Даниель Арно - Навуходоносор II, царь Вавилонский

• Название: Навуходоносор II, царь Вавилонский
• Автор: Даниель Арно
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-235-03194-4

Навуходоносор, сын Набопаласара, правил в Междуречье 43 года — дольше всех ассиро-вавилонских царей. С его именем связаны многочисленные легенды. При нем были возведены знаменитые ворота богини Иштар, украшенные изображениями священных быков и драконов, и Вавилонская башня, ставшая в Библии символом человеческой гордыни. Он взял столицу Иудеи Иерусалим, разрушил храм Соломона и увел десять тысяч евреев в 50-летний вавилонский плен. Именно ему традиция приписывает строительство легендарных висячих садов.

Благодаря книге Даниеля Арно, написанной на основе свидетельств библейских пророков, трудов античных историков, многочисленных клинописных текстов на глиняных табличках и результатов археологических раскопок, читатель имеет возможность отделить реальность от вымысла, познакомиться с жизнью обширной империи, занятиями и религиозными представлениями ее подданных и деяниями их великого правителя.

---

Ассирийцы считали, что ими предводительствует их собственный бог Ашшур. Вследствие этого до XIV века их идеология полностью отвергала мысль о царе: земной глава имел право лишь на титул «наместника божьего», представлял бога на земле и всю власть имел только от него. Правда, мало-помалу царский титул утвердился в официальном протоколе, предназначенном в основном для внешнего мира, чтобы на равных вести дела с государями того времени — союзниками или недругами. Однако древняя субординация так и не была забыта.

«Наместник», естественно, был верховным жрецом своего бога и в таком качестве играл важнейшую роль в ассирийской религии. На практике исполнение обрядов в честь богов пантеона в многочисленных храмах страны он поручал профессиональному жречеству. Статус посредника между Ашшуром и народом оставался основной функцией ассирийского «царя» до самого 612 года. В Вавилонии же было не так: там монарх всегда оставался мирянином.

Таким образом, Ашшур для ассирийцев был богом всемирным — ему были подчинены все остальные божества вселенной; они, разумеется, сохраняли свои места в местных пантеонах, культ их оставался неизменным, но их главой все люди обязаны были признавать Ашшура. Своему «наместнику» — царю Ассирийскому — он давал «завет», а тот велел возвещать о первенстве Ашшура и заставлять признать его повсюду, наипаче же в землях, покоренных верующими в него. Их богословие требовало лишь такого публичного признания; государства, входившие в состав их империи, то есть их цари, приносили его клятвенно. Соблюдение торжественного обещания, политическая и экономическая покорность ассирийскому богу зримо для всех выражались в уплате ежегодной дани. Поэтому «наместники» были обязаны жестоко наказывать тех, кто уклонялся от своих обязательств; ведь нарушитель попирал подтвержденную клятвой веру в Ашшура. Неуплата, таким образом, оборачивалась хулой величайшего из всех богов.

С самого возникновения этой догмы в ней заметна одна весьма интересная особенность — ее исходный постулат, что человечество злонамеренно противится принятию истины. Ассирийцы всегда возмущались этой враждебностью и страдали от нее: они считали, что она противоречит очевидности. Набонид также столкнулся с неприятием своей проповеди, косностью и духовной слепотой окружающих.

В конце VII века Ашшур исчез вместе со своим «наместником» и подданными. Ассирийцы, не жалевшие сил для «популяризации» своего бога, потерпели поражение еще прежде своего исчезновения с исторической арены. Империя не присоединялась к их вере; только угроза применения силы со стороны ассирийцев то здесь, то там вынуждала ее народы создавать видимость почитания ассирийского божества; в действительности в течение двух с половиной столетий всё приходилось периодически начинать заново. Везде царило полнейшее равнодушие.

Набонид не колебался. Он ни на миг не мог помыслить о том, чтобы возвратить какую бы то ни было роль Ашшуру, но у него был бог на замену ему — Син, осыпавший царя щедротами. Это предпочтение, поначалу подсказанное ему матерью, было подтверждено его собственным опытом. Кроме того, в VI столетии такой выбор объективно был благоразумен. Ведь этот бог принадлежал к вавилонскому пантеону и всегда занимал там очень высокое место.

Син, несомненно, был одним из тех богов, кого семитоязычные народы Вавилонии почитали с самой глубокой древности; это видно, начиная с самых первых текстов, относившихся еще к временам господства шумерской цивилизации. У шумеров тоже был лунный бог, поэтому жители Месопотамии очень рано начали поклоняться тому и другому в одном лице.

