Людмила Сурская - от любви до ненависти...

• Название: от любви до ненависти...
• Автор: Людмила Сурская
• Жанр: Исторические любовные романы

Ещё одна версия: о любви и ненависти царя Петра 1 и гетмана Мазепы, о роли его писаря Орлика и тайна Мотри Кочубей. Где Меншиков предстаёт совершенно ни в образе пушистого, верного друга, а сначала шпиона Лефорта, и уж потом целенаправленного на трон человека. Катерина- не пленённая шлюшка, а дочь голландца корабела с детства влюблённая в Петра. В истории это одна из загадочных личностей. Всё что известно о ней — сплетни и домыслы. Их авторы хорошо просматриваются — Меншиков, иностранцы и родня первой жены царя. У каждого была своя цель, а вместе они намотались в большой снежный ком. Но как нам известно- снег при тепле очень быстро таит. И вот, подхваченные посланниками, эти пересказы разлетелись по всей Европе и стали почти документальными. А в плетении в них несколько реальных имён и сцен… получилось то, что имеем. Всё тоньше. Помня нелюбовь народа к Анхен, как к иностранке, Пётр ловчил. Царь любил розыгрыши, шутки и представления. Отсюда и весь цирк с Катериной. Скрывая прошлое жены, царь целенаправленно водил всех за нос и не оставил следов. Пусть докажут, что я не права. Мазепа же, в моей книге, не только умный и хитрый, но жестокий и коварный, помешанный на польской короне шляхтич. В его понятии отсутствует слово — Родина, любовь, добро. Его кровь наполняет — власть, голова забита денежными знаками, а душа отдана на откуп дьяволу и колдунам. Даже полезные дела сделаны им поперёк себя. Одна дающая рука его в христианстве, другая ласкает католичество. Ничтожный и мерзкий в своём стремлении величия человечек. Я знаю — такой гетман не придётся по душе украинским националистам, но другим я его не увидела. Всё что он открыл и построил, было сделано, к моему сожалению, не для процветания Малороссии, а для увековечивания своего величия. Величие и богатство — вот его жизнь, а цель — польская корона. Мотря Кочубей вовсе не влюблённая в дряхлого старца девица, а несчастный ребёнок, попавший в чаклунские сети и запутавшийся в паутине интриг Мазепы. Кстати, обкатав Орлика на Мотре, Мазепа и возьмёт его в свои писари. И только Пётр — это Пётр, каким он был и возможно немножко такой, каким его не знали. А ещё — нашумевшая история Мазепы и Мотри не так проста, как кажется на первый взгляд. Её пытались описать многие, в основном в романтических тонах, но разобраться никто не удосужился. Увлёкшись лирикой, прошлись по верхам. Удивляясь: «Что-то в этой истории не так». А ведь и копать-то глубоко не надо было. Тем более и Пётр1, не поверив молве, попытался разобраться самолично. И первое, что сделал после Полтавской битвы и разгона Запорожской сечи — издал указ, запрещающий характерников, (своё название они получили от языческой богини Хары. Это особые воины, которых готовили волхвы. Говорят, что атаман Сирко прошёл обучение именно у них. Они могли ловить пули руками, бороться один с сотней и появляться в нескольких местах враз, создавая иллюзию войска), колдунов, чаклунов, волхвов. Мистика? А ничуть. Иначе, зачем царю понадобился указ и такие строгие меры. Пётр запретил колдовать и воздействовать на людей под страхом смерти. В тех местах то не было ерундой. Колдовали и ещё как. Знаменитая Диканька вотчина Кочубеев. Вот гетман Мазепа в достижении цели (Мотря) использовал магию характерников и чаклунов. Дотошный Пётр разобрался, а больше никому в голову не пришло. Романтический след перевесил. Все спокойно приняли историю любви 16 летней девочки к 70- летнему дряхлому развратнику на ура!

И, конечно, мне очень хотелось поставить точку: почему всё-таки Мазепа, обласканный царём, служивший столько лет российскому престолу вдруг подаётся к шведам?

---

— Ловко мин херц! Я б не допёр… Ей, ей не допёр. Малец и малец… — воскликнул он. — А чтоб баба… При шпаге и пистолете. Вот тебе и Николка, заблудшая овца, — ядовито заметил он. — Прости, что называю вещи своими именами… Что ж ты мне об этом раньше-то не рассказал? Мог бы оказаться полезным. Осмелюсь сказать, из самых лучших побуждений. Сказать бы мог… Аль недоверие имеешь? — он, мотая затянутой в парик головой, тянул неожиданно обиженно просительным тоном. За что просил, о чём просил не понять, но был обижен. Оно и понятно, и объяснимо, проглядели, царь обвёл всех вокруг пальца. С большей, чем хотелось бы торопливостью, добавил:- Ты уверен в ней?

