Валентин Томин - Большой шеф Красной капеллы: Впервые в мире беседы с Леопольдом Треппером

• Название: Большой шеф Красной капеллы: Впервые в мире беседы с Леопольдом Треппером
• Автор: Валентин Томин
• Издательство: Эксмо, Яуза
• Жанр: История
• Год: 2005
• ISBN: 5-699-09010-X

"Большой шеф Красной капеллы" - это уникальная книга о самом знаменитом советском разведчике Второй мировой войны. Миллионам телезрителей сериала "Красная капелла" он известен под именем Жан Жильбер (Отто). Настоящее же имя этого человека Леопольд Треппер. О Героической и трагической судьбе этого человека, о его боевых товарищах и заклятых врагах Рассказывает книга Валентина Томина. В качестве приложения к книге даны впервые публикуемые не только в России, но и во всем мире уникальные Воспоминания разведчика, существенно отличающиеся от его мемуаров, вышедших за рубежом.

3апись бесед с Леопольдом Треппером произведена писателем Юрием Корольковым, который работал над книгой о Красной капелле.

---

В дальнейшем Кент сообщает, что ему удалось сделать.

Все это сообщается в шлюсс-протоколе. Подписано Миллером из гестапо, адресовано в военный суд, который судил первую группу Красной капеллы. Протокол был направлен в суд 22 декабря 42-го г.

В этом протоколе раскрывается, что с очень большим трудом гестаповцам через доктора Ваука удавалось раскрыть шифрограммы. Этих людей из функабвера я видел уже после своего ареста. Летом за неделю до моего побега они приехали в Париж, когда была раскрыта лионская рация и там были найдены шифровки. Они были уверены, что эта рация руководства партии и эти шифровки относятся к тому, что я передавал в ЦК.

Это этап с 13 декабря 41 г. до конца августа, начала сентября 42-го г. — до начала провала.

Хайльман, узнав об угрозе Бойзену, пытался предупредить его по телефону. На следующий день он пошел к Либертас и рассказал ей все. Предупредил, что надо спасать людей, раскрыто больше десяти человек из группы.

Кукхоф в это время находился в Праге. Арвид в это время был в Берлине. Взять их сразу, чтобы не вызвать шума, было нельзя. Аресты проходили в быстром темпе, день и ночь. Аресты подчас шли вслепую. Брали, к примеру, Шульце{65} и самых близких к нему людей, которых можно было в чем-то подозревать. Потом около двадцати человек освободили, которые никакого отношения к этому делу не имели.

Перейдем к другому вопросу, в котором распространяется очень много лжи. Это вопрос о Бельгии. Арест Венцеля и арест Ефремова. Когда я узнал об арестах, я сообщил об этом в Центр. С Ефремовым я впервые встретился только после того, как получил указание передать ему людей из брюссельской группы. До этого не знал. Когда с ним встретился, у меня потемнело в глазах. Почему? Он начал рассказывать, что он делает. Действительно, он добился блестящих результатов в конспирации своей особы. Прекрасно был законспирирован как финн. Как говорил, что он законспирирован до последней пуговицы своей рубашки.

Когда я начал говорить, что передаю тебе людей из группы Кента, я увидел, что вся его работа заключалась в том, что это была работа маленького агентурного характера. Ходить по кабачкам, слушать солдатские разговоры, но фактически это давало очень мало. Тогда произошло другое несчастье. Венцеля я знал раньше. У меня не было радистов, и во второй половине 41-го г. он получил задание готовить радистов для меня и помочь переправлять шифровки по своей линии. Он тогда не был под руководством Ефремова. Работал самостоятельно. В самое тяжелое время были сделаны две ошибки. Первая. Отдали Ефремову тех, кто остался после Кента, второе, что Венцеля подчинили тогда Ефремову. Венцель был недоволен, потому что не находил с ним общего языка. В мирное время он мог быть хорошим разведчиком, но не в военное.

В 42-м г. у меня были такие линии связи: первая — радиоточка Сокола в Париже, частично переправлял шифровки через Венцеля и главное, что имело особое значение, посылал через партийную линию связи, через Андре-Лео Гроссфогеля, который передавал Дювалю, кличка Фернана Пориоля. Дюваль долгое время был редактором коммунистической газеты в Марселе. До войны служил в коммерческом флоте и в войну некоторое время был военным моряком как радист. Был крупным специалистом по радиоделу. В партии он считался основным специалистом по организации радиосвязи. Когда я находился в очень тяжелом положении, дело дошло до Жака Дюкло. Я обратился за помощью, я остался без радистов, без аппаратов. Тогда было решено, что Гроссфогель будет иметь связь с Пориолем. С его помошью начали готовить пять радистов для пяти точек в Париже. В Брюсселе у меня готовились три испанца. На точках обычно были муж и жена. Был Жиро и его жена. Были Соколы. Если бы не произошло того несчастья, которое произошло в результате того, что Венцеля передали в группу Ефремова, у меня осталась полная уверенность, что это несчастье можно бы было локализовать. Я отправил бы Кента из Франции и имел бы чистую атмосферу в Париже. У меня было бы пять радиоточек.

