Мигель Сервантес Сааведра - Дон Кихот

• Название: Дон Кихот
• Автор: Мигель Сервантес Сааведра
• Жанр: Классическая проза
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-699-68727-5

Классический роман М. Сервантеса о рыцаре печального образа и его подвигах и похождениях.

Адаптированный перевод Энгельгардта.

Художники: Гюстав Доре, Тони Жоанно.

---

— О высокородная и отважная сеньора, — торжественно сказал Дон Кихот, — как бы велики и удивительны ни были испытания, которым придется мне подвергнуться, клянусь, что я до конца выполню свое обещание. Я последую за вами на край света навстречу свирепому врагу, и с помощью бога его дерзкая голова падет под ударом моего доброго меча. Когда же я покончу с ним и введу вас в мирное владение вашим государством, вы сможете располагать собой по вашему свободному усмотрению, ибо сердце мое занято, воля пленена и разум похищен той… Но довольно… Скажу только, что мне невозможно даже и помыслить о женитьбе.

Эти слова Дон Кихота так не понравились Санчо, что он не удержался и с досадой воскликнул:

— Клянусь вам, сеньор Дон Кихот, что вы не в своем уме! Как это можно колебаться, когда дело идет о женитьбе на такой знатной принцессе? Что ж, вы думаете, судьба на каждом шагу будет вам посылать подобные удачи? Не упускайте королевства, которое само плывет вам в руки, а когда станете королем, сделайте меня маркизом или наместником. Женитесь, непременно женитесь. Черт вас побери! Неужели вы думаете, что сеньора Дульсинея красивее принцессы? Конечно, нет! Готов поклясться, что она принцессе и в подметки не годится.

Дон Кихот, услышав эти кощунственные слова, мгновенно распалился гневом и, подняв копье, без всяких слов и предупреждений закатил Санчо два таких удара, что тот растянулся на земле. Если бы Доротея не упросила нашего рыцаря пощадить своего оруженосца, он, наверное, прикончил бы его на месте.

— Неужели вы думаете, нахал, — воскликнул наш рыцарь, — что я вечно буду прощать ваши наглости? Не воображайте этого, гнусный негодяй, ибо вы — негодяй, раз ваш дерзкий язык посмел заговорить о несравненной Дульсинее! Да знаете ли вы, болван, бездельник, деревенщина, что только мысль о ней дает мне силу и мужество? Ну-ка, скажите, плут с языком гадюки, кто, по-вашему, завоевал это королевство, отрубил голову великану и сделал вас маркизом (ибо все это я считаю уже совершившимся: то, что задумано, — сделано)? Не доблесть ли Дульсинеи, избравшей мою руку орудием своих подвигов? Она сражается во мне и побеждает мною, а я живу и дышу ею, и в ней вся моя жизнь и бытие. О гнусный негодяй, как вы неблагодарны, вы, поднятый из праха и возведенный в знатные сеньоры! Благодетельнице своей вы платите за это злословием!

Хотя Санчо был оглушен страшными ударами, но все же расслышал слова Дон Кихота. Проворно поднявшись с земли, он спрятался за мула Доротеи и оттуда возразил своему господину:

— Да вы подумайте, сеньор, раз ваша милость отказывается жениться на этой принцессе, — значит, вы не будете королем. А если так, то каких милостей мне от вас ждать? На это я и жалуюсь. Вы непременно должны жениться на этой королеве, которая к вам прямо с неба свалилась. Ведь потом вы сможете вернуться к сеньоре Дульсинее. Что же касается красоты, то я в это дело не вмешиваюсь. По совести сказать, обе мне кажутся красавицами. Только сеньоры Дульсинеи я уже очень давно не видел.

— Как не видел? — перебил Дон Кихот. — Богомерзкий предатель, да ведь ты только что принес от нее привет!

— Я хотел сказать, что видел ее слишком недолго и не мог рассмотреть, как она теперь выглядит. Могу только сказать, что она все же очень хороша собой.

— На этот раз я тебя прощаю, — сказал Дон Кихот, — и ты прости мне причиненную тебе обиду. Часто человек сгоряча делает то, в чем потом раскаивается.

— Это я знаю, ваша милость, — ответил Санчо. — Вот и я сам никак не могу удержаться, чтоб не сказать того, что вертится у меня на языке.

— И все же, Санчо, — сказал Дон Кихот, — думай о том, что говоришь, и лучше проглоти язык, чтоб не сказать лишнего.

— Ну ладно, — ответил Санчо, — бог все видит, он и рассудит, что хуже: дурно ли говорить, как говорю я, или же дурно поступать, как ваша милость.

— Довольно болтать, Санчо! — прервала Доротея. — Ступайте поцелуйте руку вашему господину и попросите у него прощения, а впредь будьте осторожны в похвалах и порицаниях и не говорите дурно о прекрасной сеньоре из Тобосо. Я сама, хотя совсем ее и не знаю, от всей души готова ей служить. В остальном доверьтесь богу, и все пойдет хорошо: у вас будут владения, и заживете вы по-княжески.

