Павел Загребельный - Долина долгих снов

• Название: Долина долгих снов
• Автор: Павел Загребельный
• Издательство: Журнал «Пионерия» 1957 г., №№ 7-11
• Жанр: Великолепные истории
• Год: 1957

Горы, как и океаны, скрывают от людей множество тайн. До сих пор в самых высоких горах мира Гималаях есть так называемые белые пятна, т. е. места, где не ступала нога человека, целые районы, о которых ничего определённого не могут сказать ни географы, ни альпинисты. Совсем недавно у нас на Тянь-Шане был открыт пик Победы — одна из высочайших вершин мира, и мы можем только удивляться тому, что на протяжении тысячелетий ни одному человеку не удавалось прежде заметить эту гору. А быть может, наши предшественники знали о существовании этого самого высокого в Небесных горах пика? Быть может, кому-нибудь не раз и не два удавалось уловить то короткое мгновение, когда гигантская вершина выглядывала из облаков? Горы молчат. Они не дают ответа на наши вопросы. Нам самим нужно переворачивать ещё не прочитанные страницы гигантской каменной книги гор. Мы должны узнать, действительно ли в горах на линии вечных снегов, где нет ничего живого, куда изредка залетают снеговые грифы-кумаи, живёт таинственный снежный человек — йети, в существование которого верит даже знаменитый шерп Тенсинг, который впервые в истории человечества поднялся на Джомолунгму, этого царя всех вершин мира. Нам ещё нужно убедиться в том, что в таинственных долинах Гималаев, Тянь-Шаня и Памира не живут какие-то неизвестные племена и народы. А если живут? Что если где-то за вечными снегами, в тёмной неприступной долине, уже тысячи лет существует целое государство — и мы о нём ничего не знаем! Что тогда?

Журнал «Пионерия» 1957 г., №№ 7-11

---

— Что ж, — развёл руками профессор, — тогда до завтра. Приезжайте прямо на аэродром. О билетах я позабочусь. Но смотрите, чтобы с ногой всё было хорошо!

— Будьте спокойны, Иван Терентьевич, всё будет хорошо! — весело воскликнул Петрюк и захромал к выходу.

Профессор сам закрыл за ним дверь и несколько минут стоял, прислушиваясь к постукиванию палки по каменным ступеням, хотя вряд ли он слышал это постукивание, так как его голова была занята совсем другими мыслями. Вывел его из задумчивости звонкий голос Андрейки.

— Дедушка! — кричал внук. — Идите-ка сюда, посмотрите!

— Что там ещё? — усмехнулся профессор и направился в столовую, у окна которой стоял внук.

— Смотрите, смотрите, — прошептал тот. Иван Терентьевич подошёл к окну, посмотрел вниз на улицу и не поверил своим глазам. По тротуару, весело помахивая толстой палкой, быстро шагал Дмитрий Петрюк, и даже самый опытный врач не мог бы сказать, что минуту назад у этого юноши была больная нога.

— Гм, — пробормотал профессор, — странно, очень странно. Что ты на это скажешь, Андрейка?

Но непоседливого внука уже не было возле учёного деда. Иван Терентьевич не отрывал взгляда от Петрюка, пока тот не завернул за угол. Профессор пошёл в свой кабинет. Он хотел ещё раз прочитать письмо, полученное от Максима, и уже достал из ящика стола очки, как вдруг заметил, что письмо куда-то исчезло.

Иван Терентьевич хорошо помнил, что вчера положил письмо на стол, мог даже точно сказать, что именно лежало рядом, но ни там, куда он его положил, ни в ящиках стола письма не было. Куда оно могло деваться?

— Андрейка! — позвал профессор внука. — Ты ничего не брал у меня со стола?

— И зачем бы это я брал что-то у вас со стола? — ответил из соседней комнаты Андрейка.

— А всё-таки, — настаивал Иван Терентьевич. — У меня пропало письмо от Кочубея. То самое, что я тебе вчера показывал.

— Может, вы его отдали Дмитрию, — высказал догадку Андрейка.

— Нет, я Петрюку письма не давал. Не показывал даже, насколько помню.

— Так, может, он его просто сам взял?

— Не говори глупостей, Андрейка, — рассердился Иван Терентьевич.

Андрейка обиделся и умолк. Профессор ещё некоторое время искал среди своих бумаг потерянное письмо, потом надел шляпу, взял портфель и ушёл из дому, сказав Андрейке:

— Если кто-нибудь будет спрашивать, скажи, что я пошёл за билетами и скоро вернусь.

Но вернулся он не скоро, как обещал, а лишь вечером, весь увешанный пакетами и свёртками.

— Накупил на дорогу, — виновато пояснил он внуку, который открыл дверь.

Профессор имел привычку после обеда часок подремать, но сегодня об этом не приходилось и думать. К тому же Ивана Терентьевича уже ждал в кабинете Андрейка.

— Ну, — садясь за стол, шутливо проговорил профессор, — по какому делу вы зашли ко мне глубокоуважаемый Бойко-младший?

— Прежде всего я хочу возвратить вам письмо, — сказал Андрейка и положил на стол письмо которое напрасно искал сегодня профессор.

— Письмо? От Максима Кочубея? — удивился Иван Терентьевич. — Но где ты его нашёл?

— Оно было у меня.

— Ты его…

— Украл, — смело подсказал Андрейка.

— Очень романтично, — деланно засмеялся профессор. — И что же дальше?

— Кроме того, я должен вам сказать, — продолжал Андрейка, — что я вот уже год как изучаю графологию.

— Что-что-что? — переспросил профессор. — Ты сказал: графологию?

