Ванда Василевская - Когда загорится свет

• Название: Когда загорится свет
• Автор: Ванда Василевская
• Издательство: Гослитиздат
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1955

Роман повествует о том, как тяжело раненный, демобилизованный еще до окончания войны советский инженер коммунист возвращается к семье, в родной город, только что освобожденный от фашистской оккупации, город разрушенный и неустроенный. Переход к «тыловой» жизни с бытовыми трудностями и неурядицами, мелкими повседневными заботами усиливает огорчение Алексея по поводу того, что ему, прошедшему горькие пути отступления в начале войны, не дано было вместе с товарищами двинуться в победоносный путь на Запад. Тоскуя по фронту, по боевым товарищам, он пренебрежительно относится ко всему, что происходит в мирном городе. Увлеченный фронтовым героизмом, фронтовой удалью, он не замечает героических тружеников тыла. Алексей пренебрежительно относится и к своей жене, к ее самоотверженному поведению, к ее упорному героическому труду, к ее домашним хлопотам, заботам о нем самом, о маленькой дочке. Надменная замкнутость приводит Алексея к тяжким недоразумениям в семейной жизни. И эта полуразрушенная личная жизнь лишь тогда становится человечной и полной, когда Алексей мало-помалу увлекается восстановлением взорванной гитлеровцами электростанции, когда он снова отдается общественной жизни.

---

— Спи, мама.

Мать всматривается в него. Привлекает его ближе к себе. Еще раз внимательно смотрит в глаза, на его втянутые щеки.

— Какой ты уже большой, сынок, — говорит она тихим голосом. Веки опускаются на глаза, она засыпает.

Алексей подходит к окну и смотрит на улицу. Напротив, на домике, где разместился местечковый совет, развевается красный флаг. Теперь он там уже и останется.

Сын комиссара Дороша суровыми глазами смотрит на входящих и выходящих людей. Он кусает губы и чувствует на них вкус крови и еще какой-то горький привкус — неужели той глины, которая придавила отцовский гроб?

По улице пробегают мальчишки. Они по привычке оглядываются на окно, из которого смотрит Алексей. Но его не тянет к ним. Он уже взрослый, сын комиссара Дороша, повешенного белыми.

III

В отцовской мастерской поместился жилец, машинист Иван Сергеевич. Иногда его нет по целым дням — уехал. Тогда Алексей осторожно входит в комнату. Все в ней переменилось. И даже запах куда-то исчез, теплый запах утюга, острый аромат прижженной материи, — пахнет кожей и едва уловимо одеколоном, приятным и свежим. На полочке возле окна лежат книги, на столике портрет Ленина. Комната чужая, будто здесь никогда не работал отец. Алексей садится за книжку. Уже некому говорить суровым голосом: «Учись!» Но теперь-то Алексей учится усидчиво, усердно, упорно.

Школа тоже стала иной. Учитель больше не появился. Теперь там хозяйничает Варвара Александровна, светловолосая девушка в коротком жакетике и барашковой шапке. И целая куча учителей, молодых людей и женщин, и только один старичок с вечным насморком, ни зимой, ни летом не снимающий калош, Петр Иваныч.

Алексей учится. Усидчиво, упорно, неизвестно откуда добывая книги, карты, учится вещам, которые вовсе и не входят в объем школьной программы.

— Очень способный этот Алексей, самый способный из всего класса, — вздыхает Варвара Александровна. — Только… какой-то странный.

Алексей влюблен в Варвару Александровну. С третьей скамьи, где он сидит, на учительницу устремлен его взгляд — упрямый, сумрачный, не детский.

Когда Варвара Александровна смеется, на ее переносице проступает маленькая голубая жилка, смешная и трогательная. Светлые волосы мелкими завитками рассыпаются вокруг розового лица, она отводит их маленькой шершавой рукой — руки огрубели от стирки, уборки, стряпни. Варвара Александровна живет одна и сама делает все. Платье всегда одно и то же, синее, уже лоснящееся сзади и на локтях, но на шее белый чистенький воротничок и бант с голубенькими цветочками.

На ее уроках Алексей делает все точно из милости. Замедленной ленивой походкой идет к доске. Доска плохо покрашена, мел ломается и сыплется. Алексей раздраженно пожимает плечами. Учительница смотрит на него с некоторым испугом.

— Мне всегда кажется, что он хочет обругать меня или устроить какой-нибудь скандал, — жалуется она товарищам.

— Вы все выдумываете какие-то истории, — отмахиваются они от нее.

Что же, мальчик как мальчик. Правда, очень способный, правда, у него неизвестно откуда масса сведений, но в конце концов он не так уж отличается от всей этой толпы школьников, наполняющей хохотом и шумом школьное помещение.

Однажды, когда она колет дрова во дворе своего дома, появляется Алексей. С минуту он смотрит на ее работу, и топор сразу начинает вырываться у нее из рук, задевать сучки. Варвара Александровна краснеет и кладет его на пенек. Не говоря ни слова, Алексей подходит и берет топор, быстро и ладно летят щепки, колотые дрова укладываются ровными рядами, — это-то он умеет, у него хватает практики дома.

— Оставь, Алеша, я сама, — протестует она, но Алексей пожимает плечами.

— Чего там… Наколю.

