Николай Морозов - Новый взгляд на историю Русского государства

• Название: Новый взгляд на историю Русского государства
• Автор: Николай Морозов
• Издательство: Издательство Санкт-Петербургского университета
• Жанр: Культурология
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-288-04401-4

Книга одного из лидеров партии «Народная воля» Николая Александровича Морозова (1854-1946) представляет часть многотомного исследования «Христос» (1924-1932), в котором был предложен пересмотр основных фактов всемирной истории. Работа Морозова продолжает его известные толкования Библии: «Откровение в грозе и буре» (1907) и «Пророки» (1914). Выявление астрономических свидетельств в русских летописях и их датировка служит Морозову основой для переписывания русской истории. Применяемые методы и выводы, к которым приходит Морозов, позволяют отнести его к предшественникам «новой хронологии».

---

Сие благоразумное миролюбие показалось нашим князьям или робостью, или коварством. Забыв правила народной чести, они велели умертвить послов. Но татары прислали еще новых, которые, встретив войско российское в семнадцатый день его похода на берегах Днепра, близь Олешья, сказали князьям:

„Итак, вы, слушаясь половцев, умертвили наших послов и хотите битвы? Да будет так! Мы вам не сделали зла. Бог един для всех народов: он нас рассудит“.»

Таков рассказ отца наших историков... Батый был князь половцев и христианин, а половцы (плавцы) по своему времени и географическому положению отождествляются с генуэзскими мореплавателями, наполнившими своими колониями Крым и все северное побережье Черного и Азовского морей и основавшими свои крепости в устьях Днепра, Дона и других рек этой местности и в это самое время...

— Но как же помирить все это со сказаниями арабов и китайцев, которые считались имеющими свою национальную древнюю литературу?

— А точно ли она была?

Арабскую литературу создать было легко, так как до культурных реформ Мурада II в начале XV века вся «арабская» светская литература открывалась ее европейскими искателями не в Багдаде или Дамаске, или даже в Стамбуле, а в Испании, главным образом, в Кордовских книгохранилищах, и ее вернее было бы назвать Мавританскою. А азиатское повествование о «татарах» монгольского ига впервые, как мы видели, создал в Лейдене на французском языке какой-то нидерландец, под псевдонимом «Отца Храбреца» Абул-Газа Бага-дур-хана, а потом с него был сделан в первой половине XIX века, вероятно, одним из туркестанских студентов Казанского университета, улучшенный вольный перевод на джагатайский язык, который теперь и слывет за подлинник (появление этой рукописи в свет описано в главе 5).

Но для укрепления монгольской версии татарского ига необходимо было найти книгу и в Китае и по-китайски, так как не могло же там остаться незамеченным взятие Пекина Чингисханом?

И вот теперь опять мне приходится поднять вопрос: действительно ли так древна литература в Китае, как нас уверяют?

Ведь если мы разберем все беспристрастно, то поручиться за достоверность Китайской истории мы можем только со времени Манчжурской династии (династии Цин), водворившейся в Пекине с 1644 года, да и сам Пекин стал столицей Китая лишь с 1421 года нашей эры, когда там обосновалась династия Мин, царствовавшая до ее свержения Манчжурами. Лишь только в семнадцатом веке нашей эры в период от 1662 по 1722 год император Шен-Цау (иначе Кан-си) присоединил к Китаю Тибет и остров Формозу и лишь в XVIII веке император Цянь-Лун, в период 1736-1796 расширил пределы Китая до Туркестана. А в период крестовых походов из Западной Европы на Византию и Западную Азию, т. е. в XIII-XIV веках, в Китае, как говорят сами его историки, «был смутный период», когда будто бы потомки этого самого Чингисхана, иначе папы Иннокентия III, основали там в период от 1289 по 1367 год свою псевдомонгольскую династию, окончившую свое существование почти как раз во время Авиньонского пленения пап (1376 году). Выходит, что вся эта монгольская династия кооптирована в Китайскую историю из уже сложившейся в Европе версии татарского ига. Мы уже видели из Книги монаха Иакинфа «История первых четырех ханов из дома Чингисова», что следы европейского происхождения этой династии остались в ней и в названии зонтика по-французски «параплюем», и описаниях городских укреплений, а позднее время сочинительства обнаруживается и в употреблении монголами огнестрельных пушек и ракет. Даже в Европе порох вошел в военную технику только в Столетнюю войну во второй половине XIV века. А в Китае, даже в южном и приморском, огнестрельные орудия никак не могли оказаться в употреблении ранее основания португальскими моряками торговой колонии в Макао близ Кантона в 1522 году. Вслед за тем в приморский Китай хлынули и испанцы, и голландцы, и их католические миссионеры, и начали всеми силами просвещать его, конечно, на библейских и евангельских основах. Не будучи в состоянии приспособить свою однобокую латинскую азбуку к китайскому говору, в котором втрое больше звуков, они и могли воспользоваться уже бывшими у них в употреблении в алхимии, астрономии и математике символическими идеографическими значками международного характера, создав аналогичные им фигурки для каждого употребительного слова и, комбинируя мало употребительные и иностранные имена полуфантастическим способом, как в наших ребусах из сочетания близких к ним односложных названий, не обращая внимания на приобретаемый от этого иностранными именами китайский смысл.

