Людмила Сурская - от любви до ненависти...

• Название: от любви до ненависти...
• Автор: Людмила Сурская
• Жанр: Исторические любовные романы

Ещё одна версия: о любви и ненависти царя Петра 1 и гетмана Мазепы, о роли его писаря Орлика и тайна Мотри Кочубей. Где Меншиков предстаёт совершенно ни в образе пушистого, верного друга, а сначала шпиона Лефорта, и уж потом целенаправленного на трон человека. Катерина- не пленённая шлюшка, а дочь голландца корабела с детства влюблённая в Петра. В истории это одна из загадочных личностей. Всё что известно о ней — сплетни и домыслы. Их авторы хорошо просматриваются — Меншиков, иностранцы и родня первой жены царя. У каждого была своя цель, а вместе они намотались в большой снежный ком. Но как нам известно- снег при тепле очень быстро таит. И вот, подхваченные посланниками, эти пересказы разлетелись по всей Европе и стали почти документальными. А в плетении в них несколько реальных имён и сцен… получилось то, что имеем. Всё тоньше. Помня нелюбовь народа к Анхен, как к иностранке, Пётр ловчил. Царь любил розыгрыши, шутки и представления. Отсюда и весь цирк с Катериной. Скрывая прошлое жены, царь целенаправленно водил всех за нос и не оставил следов. Пусть докажут, что я не права. Мазепа же, в моей книге, не только умный и хитрый, но жестокий и коварный, помешанный на польской короне шляхтич. В его понятии отсутствует слово — Родина, любовь, добро. Его кровь наполняет — власть, голова забита денежными знаками, а душа отдана на откуп дьяволу и колдунам. Даже полезные дела сделаны им поперёк себя. Одна дающая рука его в христианстве, другая ласкает католичество. Ничтожный и мерзкий в своём стремлении величия человечек. Я знаю — такой гетман не придётся по душе украинским националистам, но другим я его не увидела. Всё что он открыл и построил, было сделано, к моему сожалению, не для процветания Малороссии, а для увековечивания своего величия. Величие и богатство — вот его жизнь, а цель — польская корона. Мотря Кочубей вовсе не влюблённая в дряхлого старца девица, а несчастный ребёнок, попавший в чаклунские сети и запутавшийся в паутине интриг Мазепы. Кстати, обкатав Орлика на Мотре, Мазепа и возьмёт его в свои писари. И только Пётр — это Пётр, каким он был и возможно немножко такой, каким его не знали. А ещё — нашумевшая история Мазепы и Мотри не так проста, как кажется на первый взгляд. Её пытались описать многие, в основном в романтических тонах, но разобраться никто не удосужился. Увлёкшись лирикой, прошлись по верхам. Удивляясь: «Что-то в этой истории не так». А ведь и копать-то глубоко не надо было. Тем более и Пётр1, не поверив молве, попытался разобраться самолично. И первое, что сделал после Полтавской битвы и разгона Запорожской сечи — издал указ, запрещающий характерников, (своё название они получили от языческой богини Хары. Это особые воины, которых готовили волхвы. Говорят, что атаман Сирко прошёл обучение именно у них. Они могли ловить пули руками, бороться один с сотней и появляться в нескольких местах враз, создавая иллюзию войска), колдунов, чаклунов, волхвов. Мистика? А ничуть. Иначе, зачем царю понадобился указ и такие строгие меры. Пётр запретил колдовать и воздействовать на людей под страхом смерти. В тех местах то не было ерундой. Колдовали и ещё как. Знаменитая Диканька вотчина Кочубеев. Вот гетман Мазепа в достижении цели (Мотря) использовал магию характерников и чаклунов. Дотошный Пётр разобрался, а больше никому в голову не пришло. Романтический след перевесил. Все спокойно приняли историю любви 16 летней девочки к 70- летнему дряхлому развратнику на ура!

И, конечно, мне очень хотелось поставить точку: почему всё-таки Мазепа, обласканный царём, служивший столько лет российскому престолу вдруг подаётся к шведам?

---

Кэт не знала, как он метался в своём горе. Опёршись о кулак, пряча каменное лицо от людей, пил чарку за чаркой, — нет не брал хмель. Мысли давили: «За что Бог его грехи перекладает на крох. Как там несчастная Катенька?» Пётр рухнул на сжатые кулаки и взахлёб зарыдал. Перед очи Кэт он явился спокойным утешителем.