Меншиков трепался, а Пётру время пошло на пользу, он отошёл, стал мягче, иронически приподнял одну бровь. Улыбнулся загадочно. Хлопнул мельтешащего Алексашку по плечу. Отвёл в дальний угол. И поджав губы, довольно-таки скупо процедил:

— Ты… с кем говоришь? Забываешься?! — для устрашения вдруг вспыхнул он как порох и отходя:- Безусловно, — ответил односложно на заданный Меншиковым последний вопрос, но расщедрившись расширил платформу и произнёс:- Уверен, как в себе. Несёшь ровно с похмелья. Это только мой интерес. Заруби у себя на носу — она моя. Идею в голову влетевшую выкинь. Я разгадал её. Глаза не пяль и мечтать не смей. Этого я тебе не прощу. Язык болтать будет, вырву.

«Боже милостивый, ну и перспектива из-за такой пичужки», — закатил тот глаза. Так ещё с ним царь не говорил никогда.

Не давая Алексашке переступить с ноги на ногу, он подтолкнул его в спину. — Иди.

Светлейший с перепугу держался скромно. Движения его, как и слова были мягки. В ложбинке между бровей застряла какая-то важная мысль. Он никак не мог её поймать и вытащить на свет божий. Был в слишком большом унынии. Пётр без смеху не мог на друга своего смотреть.

— Дойдёшь, аль провожатого послать?

— Мин херц!.. Я не подозревал, — тянул перемежая унылые нотки с обиженными Алексашка, надеясь с достоинством выпутаться из сей истории. — Да я…

Пётр оборвав его продолжил разговор и свои наблюдения.

— Вот-вот, я знаю кто я. И поэтому слушай внимательно. Пойдёшь к себе и Шереметьева возьмёшь, а она переночует тут.

— А ты? — излишне поспешно спросил он. Не подумать не мог: «К некоторым судьба уж чересчур благосклонна, почему не ко мне… Хотя что плетёт мой поганый язык: кем был и кем стал. Но такая бабёнка и не моя…»

Но царь не склонен был в этот день на пыл и ссоры. Сказал просто:

— И я тоже…

Светлейший ждал продолжения. Пётр же помалкивал, не продолжая разговор, ожидая его реакции, чтоб поставить точку ответствуя как нужно. Алексашка был повергнут в смятение и обиженно засопел:

— Мин херц, вы же не хотите… Как прикажешь, — путался он.

Пётр обрубил рыкнув:

— Я уже приказал!..

Умеющий влезать без мыла Алексашка, но буксовавший теперь, стонал:

— Можешь не сомневаться во мне, мин херц. Я могу тебя понять!

Но на сей раз проверенная песня не прошла. Пётр рычал точно бешенный:

— Убирайся, пока окончательно не вывел меня из терпения!

Так закончился тот бестолковый разговор. Меншиков знал, что Пётр предательство Анны перенёс тяжело. Сам лично пытался не раз подсунуть женщину, но царь будто и не слышал его слов. А ведь нуждался в бабьей ласке, нет слов как. Такое напряжение, с каким жил он, надо было куда-то сбрасывать. Зная Петра предполагал, что абы кто на эту роль не подойдёт. Нужна не просто женщина, а подруга, соратница, и потом без любви он не подпустит её к себе. Голову сломал, где такую взять и вдруг, как гром среди ясного неба. Оказывается, возле Государя давно находится утешение. Женщина, вместившая в себя все эти пункты. Женщина, обладающая всем этим с лихвой. Нашёл он её сам, а никто ни сном, ни духом. Но она молода, справится ли с такой нелёгкой задачей? А они-то все зациклились на Анне и просмотрели, что делается под носом. Кто бы знал, как его эта ситуация раздражала.

Над всем этим он ломал голову, вышагивая с Петром в царский шатёр. Там уже ломились столы и гремела роговая музыка. Царя встретили приветствиями. Крики, шум продолжались почти до утра. Меншикова царь за проявленную храбрость назначил комендантом захваченной крепости. Алексашка цвёл. Пётр довольный и захмелевший несколько раз выходил из шатра. Пьяные офицеры думали по нужде и только Меншиков, щуря враз отрезвевшие глаза, догадывался куда тот ходил на самом деле. Пётр действительно навещал Кэт. Время действия морфия кончилось, и она пришла в себя. Он поил её оставленными лекарем порошками, проверял нет ли жара и выносил, закутав в свой плащ, по нужде. Касаясь хмельными губами её горячей щеки, спрашивал:

— Есть хочешь?

