Петр Павленко - Собрание сочинений. Том 6

• Название: Собрание сочинений. Том 6
• Автор: Петр Павленко
• Издательство: Гослитиздат
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1955

В шестой том вошли наиболее значительные литературно-критические и публицистические статьи П. А. Павленко (1928–1951), воспоминания, заметки «Из записных книжек» (1931–1950), ряд неопубликованных рассказов и статей (1938–1951) и некоторые его письма.

Собранные воедино статьи и воспоминания, заметки из записных книжек и избранные письма дают представление о многосторонней деятельности Павленко — публициста и литературного критика — и вводят в его творческую лабораторию.

---

Прошло полгода, и Александру Абазову командование части вручило свою ценнейшую реликвию — снайперскую винтовку, которую записывают по традиции за лучшим из лучших.

Сейчас в подразделениях Советской Армии начинается подготовка к выборам в местные Советы. Тысячи воинов будут избраны без отрыва от военной службы в число руководителей жизни районов и областей. Они войдут в комиссии, окунутся в самую гущу плановой и хозяйственно-экономической деятельности государственных органов, будут решать судьбы урожаев и новостроек.

Солдат, который участвует в управлении областью, где стоит его часть, — да вот это-то и есть то самое главное «чудо», нащупать которое не удается людям, признающим в качестве двигателей прогресса только голод да кнут.

Молодой советский солдат хочет быть подлинным художником порученного ему дела и, полный энтузиазма и сознания своей силы, творит, казалось бы, невозможное, как это, например, запросто сделал Ким Вязников, пришедший в армию после гибели отца подполковника Вязникова. Быстро став из рядовых офицером, он на летних учениях этого года вывел свой танк на высоту двух тысяч пятисот метров, выше облаков, и совершил с высоты дерзкое нападение на «противника».

Рейд этот — в наших советских условиях — тем замечателен, что быстро сделается достоянием многих и превратится в массовое явление.

Вот каков солдат, несущий в своем сердце сталинские традиции борьбы и отваги. Мы вправе назвать таких солдат великими рядовыми социализма, строителями мира.

1947

Новеллы литературоведа

Ираклий Андроников известен, главным образом, как автор устных рассказов, действующими лицами которых являются преимущественно наши писатели-современники. Великолепный, всегда чрезвычайно остроумный язык этих новелл до некоторой степени пародирует изображаемое лицо, создавая тем не менее очень живой, близкий к действительности портрет. Композиции И. Андроникова, посвященные писателям, имеют один лишь недостаток — они предполагают обязательное знакомство слушателей с теми лицами, чьи портреты изображаются автором. Это сужает возможности жанра.

Однако у И. Андроникова существуют рассказы и на нелитературные темы, герои которых — обыкновенные люди, для понимания характера которых не требуется личного знакомства. В свое время таких рассказов у него было очень немного, но за войну количество их выросло.

Один или два рассказа из этого «безыменного» жанра мне много лет назад довелось печатать в журнале «30 дней». Рассказы были хорошо приняты, но особых восторгов не вызвали, хотя и принадлежали к лучшим из созданного И. Андрониковым. Показ рассказа со сцены был богаче, разнообразнее. Печать как бы умерщвляла их взволнованность, снижала жизненность и обедняла краски.

Казалось, жанр, созданный И. Андрониковым, предназначен специально для экрана, где с предельною полнотою могли быть проявлены все качества автора-рассказчика, автора-актера. Экран получил своего новеллиста; литература, приходилось констатировать с горечью, теряла его, не умея использовать.

Но вот передо мной книга не устных, а писанных рассказов И. Андроникова, и сразу же необходимо сказать, что это отличные рассказы и что их автор владеет пером не хуже, чем устной речью.

Два рассказа, «Портрет» и «Загадка Н.Ф.И.», объединенные в одной книжечке библиотеки «Огонька», посвящены литературно-исследовательской теме, и мы с равным правом могли бы счесть их за изящно написанные деловые очерки и за остроумно вымышленные небылицы, если бы автор настойчиво не убеждал нас, что он, собственно говоря, предстал в них лишь в качестве литературоведа. И. Андроников, изучающий жизнь и творчество Лермонтова, написал не исследование и не разыскание, а рассказы о том, как он охотился за портретом Лермонтова, за разгадкой инициалов незнакомки, которой посвящен ряд лермонтовских стихотворений.

Нет нужды в краткой рецензии пересказывать эти рассказы. Я обращаюсь с просьбой прочесть их. Они написаны очень сдержанно, занимательно, фабульно остро и вводят читателя в мир, мало освещенный в литературе, — в мир научного поиска. Невольно хочется сблизить рассказы Андроникова с чудесной книгой академика И. Крачковского «Над арабскими рукописями». И здесь и там — приключения догадок, предположений и гипотез, приключения рукописи или портрета, судьба неразгаданных строк, материал тонкий, умный и — главное — очень редкий в художественной литературе.