Чтоб развеять грусть и не оставлять одну попросил сестру свою царевну Наталью Алексеевну взять её в свой дом в подмосковное село Преображенское. Та не отказала брату. Кэт долго отговаривалась стесняясь безгрешной царевны, но Наталья Алексеевна приехала и забрала её сама. Хотя знала о ней раньше и даже интересу ради посматривала таясь за любовницей Петра издалека, сейчас было всё равно любопытно. Катерина ей не то чтобы нравилась, но не была противной, как кривляка Анна Монс. Та шиковала и болталась у всех на виду выставляя себя царицей. Эта сидит тихо и напоказ себя не выставляет. Открывшимися столькими возможностями не пользуется. Рядом с Петром не маячит. Из гнезда своего не вылезает. Появляется с ним только у близких к нему людей. Опять же, ведёт себя как мышка. Наталья наблюдала за ней в пансионе у Толстой, так тише и незаметнее её не было девиц. Сёстры Меньшикова трещали, как сороки и носились по дворцу, а эта нет. Сидит себе листает новомодные журналы, присланные ей из Европы. К тому же, это их совместное проживание давало шанс царевне узнать — откуда она взялась на его пути? Ведь откуда-то она взялась… Вся Москва аж лопается от трескотни, а правда так и не ведома никому. А та чушь, что носит ветер по дворам, ей не интересна. Братец только улыбается на всю эту брехню и молчит. Даже не злится. Это так на него не похоже. Наталья понимает, что вся та ерунда насчёт шведской полонянки и служанки Меньшикова не может быть правдой. Акцент разговорный безусловно есть, но она говорит и пишет заморской грамотой, не хуже самой царевны. Не совсем уверено владеет политесом, учила Толстая, но зато мастерски управляется шпагой и отлично стреляет. А уж как скачет на коне так сущий драгун. Это, конечно, даёт больше вопросов, чем ответов и отводит совершенно в неизвестное от московской болтовни направление. К тому же, зная брата, она понимает — тот никогда не подберёт себе подругу после кого-то. Переспать может. И даже с Меншиковым на пару с одной. Но подругу, любовницу — ни за что. Тут Пётр эгоист и себялюб. После себя и то никому не отдаст, и Монсихи и Евдокии милых дружков, уничтожил, как котят, а уж взять после кого-то на такую роль — сказки. Но вот что и кого скрывает он под Екатериной? Почему он поселил её в маленьком доме голландского корабела? А эта пичужка не пряча горделивого упрямства демонстрирует себе, что ей нет дела до того, что про неё подумают. Смотрите, мол, сколько угодно и думайте что угодно и даже говорите, что вам заблагорассудится, ей всё равно. «Надо подумать, что это будет означать для всех нас! — прикидывала Наталья, наблюдая за ней. — Безусловно, она сильна духом, но немного диковата, только нельзя допустить говорить об этом вслух».

Реальность была, увы, не так легка и проста. Кэт под равнодушием и железным спокойствием скрывала переживания, но никто, никогда не узнает об этом, даже Пётр.

Царь, приехав по последнему льду до вскрытия воды, жил в Петербурге. Там довелось встретить и весну. Тёплыми ветрами и в это северное место накатывало тепло. Отовсюду текла тонкими ручейками весенняя звонкая и неспокойная вода. Пётр стоял на берегу и смотрел, как не торопясь, медленно река толкает и ломает лёд, неся его вперёд. Под лучами солнца блестит между льдинами вода. Скучая о Катерине он вдруг заметил, что почки на деревьях набухли, земля то там, то тут покрылась зелёным ковром, а вербы выбросили на тонких веточках свои пушистые серёжки. Заметив под ботфортом цветок сорвал его, понюхал. Сердце бешено забилось: «Как она? Соскучился страсть как. Доберусь залюблю». Солнце слившись с водой в одно золотое блюдо вдруг приобрело в сознании значение символа, чуть ли не предзнаменования. Знак объединения их судеб. А птицы словно поймав его волну распелись на все голоса. Замечтавшись, он вздрогнул, когда его окликнул Меншиков. Пётр, резко развернувшись, пошёл к нему.

— Ну, что скажешь?

— Так ведь голубиная почта прибыла, — доверительно сообщил тот.

— Шведы? — уточнил царь.

— А кто же ещё-то! — сказал он насмешливо.

Пётр оттопырил губу:

— Ну пошли. Посидим, потолкуем, чаю попьём. Чёрт! Что эта их возня на сей раз будет означать для нас?