Она отрицательно качала головой, а он не слушая рокотал:

— Приду совсем, принесу. Поешь. И водки немного надо выпить…

Не удержавшись, поцеловал.

— Я не пью, государь, — прошептала она, сложив руки в мольбе.

— Катя, Питер! — пряча улыбку в уголке губ, настаивал он. — Да, ещё одно! Выпить надо, трясёт тебя всю.

— Питер, — колыхнулись её охваченные огнём маленькие губки. — Вы так любезны, но… я б не хотела, чтоб обо мне кто-то знал.

Брови Петра взлетели вверх.

— Почему?

— Тогда я не смогу быть около Ва… тебя.

Он, улыбаясь счастьем, нашёл её губы. Целовал долго, жадно… Задохнулся сам. Задушил её. Отлепив губы, обещал:

— Завтра я найду тебе новый мундир. До времени поостережемся. Все кто при этом деле был, будут молчать. А ты… Поверишь ли, яко люблю тебя никого не любил. Не сомневайся. Вот те крест, свет Катенька!

Его рука взметнулась над грудью и челом.

Она, обрадовавшись, поцеловала ему руку. Он поцеловал ей обе ладошки. Ему не хотелось вставать и уходить от неё, но он должен ещё хотя бы на пару часов пойти к офицерам, выигравшим ему сражение. Почти дойдя до выхода, он вернулся. Постояв в раздумье, опять присел. Наклонился и, собравшись с духом, спросил:

— Ты девица?

Она пунцово покраснела, мотнула головой и натянула на голову одеяло. Пётр откинул его. Нежно прикоснувшись к лепесткам губ, спросил опять:

— Любишь меня?

Девушка вновь кивнула.

— Быть со мной до конца хочешь? — смотрел он на неё просящими глазами.

Ответила без раздумий:

— Хочу! Очень, очень…

На его лице появилась довольная улыбка.

Кэт всегда была благодарна богу за малый дар — быть рядом с ним. Она не ждала большего и не готова к нему. Но от такого бесценного подарка судьбы свалившегося на неё, она тоже не в силах отказаться. Он вот взял и внёс в её жизнь любовь и надежду. Ей нравилось просто смотреть на него сильного, смелого и целеустремлённого, а сейчас он предлагает совершенно иное. Сердце от радости готово было выпрыгнуть… И она с покорностью ожидала того поворота судьбы, который должен был выпасть сейчас на её долю. А он заверял:

— Значит, так оно и будет. Дай срок обвенчаюсь. Царицей сделаю. А пока просто поверь. Я люблю тебя, лапонька, и очень хочу, чтоб ты мне поверила.

Он почти хрипел. А она, ничего не зная о том деликатном предмете, боялась. С отцом не поговоришь, женщин рядом нет… Правда, она читала индийские книги с картинками, спрашивать продажных женщин побоялась. Заподозрят ещё, у баб нюх иной нежели у мужчин… Кэт взяла его обе руки и, прижав к щекам, произнесла:

— Пётр, не волнуйся, это не важно. Главное — быть рядом с тобой. Только я…

Она не знала, как это сказать поутончённее. К счастью он всё понял, ободряюще улыбнулся.

— Не надо ломать головку. Тебе это ни к чему. Я мужик. Предоставь это мне. Мои проблемы.

Необычное состояние, состояние кружения долго не отпускало. Но когда первые восторги притупились, Кэт, разрываемая безумным волнением, тронула его за плечо. Еле слышно прошептала слова предупреждение:

— Моя вера и национальность может навредить твоим устремлениям и делам. — Произнесла их она серьёзно, оттенок беспокойства скрыть тоже не удалось. Только он отреагировал по-своему бурно. Вновь и вновь целуя её, повторял:

— Ерунда. Теперь я силён. Меня не так просто сковырнуть. Примешь православие, русское имя Катерина. Крёстным Алексей мой будет. Разберёмся. Отдыхай. Я солдату накажу, чтоб присмотрел за тобой. Сон твой и покой поберёг. Правда, боюсь здесь не вполне удобно тебе, но лучшего ничего я предложить на сегодня не могу. В моём шатре сама знаешь, скудно всё, по — солдатски.

Она начала горячо уверять его, что ей очень хорошо и благополучно, а он великодушен и любезен, но сил не было и получилось это у обессиленного тела не совсем понятно и членораздельно. Он притушил её старания горячим поцелуем, но она вновь выдавила из себя:

— Питер…

— Я скоро, ангел мой! Не гневайся, лежи, почивай.

Она взглянула на него очень серьёзно. На сей раз сил хватило сказать:

— Пожалуйста, не меняй свой расклад из-за меня. У тебя много дел. Я не хотела мешать.