Рейчел Джойс - Операция «Перфект»

• Название: Операция «Перфект»
• Автор: Рейчел Джойс
• Жанр: Современная проза
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-699-76040-4

Байрон Хеммингc знал, что его мать – не такая, как все. Изящная, хрупкая, очень красивая, неизменно сдержанная и приветливая, Дайана вела себя, как настоящая леди. И никто, кроме Байрона, за этой сдержанностью не замечал бурю эмоций, которые она старательно подавляла, пытаясь играть навязанную ей роль.

Байрон точно знал, что мать нуждается в его защите, он чувствовал себя мудрее и старше ее. Но он был всего лишь ребенок, а ведь даже взрослые не всегда находят силы противостоять судьбе.

---

Но того, самого первого, раза он забыть не может. Ему было всего шестнадцать. Он отлично помнит, как испуганно цеплялся за пассажирское кресло и отказывался выходить из машины. Помнит, как врачи и медсестры сбежали с каменного крыльца и, окружив их машину, закричали: «Спасибо, миссис Лоу. Теперь уж мы сами обо всем позаботимся». Он помнит, как отцепляли его пальцы, буквально впившиеся в край кожаного сиденья, помнит, что был уже таким большим и высоким, что санитарам пришлось силой пригнуть ему голову, вытаскивая его из машины, чтобы он не стукнулся макушкой. Он хорошо помнит сиделку, что водила его по дому и все ему там показывала, а потом отвела в спальню, где ему дали какое-то лекарство, и он потом очень долго спал. В той же комнате обитало еще пятеро мужчин, но они были такими старыми, что вполне годились ему в деды. Эти старики плакали по ночам, как дети, и звали маму, и Джим тоже плакал, только это не помогало, и мама никогда к нему не приходила.

Поработав недолго на разгрузке мусоровозов – это была первая настоящая работа Джима, – он перепробовал немало других занятий. Но ничего такого, что потребовало бы от него каких-то чрезвычайных усилий. Он косил лужайки, складывал дрова в поленницы, подметал опавшую листву, разносил рекламные листовки. Временами он снова жил в «Бесли Хилл», а в промежутках, оказавшись на свободе, снимал комнату или маленькую однокомнатную квартирку. Доводилось ему ночевать и в приютах для бездомных. Но жизнь на свободе всегда продолжалась очень недолго. Его снова лечили электрошоком от депрессии, он без конца глотал всевозможные лекарственные «коктейли», а после уколов морфина его преследовали страшные видения вроде пауков, градом сыпавшихся из электрических лампочек, или медсестер с бритвенными лезвиями вместо зубов. На четвертом десятке Джим выглядел настолько истощенным, что казалось, живот у него вот-вот провалится между сильно выступающими костями таза. Попав в отделение трудовой терапии, он научился лепить посуду из глины и рисовать, а также постиг азы резьбы по дереву и закончил курсы французского языка для начинающих. Но ничто из этого не помешало ему снова и снова срываться, как только его выпускали на свободу, иногда ему удавалось продержаться несколько месяцев, а иногда – всего несколько недель. Когда он в последний раз вернулся в «Бесли Хилл», то решил для себя, что больше никогда оттуда не уйдет. Но потом лечебницу закрыли, и все пациенты разъехались.

Снег кружевным покрывалом ложится на зеленые изгороди, на плети дикого винограда. Побелевшие ветви деревьев покачиваются, словно танцуют под звучащую в воздухе музыку, которую способны расслышать только они. Машины ползут по кромке замерзшей пустоши, и в свете их фар обледенелые склоны холмов отливают синим и блестят, как полированные.

Нет, еще слишком рано, чтобы уже появились какие-то признаки новой жизни. Холод попросту убил бы юные ростки, да и земля сейчас твердая как камень. Джим ложится на снег рядом со своими посадками и накрывает грядку руками, стараясь передать клубенькам хоть немного своего тепла. Он знает, что порой заботиться о том, что уже начинает расти где-то там, под землей, куда трудней, чем посадить что-то новое. Да и риска больше.

Глава 11 Матери и психология

– Не понимаю, – сказал Джеймс. – Почему ты считаешь, что нужно обраться в полицию?

– На всякий случай. Вдруг они не знают о тех двух секундах? – пояснил Байрон. – Вдруг ты был прав насчет заговора? Ведь могут пострадать невинные люди. Они могут оказаться в опасности. И не по своей вине.

– Но если заговор действительно существует, то полиции, скорее всего, об этом известно. Как и правительству. Нет, надо действовать по-другому. Нам нужен такой человек, которому мы можем полностью доверять.

До того несчастного случая Байрон понятия не имел, как это трудно – хранить тайну. А теперь он просто ни о чем другом и думать не мог, все его мысли крутились вокруг того, что невольно сделала его мать и что будет, если она узнает о случившемся. Он уговаривал себя не думать об этом, но для того, чтобы не думать, требовались невероятные усилия – не меньше, чем если бы он постоянно только об этом и думал. Каждый раз, начиная что-то говорить, Байрон боялся, что какие-нибудь не те слова сами собой выскользнут у него изо рта, ему приходилось постоянно следить за каждым словом, контролируя его на выходе, и это оказалось еще хуже, чем все время проверять собственные руки на предмет чистоты. Это изматывало.