С этой точки зрения, Китай не имел до появления там Христианских миссионеров, в первой половине XVI века, никакой своей национальной истории и письменной литературы, и обе они созданы католическими миссионерами, перекладывавшими на уже существовавшие у них и новоизобретенные или символические значки, вроде наших цифр, свое священное писание и свои основные исторические и научные сочинения, сейчас же принимавшие от этого китайский национальный смысл и колорит. Превратив, например, как это действительно случилось раз в старинных русских канцелярских записях XVII века, город Стокгольм в город Стекольный, а французскую фамилию (как тоже случилось) Паскаль-Пуатвэн в «Пуская под Овин»; назовите французскую беседку «павильон», как приводит, кажется, Забелин, «повалушей» и вам покажется, что вы читаете чисто фантастическую сказку:

«Пускай под Овин сидел в повачуше в Стекольном городе...»

И ведь это самое является общим правилом при переводе всех европейских собственных имен на китайскую азбуку. Всякое представленное в ее номинативных чертежиках иностранное сказанье должно казаться и действительно кажется национальным китайским.

И вот мы только что видели, как господство латинских крестоносцев в Византии обратилось в китайских книгах, вывезенных монахом-миссионером Иакинфом Вичуриным, в господство в Китае монгольских завоевателей.

Поэтому, естественно, является вопрос: не является ли и вся предшествовавшая крестовым походам история Китая недоразумением из-за миссионерской трансплантации на китайскую территорию уже зародившейся в тогдашней европейской научной литературе идеографической грамоты, а с нею и того, что творилось в культурнейших государствах Европы, начиная от воображаемых Ромула и Рема, или даже самого праотца Авраама? Да и те записи комет, которые я привел в VI томе из Ма-Туан-Линя, не представляют ли простого переложения на символические значки хроники какого-нибудь Матфана Линя (Mathpan Ligne).

Ведь последние католические миссионеры были изгнаны из Китая только сто лет тому назад, в 1824 году, да и то, вероятно, потому, что после прибытия туда «православных русских» началось такое взаимное обличение двух секций новейших христиан, что и те и другие скомпрометировали себя.

Однако эти «китайские» замечания я ставлю только в виде вопроса, который требует специального исследования по способу уже применявшихся мною в первом томе астрономических опор и хронологических[310] спектров. А теперь я лишь отмечу снова, что теория трехтысячелетнего застоя и неподвижности Китая, которая привела историков первой половины XIX века даже к утверждению, что желтая раса неспособна ни к какому прогрессу, теперь наглядно опровергнута самими китайцами, а потому и вся существующая история древнего и средневекового Китая априорно абсурдна, и корни ее надо искать, как и корни всякого другого историоподобного мифа, в реальных событиях, бывших в другое время и в других странах и при другой исторической обстановке.

Глава II. Как придумывались древние исторические сообщения

Я отлично понимаю, как неожиданны эти мои выводы для ортодоксальных историков, и потому хочу показать, что и другие образованные люди давно приходили к моим же выводам. «Независимость от общественного мнения, — говорит Гегель, — есть первое условие великого и разумного и в действительности, и в науке». А «общественное» мнение, зазубренное в школе, забивает головы людей, а потому с ним надо бороться.

А как оно пристрастно составлялось в области истории, в каком субъективном состоянии придумывалось, привожу из Вестника Европы 1895 году (октябрь и ноябрь) следующий отрывок:

«Когда я думаю, — говорит нам Алексей Толстой, — о красоте нашей истории до проклятых монголов и отвратительной Москве, которая еще более позорна, чем они, мне хочется броситься и кататься по земле от отчаяния... Моя ненависть к Московскому периоду столь велика, что я не ограничиваю себя, чтобы говорить о нем то, что говорю». Но разве можно понять историю, катаясь по земле? А вот другой отрывок.

«Козьма Пражский, — говорил епископ Киприан, — не обошел бы молчанием, если бы Крещение Руси было до 1125 года, в том виде в каком оно представляется у Нестора (с. 120). „Иверию — Карталинию Марр обращает (и справедливо!) в Испанскую колонию“» («Кавказ». 1901, №280).