Они прошли по настеленным из досок тротуарам и вошли в тёплый дом. Горел камин. В доме сели в кресла по обе стороны столика на гнутых ножках. Алексашка уставился на портрет на стене. У царевны с Катерины списали портрет и не один. Повелел Пётр. Страшно скучал. Те женщины, коими пользовался от случая к случаю в разлуке, больше раздражали, нежели снимали жар. Нужда она и есть нужда. Хотел Катеньку свою иметь и перед глазами и на груди, хотя бы в качестве портрета. И ей послал свой с прядью волос. Подарил ей с полной уверенностью, что сей подарок придётся Кэт по душе.

Меншиков, увидев такой же на стене питербурхского домика, с трудом оторвав взгляд, оскалил в улыбке зубы:

— Мин херц, неужели ж так хороша и сладка?!

— Поскалься мне ещё! — погрозил кулаком Пётр. — Прелестнейшее из созданий, само упало в мои руки, как манна небесная. Зацепила она меня. Жить без неё не смогу. По сердцу хочу рядом с собой бабу. Имею право?!

— Имеешь. Но больно всё ладно, да красиво. А вдруг это старый бабий фокус? — пряча отчаяние проныл он. Из выкаченных глаз царя ударили молнии. Поймав недовольный взгляд Петра, пошёл на попятную. — Молчу, молчу… Позволю себе заметить, что как скрутим шведу башку, ты себе сможешь разрешить всё. Это я пленник обстоятельств. Как не крути, а всё равно придётся жениться на деньгах! Мне нужна в жёны родовитая и желательно из самого старинного рода. Лучше чтоб не крокодил. Но я не в обиде, мне власть дороже бабы. Я любовь не понимаю. Господь создал баб с одной целью — быть полезными мужчине, вот я и использую их по своему прямому назначению и ничто не заставит меня отступить от этого правила.

Алексашка замолк, а Пётр отмахнулся:

— Не насмешничай, балабол. Как погляжу, ты неисправим! Ну тебя. Опять пузыри пускаешь, а мне лапти плетёшь.

Алексашка поднял свой скользнувший по портрету взгляд на царя и пойманный цепким оком Петра засуетился:

— Глупости… О тебе пекусь. Думай что хочешь. Вообще-то ты мог бы понять моё отношение к этому предмету… Если б наш брат знал, на какие уловки способен изобретательный ум женщины. Бабы, алчный народ. Красавицы, наметившие жертву способны на такое…

Пётр, перебивая его красноречивый бред, рассмеялся. Это предупреждение Меншикова уместно и оправдано было бы в любом другом случае, но только ни с Кэт, которую он помнил от горшка.

А светлейшего злило всё и в том числе смех царя. Подперев рукой подбородок он обдумывал торпедирующие его голову мысли. По правде и сам он на себя злился тоже. Меншиков корил себя постоянно, как это он сам до того, чтоб разглядеть в сорванце девку, не додумался. Девчонка, да ещё та. Совершенно не предсказуемая особа. В ней хватает что хитрости, что философской глубины, да и здравого смысла будь здоров! Эх, если та барышня не была выбором Петра, он бы ради забавы ославил её на весь белый свет. Так ославил, что она мало на что могла рассчитывать. Увлёкшись приятными сердцу думами, он просмотрел хищный взгляд царя. Пётр же, опять заметив шкодливое метание его глаз, кривил рот:

— Какие уж тут глупости, стоит мне упомянуть её имя, как ты начинаешь хмуриться, метать искры. Или сам меня глупыми вопросами забрасываешь. Выбрось из головы, она мне детей рожает. Меня любит, я люблю… Она прочно вошла в мою жизнь. А у тебя одна дурь. Надеюсь у тебя не настолько дурной нрав, чтоб толкать мне палки в колёса или ещё глупее — тягаться со мной.

Он не мог помыслить, что фаворит ослушается и всё может быть иначе. А пугал от соблазну, для своего собственного успокоения… Чтоб бес того не путал и ругни меж них по сему предмету не было. Алексашка увлекающаяся натура. И, если на что положил глаз — будь то драгоценность, оружие, лошадь или просто кубок — костьми ляжет, а добьётся. Они выразительно уставились друг на друга. У Алексашки задрожали губы и он торопливо закусил их.

— Может и так государь! От тебя ничего не скроешь, ты читаешь мои мысли. Я ж ни-ни просто любопытно…

— Чего тебе любопытно, прохвост?

Пётр раскурил трубку и, заложив нога на ногу покачивая перед носом Алексашки, ждал ответа. Тот покашлял и изложил:

— Интересная же баба под рукой была, а мы просмотрели… С чего-то началось у вас?

Пётр, затянувшись и выпустив дым, сдерживая смех, хрюкнул. Глаза его смеялись. Щёки тоже дулись от смеха.

— Естественно. Только не про твою то честь.