Л Н. Толстой - Полное собрание сочинений. Том 17

• Название: Полное собрание сочинений. Том 17
• Автор: Л Н. Толстой
• Жанр: Классическая проза

---

Кроме перечисленных рукописей художественных отрывков сохранились еще три листка, имеющих отношение к «Труждающимся и обремененным»:

6. Рукопись VI, автограф, 8°, 1 л. писано на обороте разграфленого листка, где проставлены баллы; текст листка с баллами на французском языке, вероятно принадлежит руке гувернера Рей. Начало автографа:

Къ Кн. приходятъ бѣглые. На крестинномъ пиру слѣпые. Кн. любуется на свой домъ, стулья, шкафы. Столы покрыты коврами, зеркала.

Печь изразцовая.

Свои всю мебель дѣлали.

Старица.

Въ немшоной банѣ взвѣсила.

Кто болѣе потянетъ.

Свечера показываетъ домъ.

Скромно ужинаютъ.

Серьги съ жемчугомъ.

Посуда оловянная и фарфоровая.

Ниже выцветшими чернилами набросан план повести, приведенный выше.

7. Рукопись VII, автограф, 8°, 2 лл. Исписано рукой Толстого начало первой страницы. На второй и третьей страницах конторский счет, написанный неизвестной рукой. Текст автографа таков:

<Село <Вяземское> Крутое <Михаиломъ Ѳедоровичемъ> Алексѣемъ Михайловичемъ пожаловано <Матвѣеву. Иль> Волконскому.>

Вольные.

Село Крутое за Чернью, вольное до <Петра> Софьи. При Софьѣ пожаловано Гагарину.

<Въ 1721 взято въ казну и пожаловано <Морд> Шафирову.

Въ 1723. Отобрано въ дворцовое вѣдомство и пожаловано.> До Черни Мордкиныхъ.

<Село Крутое принадлежало>

8. Рукопись VIII, автограф, 4°, 2 лл. Начало: «То-то жиренъ больно, нужды не знаетъ, сказалъ Кор<ней>, закрываясь». Далее набросок родословной схемы. Вторую страницу занимает родословная; в правом нижнем углу план, имеющий отношение к вариантам №№ 24 и 25 романа времен Петра I. На четвертой странице следующая запись, имеющая известную связь с «Труждающимися и обремененными», если отожествить Николая с Терентьем Николаевым или Васькой публикуемых художественных отрывков:

2 Апрѣля 1879. Цѣль стремленія русскаго человѣка <святой,> угодникъ Божій. Угодить Богу и быть прославленнымъ.

Менщиковъ жалокъ отъ нужды, домъ въ 300 т.

Николай, мой герой, родился 23-мъ, крестный раскольникъ, другъ Докукина. Въ 42-мъ бѣжитъ изъ дома въ монастырь. Расколъ на обѣ стороны (не отколъ).

Ближе къ жизни искать (безпользы).

Спасенье — Дядя разбойникъ, въ монастырь православный.

Слова «Раскол на обе стороны, не откол» иллюстрированы рисунком Толстого разветвляющегося ствола.

Рукописи VI, VII и VIII полностью в настоящем издании не воспроизводятся.

————

НОВЫЙ СУД В ЕГО ПРИЛОЖЕНИИ.

Летом 1872 года в Ясной поляне произошел несчастный случай: молодой бык из яснополянского стада забодал на смерть пастуха. Сам Толстой в это время находился в Самарской губернии, в новоприобретенном им степном имении; но когда он в начале сентября вернулся в Ясную поляну, то молодой судебный следователь, производивший следствие, взял с него подписку о невыезде, впредь до выяснения всех обстоятельств дела. Это неожиданное и незаслуженное, по его мнению, стеснение свободы крайне болезненно подействовало на Толстого. Не чувствуя себя ни в чем виноватым, он увидел в распоряжении судебного следователя проявление произвола и несправедливости со стороны нового, реформированного суда и пришел в состояние крайнего раздражения, которое и выразилось в написанных им по этому поводу письмах к гр. А. А. Толстой и к H. Н. Страхову. К первой он писал (18 сентября 1872 г.): «Нежданно, негаданно на меня обрушилось событие, изменившее всю мою жизнь. Молодой бык в Ясной поляне убил пастуха, и я под следствием, под арестом — не могу выходить из дома (всё это по произволу мальчика, называемого суд[ебным] следователем, и на днях должен обвиняться и защищаться в суде — перед кем? Страшно подумать, страшно вспомнить о всех мерзостях, которые мне делали, делают и будут делать. С седой бородой, с 6-ю детьми, с сознанием полезной и трудовой жизни, с твердой уверенностью, что я не могу быть виновным, с презрением, которого я не могу не иметь к судам новым, сколько я их видел, с одним желанием, чтобы меня оставили в покое, как я всех оставляю в покое, невыносимо жить в России, с страхом, что каждый мальчик, которому лицо мое не понравится, может заставить меня сидеть на лавке перед судом, а потом в остроге; но перестану злиться. Всю эту историю вы прочтете в печати. Я умру от злости, если не изолью ее, и пусть меня судят за то еще, что я высказал правду... Говорят, что законы дают securité.1267 У нас напротив. Я устроил свою жизнь с наибольшей securité. Я довольствуюсь малым, ничего не ищу, не желаю, кроме спокойствия; я любим, уважаем народом; воры и те меня обходят; и я имею полную securité, но только не от законов».1268