Это уже входит в обычай, что он колет дрова для Варвары Александровны. Два-три раза в неделю он приходит и пополняет запас. Учительницу это стесняет, но она не решается сказать мальчику, что ей не нужна его помощь.

В этой рубке дров Алексей находит выход чувству, которого он не понимает, не может понять и которое угнетает его. Нет, не только колоть дрова, он хотел бы делать за нее все, все. Из своего окна он следит за каждым ее шагом на улице. Она идет быстро, — коротенькая жакетка, из-под шапки выбиваются волосы, руки прячутся в муфту. Она постоянно торопится, бежит, и розовая улыбка сияет на круглом личике. Глаза Алексея следуют за ней, как околдованные. Но в школе он ведет себя с ней вызывающе: отвечает грубо, передергивает плечами, презрительно выпячивает губы. Когда Варвара Александровна приходит в гости к матери, он забивается в угол и оттуда исподлобья следит за каждым движением девушки. И Варвара Александровна смущается и умолкает на полуслове под этим непонятным взглядом.

В эти дни, после смерти отца, Алексей сближается с матерью. Он чувствует себя ответственным за дом, за семью, за эту хрупкую, маленькую женщину. Впрочем, мать оказывается вовсе не такой хрупкой. Она принимается за шитье, и Алексей по ночам долго видит ее склоненную над работой голову. Бегает в деревню за продуктами, до последнего клочка использует маленький огород — сажает картофель и овощи. Сонька вскоре уходит из дому — едет искать счастья в город. Но Сонька всегда была ему далека, и Алексей совершенно не чувствует ее отсутствия. Он даже доволен, что они остались вдвоем с матерью, он теперь чувствует себя главой семьи.

Мать присматривается к этому новому Алексею, который упорно сидит над книжкой, не рвет сапог и брюк, как бывало раньше. Он стал другим, совершенно другим. Но матери кажется, что так было всегда. Стерлись в памяти скандалы с отцом, исчезновения из дому, после которых сын возвращался оборванный и избитый. Когда матери жалуются на своих шумных, распущенных детей, она гордо улыбается. Алексей другой, да, Алексей совершенно другой; но иногда ей вдруг приходит в голову, что вот ведь куда-то исчез из дому ребенок. Этот преждевременно повзрослевший подросток — уже не ребенок. Ничего детского нет в его серьезном сумрачном взгляде, и улыбается он редко, улыбкой взрослого человека. Мать чувствует перед ним некоторую робость, хотя Алексей внимателен, нежен и заботлив.

Алексея гнетет, что он не зарабатывает и все, что имеет, имеет благодаря труду матери, благодаря этим дням и ночам, проведенным ею за машиной, благодаря ее покрасневшим от напряжения глазам, исколотым иглой пальцам. И он мечтает о том времени, когда вырастет, начнет работать и мать сможет отдохнуть, вдосталь поспать и погулять по улицам, на которых посажены теперь маленькие деревца будущего бульвара.

Но пока Алексей бессилен. Он не может купить матери зимнее пальто и не может купить Варваре Александровне синее платье, такое синее, как цветочки на ее банте.

Алексей сидит за книжкой и одним ухом прислушивается к разговору за столом. Разговаривают они вдвоем — мать певуче и мягко, Варвара Александровна быстро, с серебристым смехом, который дрожит в ее голосе даже тогда, когда девушка не говорит ничего смешного. Мальчик прикрывает глаза. Его опьяняет этот голос, свежий, звенящий, полный радостной силы. Этот голос словно приоткрывает ему далекий, неведомый мир, то таинственное и великое, что должно, обязательно должно прийти, чего Алексей еще не может себе представить, но уже предчувствует.

Как запах мяты, как аромат сена, как песня на лугу, над рекой, звучит этот голос, который на одну секунду приоткрывает оконце в неведомое. Но, прежде чем Алексей успевает взглянуть, оконце захлопывается, и в сердце остается осадок неудовлетворенности и жгучей, нетерпеливой тоски.

Вдруг лицо учительницы меняется, смех обрывается на полуноте, глаза становятся внимательными: Варвара Александровна прислушивается тоже. На улице кто-то небрежно насвистывает мотив знакомой песенки. Мать продолжает разговор, но девушка рассеянна, отвечает невпопад. В Алексее вдруг пробуждается подозрительность. Он внимательно следит за изменениями круглого розового личика. Учительнице, видимо, хочется уйти, но неловко прервать разговор. Посвистывание удаляется, и розовое личико меркнет. Алексей прислушивается как бы ее ушами, — нет, уже ничего не слышно, звуки растворились в вечернем воздухе. И Варвара Александровна любезно разговаривает с матерью, но ее смех звучит теперь не так весело, немного искусственно и натянуто. На другой день Алексей встречает в аллее, ведущей к школе, Варвару Александровну. Рядом с ней идет, небрежно ударяя себя по ногам мимоходом сорванной веткой, Семен Семенович Ребров, высокий худой учитель литературы, прозванный Жирафом. Они так заняты разговором, что не заметили мальчугана, скрывшегося в тени придорожных деревьев. Жираф высок, и Варвара Александровна, разговаривая с ним, поднимает лицо, как воробышек, пьющий воду. Личико ее сияет улыбкой, и Алексей, не различая слов, слышит в ее голосе теплые интонации.