Петр Павленко - Собрание сочинений. Том 6

• Название: Собрание сочинений. Том 6
• Автор: Петр Павленко
• Издательство: Гослитиздат
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1955

В шестой том вошли наиболее значительные литературно-критические и публицистические статьи П. А. Павленко (1928–1951), воспоминания, заметки «Из записных книжек» (1931–1950), ряд неопубликованных рассказов и статей (1938–1951) и некоторые его письма.

Собранные воедино статьи и воспоминания, заметки из записных книжек и избранные письма дают представление о многосторонней деятельности Павленко — публициста и литературного критика — и вводят в его творческую лабораторию.

---

Что сделало Маяковского знаменем революционного искусства?

Органическая народность, слитность с судьбой своей родины, страстная и неукротимая ненависть к старому и отживающему во имя рождающегося социалистического и, наконец, как венец всего, пафос богатырского созидания.

Никогда роль поэта в обществе не достигала такой высоты, до какой поднялся Маяковский. Не певец, не бард (он люто ненавидел эти возвышенные слова), а бунтарь, трибун, политический работник, агитатор-массовик появился в «садах поэзии». Он потребовал, чтобы к штыку приравняли перо, он хотел стихами сражаться, добывать нефть, перековывать сознание, строить и растить советское государство.

Это был поэт-полководец, поэт невиданной до того формации, и велико же было сначала удивление, а затем негодование сторонников салонной, оторванной от жизни поэзии, когда этот поэтический агитатор, который, казалось, и стихи-то свои создавал не для чтения про себя, а для выкрикивания их перед огромными толпами, в течение нескольких лет сделал свои творческие принципы фундаментом интернациональной революционной поэзии.

С ненавистью относясь к чирикающим свои стихи в мещанских гостиных, Маяковский вывел советскую поэзию на широкие просторы политической жизни. Он обогатил поэзию огромным количеством новых тем, и школа его надолго останется лучшей для передовой молодежи, идущей в искусство. Жить задачами дня, не боясь измельчить себя в их бурном потоке, расти на миру, на гребне народных интересов, быть глашатаем передового и могильщиком отживающего — таковы заветы Маяковского. Он любил выступать со своими стихами. И делал он это отнюдь не ради славы, а для популяризации новой поэзии, для приучения к стихам огромных масс своих слушателей, для собирания сил, могущих подхватить и повести дальше начатое им движение за боевую политическую поэзию, сотрудницу социалистического созидания.

Вынести стих на улицы и площади, в цеха заводов и в школы, приучить народ к стиху-лозунгу, к песне, к стиху под плакатом — все это теперь стало нормою поэтической поэзии.

Плодотворна школа Маяковского.

Читать его и учиться у него полезно не только молодым, но и старым литераторам, да и не одним только литераторам. И живописец, и журналист, и музыкант, и лектор всегда почерпнут нечто для себя новое в живительном потоке мыслей и чувств Маяковского.

Пафос борьбы и созидания, пронизавший все творчество Маяковского, стал душой нашей поэзии.

И недаром она — советская поэзия — известна и любима далеко за пределами нашей родины.

Советские песни распеваются в Италии и Китае, в Индии и во Франции. Они близки душе свободолюбивых народов, они вдохновляют их на борьбу за новое, передовое, революционное, они открывают глаза миллионам людей на их будущее, на коммунизм.

1950

Всегда с родной армией

В дни, когда выдвижением моей кандидатуры в депутаты Совета Национальностей Верховного Совета СССР народом оказано мне великое доверие, я не могу не вспомнить о той начальной политической школе, которая сформировала меня. Я имею в виду Красную Армию. Подобно многим другим советским писателям старшего поколения, я начал свою общественную жизнь рядовым, а затем политическим работником Красной Армии в годы гражданской войны.

С той поры, был ли я в рядах армии, или находился и запасе, я не терял связей со своей старой семьей, с армейским коллективом. В Красной Армии стал я активным политическим работником, в Красной Армии начал писать, в Красной Армии черпал я и первый практический опыт и понимание дисциплины, дружбы, кровного братства бойцов.

Красная Армия — родная семья для целого поколения советских литераторов. Александр Фадеев вышел из армейских политработников. Им же был покойный Николай Островский. Таковы и Всеволод Вишневский, Панферов, Федин, Сурков. Даже более старшие товарищи, как Демьян Бедный и Серафимович, и те были тесно связаны с Красной Армией. Что же касается поколения, которому ныне пятьдесят лет, то оно поголовно взращено и воспитано на героических традициях самоотверженной армии Советского государства.