Книжка И. Андроникова показывает, что рост ее автора как художника слова не ограничился одними возможностями рассказчика и жанром остроумных пародий. Она показывает, что И. Андроников хорошо владеет сюжетом даже в такой сфере, как научное разыскание.

1948

Как возник образ Воропаева

Первые наброски будущего романа помечены декабрем 1944 года, когда, получив десятидневный отпуск из редакции газеты «Красная звезда», где я работал в течение всей войны в качестве военного корреспондента, я приехал в Крым.

Здесь впервые столкнулся с людьми, черты которых потом вошли в характер моего полковника Воропаева. Это были демобилизованные вследствие ранений офицеры.

Один из них особенно привлек мое внимание. Он, видно, быстро опускался на тыловой работе, хотя в недавнем прошлом был хорошим коммунистом и прекрасным офицером. Выбитый обстоятельствами из привычной обстановки, он не мог найти себе места в новых для него условиях. Судьба этого офицера заинтересовала меня. Я кое-что записал о нем в свой блокнот.

В феврале 1945 года я был уже в войсках 3-го Украинского фронта. Там накапливались впечатления о Румынии, Венгрии и Австрии. Все, что производило на меня впечатление, я заносил в свою записную книжку, конечно еще не представляя, зачем и для чего может мне пригодиться записанное.

В мае я неожиданно заболел острой формой туберкулеза и, вернувшись с фронта в Москву, оказался в палате Центрального туберкулезного института. Спустя три месяца я выехал в Крым с наказом врачей поселиться там надолго.

Труден был этот наказ. Мне пришлось перевезти в Крым всю свою семью. Тут-то я и вспомнил того демобилизованного офицера, которого я встречал в Ялте в декабре 1944 года, и невольно тогда подумал — а каково-то будет мне самому в новых и нелегких условиях. В Ялте я этого старого знакомого, однако, уже не застал. Он выехал, не справившись со своею новой жизнью, и оставил по себе не очень теплые воспоминания. Зато здесь появились другие люди, — те же демобилизованные раненые или вышедшие в отставку. С необычайной энергией принимались они за дела. Одни из них шли на советскую работу, другие «садились на землю» и превращались в садоводов и огородников.

Образ моего Воропаева начал конкретизироваться. Я собирал его, как пчела собирает мед с цветов, и он, таким образом, суммировал в себе черты многих реальных людей, еще и по сию пору живущих вблизи меня, хотя, конечно, никого из них он целиком не воспроизводит и не повторяет. У одного взята воля, у другого — упорство, у третьего — любовь к массовой работе. Наконец многое является плодом моей авторской догадки, как это всегда бывает, когда лепишь не документальный, а обобщенный портрет.

Так же, как Воропаев, родились и другие персонажи моей книги. Вероятно, не один я встречал таких людей, как Юрий и Наталья Поднебески, как Варвара Огарнова, как старик Цимбал.

Мне как-то пришлось беседовать с колхозниками одной сельхозартели в Крыму. Они находили в своей среде многих, напоминающих героев моей книги, даже и Воропаев нашелся у них, — и были твердо убеждены, что я изобразил именно их сограждан.

Мне пришлось разочаровать их. В основе моего романа лежала не одна, а много человеческих судеб, и я не «списывал», как у нас иногда говорят, с кого-то определенного, а пытался писать так, чтобы созданные мною люди были по возможности типичны, то есть напоминали бы многих и казались реальными существами. Много вошло в книгу и лично мною пережитого. Военные сцены в Австрии — это, конечно, мои личные впечатления, которые я, изменив соответственно, перенес на доктора Гореву. Болезнь Воропаева — отчасти и моя болезнь.

Какую же задачу ставил я себе, работая над «Счастьем»? Я хотел показать, что истинное счастье не в кругу малых личных интересов, а в кругу больших общественных, что горение, жизнь на миру во имя интересов коллектива есть самая счастливая, самая полноценная. Она не только воспламеняет дух, но и врачует тело.

Однако в процессе писания книги мне стало ясно, что не в одном Воропаеве дело. В книге родились и требовали подробного рассказа о себе и Поднебески и Огарновы, то есть все те, кого Воропаев поднял и повел вперед. И я уже думаю над тем, что, пожалуй, надо писать вторую книгу о судьбе Юрия и Наташи Поднебеско, Ани Ступиной и Лены Журиной. Во всяком случае многие из моих читателей рекомендуют не оставлять героев «Счастья», а показать, как они выходят на самостоятельную дорогу.