— Да, графологию, — подтвердил Андрейка. — Мне очень нравится и ваша наука, но палеография мало интересна для меня, мёртвая какая-то.

— Вполне достойное занятие для внука профессора Бойко! — саркастически усмехнулся Иван Терентьевич. — А знаете ли вы, юноша, что графологической экспертизе до точной науки так же далеко, как от Земли до планеты Плутон?

— Напрасно вы так говорите, — не сдавался Андрейка. — Вы просто не интересовались историей криминалистики.

— Ого! Передовой внук сейчас будет поучать отсталого деда!

— И совсем я не хочу поучать. Я просто напомню вам об одном случае. В 1868 г. на лейпцигской книжной ярмарке появились подделки драгоценных старинных рукописей, и эти подделки были настолько совершенными, что их жертвой стал даже такой известный специалист, как французский академик Шаль. Он тоже, как и вы, не верил в существование такой науки, как судебная графология, пока судебные эксперты не доказали ему, что он приобрёл поддельные рукописи.

— Следовательно, ты хочешь сказать, что в моей библиотеке тоже есть поддельные рукописи? — спросил профессор.

— Речь идёт не о рукописях, а о письме от Максима Кочубея. Я произвёл графологическую экспертизу этого письма и убеждён в том, что его писал не Максим.

— А кто же?

— Ну, этого я наверное сказать не могу. Но ясно то, что Максим не писал письма.

— Доказательства! Какие у тебя доказательства? — заинтересовался профессор. — Вот у меня на полке лежит курсовая работа Максима Кочубея, и почерк в ней, насколько я мог заметить, ничем не отличается от почерка, каким написано письмо. Месяц тому назад Кочубей прислал из Киргизии ещё одно письмо, и почерки одинаковые.

Иван Терентьевич поднялся, чтобы найти курсовую работу и первое письмо Кочубея, но Андрейка предупредил его.

— Не ищите, — сказал он. — И курсовая работа, и первое письмо тоже у меня. Вот они. Во-первых, обратите внимание на поля. У Кочубея поля всюду постепенно расширяются книзу, а в этом письме — наоборот: вверху поля шире, а внизу вдвое уже.

— Доказательство слишком незначительное, чтобы его принимать во внимание, — сказал профессор.

— Во-вторых, строчки. У Максима все строчки строго параллельны. В письме они загибаются вверх.

— Он писал не на ровном столе, а на камне, — напомнил профессор.

— Хорошо. А что вы скажете о знаках препинания? У Кочубея они везде расставлены ниже строчки, а в письме старательно выведены на одном уровне с нижним краем букв. А он же писал не на ровном столе, а на камне.

— По двум запятым ещё нельзя установить автора письма, — сказал профессор. — Ваша графология, молодой человек, слишком бездоказательная наука, если можно применить к ней такое звучное слово.

Но Андрейка и не думал сдаваться.

— Теперь переходим к вопросу о связности почерка, — заявил он. — У Кочубея почерк имеет наибольшую связность, т. е. Максим пишет в один приём по пять, а то и больше букв. В письме же буквы связаны между собой соединительными штрихами только по две-три. К тому же обратите внимание, как они соединены и как написаны. Пожалуйста.

В руках Андрейки появилась большая лупа, которую он сразу же подал Ивану Терентьевичу.

— Посмотрите на букву «о». Она всегда пишется одним движением пера, и потому чернила лежат ровным слоем на всей протяжённости буквы. Но в письме все буквы «о» написаны двумя движениями, так, словно их вырисовывали, чтобы придать им соответствующую форму. Буква «ф» пишется двумя движениями, а в письме она написана тремя.

— И что ты думаешь? — поднял голову профессор.

— Я ничего пока не думаю, — ответил Андрейка. — Для меня ясно одно: письмо подделано. Кто его подделал — неизвестно. Очень вероятно, что Петрюк.

— Почему именно Петрюк?

— А кто ещё мог это сделать? Ведь ни у кого нет образцов почерка Максима, и никто вообще не знает Максима там, на Тянь-Шане. Потом мне кажется подозрительным это возвращение Петрюка. Почему он возвратился один? Оставил товарищей? Он говорит, что вывихнул ногу. Но мы с вами видели, что нога у него, должно быть, здорова, раз он так бежал по улице.

— Тогда почему же он так охотно согласился ехать на розыски Максима и Поли? И даже не согласился, а сам просил меня взять его на Тянь-Шань.

— Можно позвонить ему домой и спросить об этом у него, — сказал Андрейка, — Я знаю только, что письмо подделано.

Иван Терентьевич снял трубку телефона и стал набирать номер.

— Что же ему сказать? — бормотал он. — Алло! Кто это? Вы, товарищ Петрюк? Это Бойко. Хотел вас порадовать. Билеты уже у меня в кармане. Завтра в шесть утра нас ждёт самолёт. Что-о? Вы не сможете поехать? Одну минуточку.

Профессор закрыл ладонью трубку и шёпотом обратился к Андрейке;

— Он отказывается от поездки!

— Я так и знал! — подпрыгнул Андрейка. — Тогда я поеду с вами, дедушка!

— Ну, ну, — махнул рукой профессор и снова заговорил в трубку: — Но что с вами? Нога? Доктора не позволяют? Ай-ай, как это неприятно. В таком случае я сейчас приеду проведать вас. Какое же беспокойство! Я вызову машину и через полчаса буду у вас.

Профессор положил трубку и посмотрел на внука.

— Одевайся, Андрейка, — решительно приказал Дед. — Ты поедешь со мной. Если выяснится, что Петрюк действительно подделал письмо, то я без него на Тянь-Шань не поеду! Я ему покажу! Я его ещё под суд отдам!