Каково бы в конечном счете ни было происхождение бога-луны, он был богом — покровителем материнства, и многие родители от имени новорожденных приносили ему благодарность за их появление на свет; на это, во всяком случае, указывают их имена. Благодаря этой главной функции Сина у него из века в век, из тысячелетия в тысячелетие становилось все больше почитателей. Семья его также пользовалась величайшим доверием: сын, бог-солнце, надзирал над судами и вместе с богом грозы запечатлевал свои пророчества на внутренностях животных. Его сестрой была Иштар, соединявшая в себе очень разные и даже противоположные функции: она была богиней любви и ласки и покровительницей насилия и войны. В конце концов ее имя превратилось в нарицательное: так звали любую богиню, каковы бы ни были ее особенные черты. Син и его дети затмевали, соответственно, супругу и мать. Ее называли просто «Великой госпожой» и упоминали, кажется, только из вежливости. Во второй половине II тысячелетия астрология укрепила и без того сильные позиции этих трех божеств: они давали предсказателям наибольшее число знамений.

Среди арамейских народов империи популярность бога-луны была столь же велика. Теперь она не видна для нас просто потому, что источников почти не сохранилось. Высшим богом всех местных пантеонов, правда, считался бог грозы, но в Вавилонии было не так, и Набонид никак не думал о том, чтобы сделать его объединяющим божеством, — он должен был держать сторону Месопотамии. Кроме того, лунный бог был национальным божеством арабов как на севере, так и на юге полуострова, а Тейма являлась особенно важным центром его культа. Таким образом, рассуждая умозрительно, Син представлялся, если так можно выразиться, лучшим из кандидатов на роль главы пантеона: он пришел из глубокой древности, его культ опирался на архаизирующее течение и в то же время укреплял его.

Итак, вновь поселившись в столице, Набонид поставил целью объединить «Благодатный полумесяц», предложив ему общую догматику; отныне все жители — как в Вавилонии, так и в империи — должны были волей или неволей принять ее. На выбор каждого оставалось лишь именование, которое он даст богу-луне, когда будет обращаться к нему в молитвах. Когда автор «Памфлета» утверждает, что Набонид в самом Вавилоне поклонился не Сину, а Илтери, он не ошибается; наоборот, сочинитель понял царское учение и точно воспроизвел его положения. Илтери был «западным» воплощением вавилонского Сина. Упоминая его в Нижнем Двуречье, владыка явно декларировал единство бога-луны — все равно, вавилонского или арамейского происхождения. Он был один и тот же; ему можно было поклоняться под любым именем, местным или заимствованным, — это ничего не меняло в его природе. Набонид был убежден, что лишь этот бог способен соединить вавилонян с подданными империи одной верой, а этот культ может сделать «Благодатный полумесяц» неразрывным целым. Так будет осуществлен великий план, и дело Навуходоносора завершится.

Набонид отдал своему верховному богу титулы, ранее принадлежавшие Мардуку и Ашшуру (в сущности, его предшественникам): «царь богов» и «владыка над владыками». Отныне «все боги и все богини, живущие на небесах, соблюдают заповеди его <…>, повеления исполняют его, Светоча». Тем самым был перейден порог: бог-луна получил именование «господин богов и богинь неба и земли». В традиционном вавилонском понимании боги и богини составляли своего рода собрание; каждый из них занимал там свое место, а решения принимались после обсуждения. Некоторые из персонажей, конечно, имели больше влияния, но основным принципом было равенство. Отныне благодаря Набониду Син был не «первым среди равных» представителем группы, но самым могущественным; он имел иной статус, получал власть от самого себя, а не потому, что убедил или устрашил своих товарищей. Да и вообще в повседневном языке слово «господин» прилагалось к отношениям хозяина и раба. С этих пор боги «дрожат перед ним, как тростник». В конце концов он стал «богом богов» — единственным, получившим этот неслыханный титул.

Не дошел ли Набонид до разработки новой космогонии? В одной фразе он использовал оборот, где Син именуется «отцом, сотворившим» других богов. Это очень странная формула. У вавилонян никогда не было представления о единственном боге, породившем весь остальной пантеон. Были лишь небольшие семейства: Син, к примеру, родил бога-солнце и Иштар от «Великой госпожи» — и только. На самом деле это выражение восходило к Ассирии: там верховный бог действительно, как утверждали, был биологическим (если можно так выразиться) отцом других ассирийских божеств. Притом поначалу он был одиноким богом, не имел супруги. Но никто из богословов не удивлялся странности такой ситуации и не собирался разрешать это противоречие. В Вавилонии в VI веке существовало великое множество космогонии; частично они пересекались, поскольку ни одна не имела официального характера; современники Набонида верили в ту или иную — каждый на свой лад и вкус. В храмовой службе они не играли никакой роли — за исключением поэмы «Энума элиш», но только в Вавилоне и только в храме Мардука. Поэтому не важно, придумал ли Набонид совершенно иную гипотезу о сотворении миpa; его авторитет был слишком слаб, чтобы внедрить новую теологию.