. Пошли к самострелам. Стрела одного из них оказалась спущенной, но ни стрелы, ни убитого зверя поблизости не было. Наконец после долгих поисков обнаружили обломленное, залитое кровью древко, капли крови на траве, на ветках. Коза — это было видно по следу — напоролась на самострел недавно, иначе дождь успел бы смыть кровь. Не теряя времени, они пошли по следу, держаться которого было не просто. Местами капли крови совсем исчезали, и тогда приходилось идти по следам, оставленным копытцами. Хорошо, что они на сырой земле отпечатывались отчетливо. Коза часто останавливалась, ложилась на землю. В трех местах, где она лежала, расплывались лужицы крови.

— Мучится, бедная, — пожалел ее Лешка. — Куда идет с такой раной?

— Коза на рану крепкая, — сказал Антон. — Может сутки бродить, обрызгивая след кровью. По-доброму-то за ней ходить не надо бы. Полежит подольше на одном месте, уснет…

— Не ходить можно бы, но как потом след найдем? — спросил Жаргал. — Дождь все смоет.

— В том-то и дело, Жаргалушка. Она, понимаешь, убежит, честно говорю, убежит! — заторопился Антон, даже не скрывая своей радости, что его слушают, с ним говорят.

На каждом новом месте крови оставалось больше, а лежки становились чаще.

— Доходит. Теперь не разговаривайте, — предупредил Антон. — Должна быть где-то тут.

И верно, прошли еще немного — впереди что-то вроде бы треснуло, прошумело. Бросились туда, увидели под кустом боярышника придавленный к земле круг травы, кровь, выковырнутую ногами землю. Коза только поднялась, дождь еще не успел разбить комочки земли, повисшие возле следа на травинках. След уходил в чащу. Они побежали по нему. И вдруг совсем близко, за зеленью ветвей, метнулось рыжее пятно… Гуран, вскинув голову, увенчанную ветвистыми рогами, выскочил на поляну, тяжелыми прыжками пересек ее, исчез в зарослях жесткого ерника.

С этой минуты они почти не выпускали его из виду. Отбежав немного, гуран ложился, но, стоило им приблизиться, вскакивал и бежал, вытянув голову. Перебежки становились все короче, и вот наступил момент, когда он уже не смог подняться.

И тут только заметили: приближается вечер, а где они находятся, в каком месте — неизвестно. Гурана убили на поляне, усеянной крупными угловатыми камнями. В двухстах шагах возвышался гладкий, будто обструганный, утес, наискось перечеркнутый узкой щелью. Под утесом взбитой пеной шумела под дождем густая зелень кустарников.

— Надо будет огоньку… Подсушимся, печенку поджарим. А? — спросил Антон.

— Печенку жарить — это хорошо, — одобрил Жаргал. Чуть подумав, добавил: — Ночь застанет, что делать будем?

— Все равно в дороге ночевать. Пошли. — Лешка дернул Жаргала за рукав. — Дровишек насобираем, пока Антон обдирает…

За кустами у подножия скалы сохранилась узенькая полоска сухой земли. На ней и развели огонь. Сухих дров поблизости было мало. Жаргал и Лешка разошлись в разные стороны, собирая у скалы намокшие палки, сучья. Лешка подобрал толстый обломок валежины, поставил его к скале, намереваясь взвалить на плечи. И тут его взгляд упал на трещину, видную издали. Падая с вершины, она не достигла метров двух до подножия скалы и закончилась дырой с рваными краями. Трещина и дыра были как восклицательный знак, врезанный в монолит утеса. Лешка подтащил валежину к дыре, взобрался по ней, заглянул внутрь. У края топорщились палки заброшенного орлиного гнезда, а за ним чернела пустотой пещера.

— Жаргал, иди сюда! Тут пещера.

— Большая?

— Не видно, темнота…

— Обожди, сейчас посмотрим. — Жаргал наснимал с березы коры, взял из костра головешку. — На, полезай.

Лешка пролез в дыру, сел на орлиное гнездо, запалил бересту. Пещера постепенно расширялась, дно ее покато опускалось вниз. Пламя трепетало на серых сводах, проваливалось в глубокие трещины. Дальше пещера, расширяясь, стала настолько высокой, что они могли распрямиться во весь рост. Свод был неровный; из него выпирали острые глыбы, готовые, кажется, сорваться в любую минуту. То расширяясь, то сужаясь так, что приходилось протискиваться боком, пещера уходила вниз. Закончилась она щелью с острыми краями.

Воздух в глубине пещеры был сухой, застойный, с прогорклым запахом пыли; ближе к выходу со сводов свешивались клочья засохшей паутины.

— Тут мы и заночуем, — сказал Жаргал. — Повезло…

В пещеру натаскали дров, втянули гурана. Костер разложили неподалеку от входа, и дым вытягивало в щель, точно в трубу. Пока жарили на углях печень гурана, просохла одежда, развешанная на стенке у костра. После ужина отгребли огонь, настлали на горячие камни веток и легли спать, тесно прижавшись друг к другу. Утром Лешка поднялся, чтобы разложить огонь. Дров было маловато, и он пополз к выходу. Дождь все еще не перестал, но был реденький, мелкий. Холодный ветер гулял над лесом, взлохмачивал крону деревьев, трепал листья кустарников, заворачивая их вверх исподней, светлой стороной, приглаживал траву на поляне. Сверху камни на поляне были как стадо овец на пастбище. Но что это? Один из камней, там, у самого леса, как будто шевелится? Ну точно!

— Ребята, смотрите-ка, что там?..

Рядом с ним, теснясь, высунулись из дыры Жаргал и Антон.

— Однако, это медведь? — Глаза Жаргала сузились в в щелки. — Медведь.

— А ведь верно! — подтвердил Антон. — Чего он тут лазает?

Медведь медленно передвигался против ветра, останавливался, к чему-то принюхивался.

Сосредоточив все свое внимание на медведе, они не видели, что на другой стороне поляны из чащи вылез огромный кабан. Он тоже держал нос по ветру и быстро трусил по траве, будто плыл в ней, рассекая зеленые волны клином мощной головы. Не сразу сообразили ребята и то, что медведя (кабана тоже) манил к себе запах внутренностей гурана, брошенных Антоном.

Медведь добрался до внутренностей, обнюхал их, пошевелил лапой, с хозяйской неторопливостью обошел вокруг, как бы оценивая находку. Появление кабана, который вылетел из-за камней в трех шагах, было для медведя (и для людей тоже) полной неожиданностью. Он попятился, чифкнул. Кабан резко щелкнул клыками, ринулся на медведя. Хрипло рявкнув, медведь ловко уклонился от встречи. Кабан, прямой, как обрубок бревна, проскочил мимо, моментально развернулся, взрыв копытами землю, и сразу же бросился в новую атаку. Сшиблись. Шум, возня, пыхтение… И вдруг горы раскололись от леденящего душу рева медведя, хриплого и гулкого. Когда противники разошлись, ребята увидели на боку медведя огромную рану: будто острым как бритва ножом его полоснули. Обезумев от боли и ярости, медведь уже не уклонялся от встреч с кабаном, орал, прыгал за ним, хватал зубами горбатый загривок, молотил по спине лапами, не замечая, не чувствуя, что страшные клыки противника изрезали всю брюшину.