Под влиянием раздражения, овладевшего Толстым, у него явилась мысль продать именье, ликвидировать все свои дела в России и переехать со всей семьею в Англию, где он считал себя более обеспеченным от произвола и вмешательства в свою личную жизнь. С этой целью он и обратился к своей тетке, которая могла бы оказать некоторое содействие, по своим связям с английскими аристократическими кругами. «План наш состоит в том, чтобы поселиться сначала около Лондона, а потом выбрать красивое и здоровое местечко около моря, где бы были хорошие школы, и купить дом и земли». Но уже на следующий день (19 сентября) Лев Николаевич писал тому же лицу, что обстоятельства переменились, что он только что получил от председателя Тульского окружного суда извещение о том, что привлечение его к следствию по делу о смерти пастуха произошло по недоразумению, и что в виду этого он решил не приводить в исполнение задуманного им сгоряча плана об отъезде за границу. Вместе с тем Толстой сообщал некоторые подробности обо всем этом, так взволновавшем его эпизоде. «Приезжает какой-то юноша, говорит, что он следователь, спрашивает меня, законных ли я родителей сын и т. п. и объявляет мне, что я обвиняюсь в действии противузаконном, от которого произошла смерть, и требует, чтобы я подписал бумагу, что я не буду выезжать из. Ясной поляны до окончания дела. Я спрашиваю, подписывать или не подписывать? Мне говорит прокурор, что, если я не подпишу, меня посадят в острог. Я подписываю и справляюсь: скоро ли может кончиться дело? Мне говорят: по закону товарищ прокурора в неделю срока должен кончить дело, т. е. прекратить или составить обвинение. А я знаю — у меня в деревне мужик дожидается 4-й год этой недели. И я знаю, что может протянуться год, два, сколько им угодно. Проходит 3 недели; я утешаю себя мыслью, что для меня, хоть не в неделю, а в 3 недели сделают заключение; справляюсь: Что же? Не только не сделано заключение, но дело еще не получено — за 15 верст. Справляюсь, от кого зависит сделать обвинение или прекратить. От одного тов[арища] прокурора, большей частью мальчика лет 20. — Если тов[арищ] прок[урора] такой же, как следователь, то конечно — я в остроге на 4 месяца». Несмотря на юмористическую форму изложения, в письме ясно чувствуется не улегшееся еще негодование по поводу пережитого беспокойства. «Злишься и чувствуешь унижение злости, и еще более злишься. И теперь [председатель] мне пишет, что следователь ошибся, а товарищ прокурора не успел, а суд тоже мог иначе взглянуть, и что всё прекрасно, что во всем могут быть маленькие несовершенства. Маленькое несовершенство то, что я месяц целый (и теперь еще) нахожусь под арестом, что по какому-то счастью тов[арищ] прок[урора] догадался, что меня обвинять нельзя, а то бы я был судим, т. е. они бы вполне повеселились. Да и теперь я еще ничего не знаю официально».1269

Несколько дней спустя, 23 сентября, немного успокоившись, Толстой писал H. Н. Страхову, с которым в эти годы у него завязалась дружеская переписка: «Тревога моя понемногу утихла. Я могу уже без злости любоваться на полноту того безобразия, которое называют самая жизнь. Можете себе представить, что меня промучили месяц, и до сих пор подписка о невыезде не снята, и нашли, что кто-то (следователь) ошибся, что точно это дело до меня не касается, и что если, вместо того чтобы по закону кончить всякое дело в 7-дневный срок, идет дело 2-й месяц и еще не кончилось, то это «маленькое несовершенство свойственное человечеству». Точно как бы приставленный дворник убил бы своего хозяина, и все дворники побили бы тех, кого они приставлены стеречь, и сказали бы: что же делать, человеческое несовершенство. Я было начал писать статью, но бросил: совестно сердиться на такую очевидно сознательную и самодовольно глупую и смешную шутку, т. е. всё это правосудие. В Англию тоже не еду, потому что дело не дошло до суда. А я решил, что в случае суда уеду, и уехал бы».1270

Некоторые дополнительные сведения об этом эпизоде из жизни Толстого сохранились в записках кн. Д. Д. Оболенского, в имении которого, селе Шаховском, в 35 верстах от Ясной поляны, Лев Николаевич бывал неоднократно. «Однажды Л. Н. Толстой опоздал на охоту на сборный пункт, который был у меня в Шаховском и приехал крайне расстроенный: оказалось, что судебный следователь в это утро допрашивал его в качестве обвиняемого за неосторожное держание скота, так как его бык забодал пастуха, и следователь обязал Толстого невыездом из Ясной поляны, т. е. отчасти лишил его свободы. Как человек горячий, Лев Николаевич был крайне возмущен действиями следователя, ибо считал себя страшно стесненным подпиской о невыезде... «Одного яснополянского крестьянина полтора года следователь продержал в остроге по подозрению в краже коровы, а после оказалось, что украл вовсе не он. Так и меня продержат теперь год. Это бессмысленно, это полнейший произвол этих господ. Я всё продам в России и уеду в Англию, где есть уважение к личности всякого человека, а у нас всякий становой, если ему не кланяются в ноги, может сделать величайшую пакость». П. Ф. Самарин живо возражал Льву Николаевичу, доказывая, что не только смерть человека, но и увечие, ему причиненное, настолько серьезный факт сам по себе, что не может остаться необследованным со стороны судебных властей, как в данном случае. Спорили долго и, кажется, Самарин переубедил Толстого, который, ложась спать, сказал мне: «Удивительная способность Самарина успокаивать людей». — Но утром Л. Н. Толстого опять рассердили. Приехал за ним нарочный от жены. Он забыл, что был назначен присяжным заседателем в Крапивне, где за неявку его оштрафовали». Какая нелепость: с одной стороны обязывают невыездом из именья, а с другой стороны штрафуют за неприезд в то же время».1271