Летом, 6 июня, произошел провал Соколов. Автор Александров дает вымышленные сведения, где произошел провал Соколов. Сокол работал вместе с женой. Она окончила университет в Брюсселе, прекрасный товарищ, член партии. Происходит из Вильно. Сокол — врач, тоже из Вильно. После присоединения Литвы к Советскому Союзу они обратились в совмиссию с просьбой о возвращении на родину. Их зарегистрировали. Мне тогда нужны были люди. Суслопаров сказал, что у меня есть два прекрасных человека. Они хотят уехать на родину, но уедут позже. Откровенно говоря, у меня было какое-то тяжелое чувство. Люди, которые в жизни очень много настрадались. Пришло время уезжать на родину, а я им даю такую перспективу. Он сам до совгерманской войны был интернирован. С помощью Спаака его удалось спасти. Они были с ним друзьями. Миру Сокол готовил радисткой Пориоль. Потом сказала — если столько работы, пусть муж тоже работает. Работали они прекрасно. Я их использовал еще для связи с Максимовичем. Через нее я получил связь со Спааком. Она привлекла к работе жену Спаака. Началось сначала с вещей нейтральных — переправляли деньги из Бельгии во Францию. У Спааков хранились деньги, он был нашим финансистом. Она была близка к партии, после я узнал об этом — она получила задание спасать еврейских детей. Создала специальный комитет. В это время евреев собирали в здании цирка Ди Верк. Туда свезли двадцать тысяч человек. Это произошло в начале лета 42-го г. Спаак была назначена руководительницей для спасения еврейских детей. Детей спасали и отправляли в деревню к крестьянам. Она спасла несколько сот детей.

Когда провалились Соколы, я подумал, что след гестапо может привести к Спаакам. У меня был такой принцип, если я очень хорошо знаю человека, то был уверен, что он погибнет, ни слова не скажет. Уверен был в Гроссфогеле, в Каце. Потом был уверен в Максимовиче. Был уверен почти на сто процентов в отношении Аламо, хотя видел, что не всякий человек, будучи Героем Советского Союза может быть хорошим разведчиком. Он часто говорил — что ты мне поручаешь, ты мне давай работу по мне. Вот подняться бы на самолете опять, сбросить на них бомбы и самому погибнуть, не то что здесь. Я боялся, когда арестовали Соколов, что возникнет угроза Спаакам. Пошел к ним, представился Анри, предупредил, что Соколы арестованы. Приняли это спокойно. Связана с нами была Сюзанна. Первое время муж резко протестовал, говорил, что ты погубишь всю нашу семью. Кончилось тем, что чем больше нарастала угроза, тем больше он втягивался в работу. Что Соколы могли раскрыть, и чего я боялся. Шифра они не зналиС ними фактически произошла страшная вещь. Я уже ставил в Центре вопрос, чтобы наших музыкантов не задерживали в эфире по 4—5 часов. Было указание максимально работать час-полтора и уходить. В одном из донесений я написал: «Вероятно, некоторые думают, что у нас почтамт, где работают по восемь часов через день».

Арест произошел так: когда 7 июня они работали, страшно задержались, когда они давали последнюю точку, после четырех часов, тогда нагрянули на них из команды пеленгаторщиков. Произошло это в местности Мезон ла Фит. Под Парижем. Квартира была очень хорошая. Потом немцы признали, что это было чисто случайно. Они искали станцию по всему Парижу и случайно проезжали за городом через это местечко. Сказали — пусть пеленгатор работает. Вдруг обнаружили — передача идет где-то в одном из этих домов. Нагрянули и захватили.

Соколов посадили в тюрьму Сантэ. Нам удалось в этой тюрьме тоже иметь с ними связь. Через 24 часа мы уже знали, что они арестованы. Это было очень важно. Немедленно я пошел к Спаакам, попросил, чтоб они пошли на квартиру к Соколам, и забрали все компрометирующие материалы. Можно было ожидать, что гестапо узнает, где живут Соколы, и нагрянут туда с обыском. Когда через два-три дня немцы пришли на квартиру, там они ничего не нашли.

На допросе Сокола спрашивали:

— Как же ты стал радистом?

— Атак: сидел в одном кафе, ждал, выстукивал пальцами по столу. Кто-то на меня смотрит. Потом подошел, завел разговор, спросил — вы никогда не были радистом? Нет, я играю на пианино. Тот сказал — у вас талантливые руки. Так я и сделался радистом. Не знаю, кто это, для кого работал.

За это страшно избили. Увидели, что Сокол просто издевается над ними. От них ничего не добились.

Неверно, что Мира назвала имя Жильбера. Она не знала этой клички. Имея связь через Максимовича, они меня звали либо Онкель{66}, или Старик. У меня для каждого человека была другая кличка. Клички не повторялись. Максимович был менее опытен, и от него она знала, что он профессор химии, что он долгое время работал в химической лаборатории у Жолио Кюри. Однажды он приходит ко мне и говорит:

— Знаете что, с помощью Жолио Кюри я должен подготовить нужные материалы, чтобы действовать не только через разведку, но сделать и еще кое-что другое, с немецким штабом, например. Сказал — спасибо, но мы это оставим для других.