Санчо подошел к Дон Кихоту и попросил пожаловать руку, которую тот с достоинством протянул ему. Санчо ее поцеловал, а Дон Кихот дал ему свое благословение. Затем он предложил верному оруженосцу пройти с ним вперед. Нашему рыцарю нужно было расспросить его об очень важных вещах. Санчо повиновался, и когда они немного опередили остальных, Дон Кихот сказал:

— До сих пор я никак не мог выбрать времени расспросить тебя о твоей поездке. Но сейчас, когда судьба дарует нам удобный случай для этого, не лишай меня счастья услышать добрую весть о Дульсинее.

— Спрашивайте, ваша милость, обо всем, что вам будет угодно, — отвечал Санчо. — Об одном только прошу вас, сеньор: не будьте впредь столь вспыльчивы.

— К чему ты это говоришь, Санчо? — спросил Дон Кихот.

— А к тому, — ответил Санчо, — что избили вы меня неизвестно за что. Сеньору Дульсинею я чту, как святыню (а уж какая она там святыня!), единственно за то, что она дорога вашей милости.

— Перестань болтать, Санчо, прошу тебя, — сказал Дон Кихот, — твои слова оскорбляют мое чувство. Я только что тебя просил об этом, а ты сам знаешь поговорку: за новый грех — новое покаяние.

В эту минуту они увидели, что навстречу им едет какой-то человек верхом на осле. Сначала они приняли его за цыгана, но едва Санчо, у которого при виде каждого осла глаза на лоб лезли, пристальнее вгляделся в незнакомца, он тотчас же признал в нем освобожденного каторжника Хинеса де Пасамонте, а в его осле — своего возлюбленного серого. Удивленный и обрадованный, Санчо громко закричал:

— Вор Хинесильо, неблагодарная тварь, отдай мне мое добро, верни мне жизнь, не смущай моего покоя, оставь моего осла, возврати мне мое сокровище, убирайся прочь, воришка, мошенник, негодяй!

Но столько бранных слов и не понадобилось. При первом же возгласе Санчо Хинес соскочил с осла и пустился наутек рысцой, похожей на галоп, так что в одну минуту скрылся из глаз. Санчо же подбежал к своему серому и, обняв его, сказал:

— Как тебе жилось, сокровище мое, ослик души моей, друг мой сердечный?

И, говоря это, он ласкал и целовал осла, точно человека. Осел молчал, позволяя себя ласкать и целовать. Тут подоспели остальные путники и стали поздравлять Санчо, а Дон Кихот заявил, что все же подарит ему трех ослят. Санчо был совершенно счастлив.

Вслед за тем он взобрался на своего серого, и все двинулись в путь. Дон Кихот со своим оруженосцем по-прежнему ехали впереди, а священник с Доротеей и мастером Николасом составляли арьергард. Уверенный, что Дон Кихот не может его услышать, священник сказал Доротее:

— Сеньорита, я удивлен искусству, с которым вы сочинили ваш рассказ: он как две капли воды похож на такие же истории в рыцарских романах.

— Я прочла много рыцарских романов, — ответила Доротея, — и очень хорошо запомнила их содержание, но, к сожалению, я плохо знаю географию и путаю города, поэтому-то я и сказала наугад, что высадилась в Осуне.

— Я так и понял, — ответил священник, — и поторопился вмешаться, чтобы замять дело. Но разве не странно видеть, с какой легкостью этот злополучный идальго верит во все фантазии и выдумки только потому, что по слогу и складу они похожи на его сумасбродные книги? И это еще не все! Замечательно, что этот добрый идальго начинает болтать глупый вздор только тогда, когда речь заходит о рыцарстве и рыцарях. Обо всем остальном он рассуждает так здраво и глубокомысленно, что вы невольно чувствуете к нему большое уважение. Но стоит только беседе перейти на его излюбленную тему, и вы видите, что перед вами безумец.

Пока они вели этот разговор, Дон Кихот продолжал беседовать с Санчо Пансой.

— Друг мой Панса, бросим наши споры. Не помни зла, забудь обиды и скажи мне теперь: где, как и когда ты видел Дульсинею? Что она делала? Что ты ей сказал? Что она тебе ответила? Какие чувства отражались на ее лице, когда она читала мое послание? Кто тебе его переписал? Одним словом, расскажи мне все, что в подобном случае заслуживает рассказа, вопросов и ответов, не прибавляя и не присочиняя ничего, чтобы доставить мне удовольствие, а главное, ничего не опуская, дабы не лишить меня радости.

— Сеньор, — отвечал Санчо, — если уж говорить правду, то письма вашего никто мне не переписывал, да и не мог переписывать: ведь оно осталось у вас, — вы забыли отдать его мне.

— Ты говоришь правду, — сказал Дон Кихот, — записную книжку, в которой я его написал, я нашел у себя дня через два после твоего отъезда. Это меня очень встревожило и огорчило. Я думал, что ты вернешься, как только спохватишься, что его нет.