– Est-ce qu’il faut parler avec quelqu’un d’autre? – спрашивал Джеймс. – Monsieur Roper peut-être?[26]

Байрон задумчиво качал головой, вроде бы соглашаясь с Джеймсом, хотя и не совсем понимал его намерения и надеялся на дополнительные разъяснения.

– В общем, это должен быть такой человек, который все поймет, – продолжал его друг. – Может быть, votre mère? Elle est très sympatique[27]. – Стоило Джеймсу заговорить о Дайане, как он сразу же пошел красными пятнами. – Она нас даже из-за той истории на пруду не ругала, а просто напоила горячим чаем с такими вкусными маленькими сэндвичами. И потом, она никогда не заставляет тебя подолгу сидеть снаружи, если ты, например, в грязи перепачкаешься.

Хотя насчет Дайаны Джеймс был абсолютно прав – она не кричала тогда, как Сеймур, и не поджимала губы, как Андреа, а уверяла всех, что падение Байрона в воду было чистой случайностью, – Байрон считал, что говорить ей о двух добавленных секундах все-таки не стоит.

– Как ты думаешь, человек может считаться виновным, если никто, даже он сам, не знает, что он совершил ошибку? – спросил он.

– А что, это тоже имеет какое-то отношение к двум дополнительным секундам?

Байрон сказал, что нет, это он просто так поинтересовался, и вытащил из кармана блейзера карточки из-под чая «Брук Бонд», чтобы сменить тему и несколько разрядить обстановку. У него теперь была уже вся серия «История авиации», даже самая первая карточка.

– Не понимаю, как кого-то могут счесть виновным, если никто об этом даже не знает, – сказал Джеймс, как зачарованный глядя на карточки. Он даже невольно потянулся к ним, но в руки не взял. – Ты можешь считаться виновным только в том случае, если совершил преступление сознательно. Например, кого-то убил.

Байрон сказал, что такая вещь, как убийство, ему и в голову не приходила. Он имел в виду просто несчастный случай.

– Какой, например, несчастный случай? Если кому-то руку на рабочем месте отрежет?

Иногда Байрону казалось, что Джеймс все-таки слишком много читает газет!

– Нет, – сказал он. – Когда человек нечаянно совершил то, чего делать вовсе не собирался.

– Я думаю, если ты извинишься за совершенную ошибку, – сказал Джеймс, – если покажешь, что действительно сожалеешь о случившемся, этого будет вполне достаточно. Я, например, именно так и поступаю.

– Ты же никогда ничего плохого или неправильного не делаешь, – напомнил ему Байрон.

– Я неправильно произношу звук [h], когда смущаюсь или очень устану[28]. А один раз я во что-то вляпался рядом со школой и нечаянно притащил это в машину на подошвах туфель, так что маме потом пришлось вытаскивать и мыть все коврики. Тогда я целый день в саду на стене просидел.

– Из-за того, что ботинки испачкал?

– Нет, просто она меня в дом не пускала. Когда она делает уборку, я всегда должен сидеть снаружи. Иногда мне кажется, что я ей вообще не нужен. – Сделав столь неожиданное признание, Джеймс надолго умолк, внимательно изучая собственные пальцы. Потом вдруг спросил: – А у тебя есть карточка с воздушным шаром братьев Монгольфье? Самая первая в серии и самая ценная?

Байрону, разумеется, это было прекрасно известно. Это была его самая любимая карточка. На ней был изображен голубой воздушный шар с золотыми фестонами. Такой карточки не было даже у Сэма Уоткинса. Но его друг выглядел сейчас таким маленьким, съежившимся и таким одиноким, что Байрон сунул ему в руки карточку с изображением воздушного шара и сказал, чтобы он оставил ее себе навсегда. А когда Джеймс стал возражать, говоря: «Нет-нет, ты не можешь ее отдать, ведь тогда у тебя уже не будет полной серии», – Байрон стал его щекотать, как бы говоря, мол, ничего страшного, если он даже этой карточки и лишится. Джеймс, который очень боялся щекотки, тут же согнулся пополам и даже взвизгнул от смеха, потому что Байрон выбирал самые уязвимые места – под мышками и под подбородком.

– Перестань, п-п-пожалуйста! – корчась, завывал Джеймс. – А то я заикой стану! – Когда Джеймс начинал смеяться, то сразу превращался в маленького ребенка.

В ту ночь Байрону опять не спалось. Точнее, сон приходил урывками, и тогда ему снилось такое, что он просыпался, насмерть перепуганный, запутавшись в мокрых от пота простынях. Утром, посмотревшись в зеркало в ванной, он с изумлением увидел в нем отражение очень крупного и очень бледного мальчик с такими жуткими «фонарями» под глазами, словно кто-то заехал ему кулаком сразу в оба глаза.