По этому же пути шло и молодое поколение советских писателей. И не случайно, что в первые же дни Отечественной войны более двух тысяч молодых и старых литературных работников Советского Союза — русских, украинцев, белорусов, грузин, армян, казахов — оказалось в рядах Советской Армии. Не было фронта или армии, а часто и дивизии, где бы не работали наши писатели. Более четырехсот человек не вернулось с войны… Многие сотни писателей украсили себя боевыми орденами, а несколько человек заслужили звание Героя Советского Союза.

Советский писатель воспитывал в себе бойца задолго до войны. Он и в мирное время рассматривал себя как воина. Эта школа принесла достойные плоды. Советские писатели не только не посрамили профессии своей, но и возмужали, выросли духовно и творчески, пройдя великий путь борьбы и победы рука об руку, плечо к плечу с армией.

Теперь у нас есть писатели — пехотинцы, артиллеристы, саперы, летчики, танкисты, партизаны, разведчики. Ни одна литература в мире, кроме советской, не обладает такими разносторонне подготовленными, обстрелянными, всякие виды видавшими литературными работниками. Ни одна литература в мире, кроме советской, не может похвалиться тем, что ее представители водили в атаку танки и самолеты, били врага в его тылах, участвовали в десантах, командовали кораблями, оставаясь в то же самое время «инженерами человеческих душ».

Великой любовью окружена Советская Армия в советской литературе. Иначе и не может быть. Каждый из писателей, которому выпала честь носить воинский мундир, навеки связан с родной для него, как и для всего нашего народа, Советской Армией, свидетелем и участником подвигов которой он являлся.

Советская Армия — огромная школа. Но она же и гигантская библиотека, и наши солдаты, сержанты и офицеры являются одними из наиболее передовых читателей. Такого гигантского читательского коллектива не знает ни одна страна, кроме нашей, — и мы, писатели, можем только гордиться, когда узнаем, что нас читает Советская Армия.

Нет гордости у меня выше, чем сознавать, что я в течение многих лет своей жизни тесно связан с армией, во главе которой стоит такой великан полководческого искусства, как наш учитель Иосиф Виссарионович Сталин.

С юных лет и до седин чувствую я себя рядовым солдатом Сталинской армии. Ее радости — мои радости, ее заботы — мои заботы.

И если, по зову родины, когда-нибудь снова позовут меня в строй, я буду считать, что мне оказана большая честь, что, значит, есть еще у меня порох в пороховницах, не ослабели мои силы, тверда рука и жива и молода душа моя — душа солдата великой армии коммунизма.

Воспитанный партией Ленина — Сталина в рядах большевистской армии, я в ее рядах хотел бы пройти до конца своей жизни.

1950

Петру Думитриу

Петру Думитриу — новое имя в демократической румынской литературе. Лет пять тому назад его еще не было слышно, как не было слышно и той темы, которой главным образом посвящены его произведения, — темы возрождения обновленной румынской деревни.

Королевская Румыния до самого последнего времени представляла собой своеобразный заповедник феодально-крепостнического средневековья. Слово «бояре» имело здесь не историческое, а повседневное значение, и власть боярщины, господство помещика-самодержца и самодура над темным, забитым и запуганным крестьянством были чрезвычайно характерны для Румынии вплоть до самого освобождения ее Советской Армией в августе 1944 года.

Тому, кто побывал в тот год в Румынии, сразу же и необычайно резко бросилась в глаза чудовищная нищета страны. Старшему поколению советских людей начинало казаться, что они вернулись назад, к началу столетия, когда захолустная русская деревня выглядела примерно так же, как современная румынская, а может быть, жила даже несколько лучше, сытее.

Смертность в боярской Румынии была наиболее высокой во всей Европе, включая Ирландию, включая даже Сицилию, а рождаемость из года в год сокращалась в результате исключительно тяжелых условий существования трудящихся. На почве хронического, длящегося годами и десятилетиями недоедания народ вымирал. Подавляющая часть румынского крестьянства до самого последнего времени относилась к бедняцкому слою, а добрых двадцать процентов всех крестьянских хозяйств были совершенно лишены земли и скота. Основной земельный массив сосредоточивался в руках крупных помещиков и сдавался ими в аренду так называемым посессорам и кулакам, а эти последние сдавали ее бедноте на началах кабальной издольщины.

Долговая зависимость батраков и мелких арендаторов-издольщиков была фактически их крепостной зависимостью.