Людмила Сурская - Норильск - Затон

• Название: Норильск - Затон
• Автор: Людмила Сурская
• Жанр: Исторические любовные романы

«Затон» — Это реальное место. Я там жила, видела вырубленные в вечной мерзлоте землянки, где ночевали первые заключённые, строившие лагерь. Сохранившиеся сторожевые лагерные вышки мозолят глаза. Вымывающие весенним потоком кости белеют на солнце. Я говорила с директорами заводов, что когда-то сидели там и приплывали на него, ведомые ностальгией. Сидела на берегу с потомками местных жителей, навещающих Затон. Наверное, это и послужило быстрому написанию романа. В нём большая часть реальность: прошлого сталинских лагерей и затерянного в тундре ракетного дивизиона конца 80-х, с ловлей бежавших в тундру заключённых, дежурством у найденного в лесу рыбаками тайника с радиостанцией и строительством сгоревшей дизельной тоже.

Время: переплетение 50-х и 90-х. Развал.

Идея: Рассказать наши женские непростые истории. Очень хотелось, посадить за один стол писавших доносы, сидевших по ним в лагерях и охранявших их, а также женщин, которые при этом страдали. Теперь мы знаем чего стоят доносы. Знаем и то, что написанием их движет зависть. Но перестали ли писать их? Не перестали. Пишут. Мы не можем забывать историю, но мы и не должны расшибать лоб об неё, круша в пылу всё, что попало под руки. Проба сплести из прошлого «Затона» и «Затона» 90-х женский роман.

Её можно было назвать — это случилось в СССР. Её изюминка в удивительной простоте. Это попытка в женском романе захватить пережитые людьми и страной темы. «Затон» — это место на реке за Норильском, утопающее в тисках вод реки и болот. На этом клочке земли сошлись дороги кровавого лагеря сталинской эпохи и ракетного дивизиона. Их разъединяло время, но сводил в едино клочок земли. Там, где когда-то потерялись дорожки их родителей, несут службу дети. «Затон» — пристанище зеков сталинских лагерей и военного люда в конце 80-х. Здесь пересеклись судьбы принявшего военное хозяйство майора, его матери, прилетевшей в гости, и отца, сидевшего когда-то тут же, на «Затоне». Он пропал на широких просторах страны с приходом амнистий 53-его. Судьба, безжалостно разбросав их в самом начале жизни, сводит в один день, час, минуту в одной точке и это «Затон». Книга пронизана светом и теплом и непременно заполнит вас радостью от знакомства с героями. Книга о том, как может человек любить, сколько способен простить, и так ли уж нужна эта затея с переписыванием истории кому-нибудь. Все ищут национальную идею России, головы сломали, а ведь она так проста- не переписывать и не отрекаться от истории, не идти стенка на стенку и подвести под фундамент крепкую надёжную семью. Именно на ней во все века держалась Россия. Вот семья и вернёт потерянные качества и укрепит веру.

---

— Кто она вам?

— Жена.

— Опля, — присвистнул тот. — Как же она здесь оказалась?

— Считал мёртвой. Выходит, украл он её.

— Как так?

— Невероятно, за гранью разума. Я же шёл узнать у её мучителя, где её косточки лежат, чтоб с дочкой могилку устроить, а тут.

— Бывают же в жизни сюрпризы, если б почаще.

— Что угодно я ждал от этой встречи, только не такого.

— Повезло, Илья Семёнович. Вот если б могилку не надумали искать, так бы и не докопались до истины никогда.

— Это судьба начала мотать свой клубок.

— В смысле?

— Долго объяснять, Андреевич, подруливай под самый подъезд. Вот мы и дома, Танюшка.

Она закрывалась изможденной рукой и просила:

— Не смотри на меня я страшная.

Он же страшно волнуясь бормотал:

— Сейчас, девочка моя, сейчас.

Он так и не спустил её со своих рук, нёс опять сам, сколько не уговаривали телохранители не отказываться от помощи. Сам, только сам, это только его ноша. Его и больше ничья. Ещё до конца не осознавая случившегося, он интуитивно торопился спрятать её в своём гнёздышке подальше от чужих рук и глаз. Дубов даже забыл из какой больницы он её взял. Не то чтоб не хотел думать, он просто забыл. Удивление и радость гнали его домой под защиту родных стен. Поднявшись на лифте в квартиру, он отпустил парней. Посадив её на диван, Илья заметался по комнатам. Ища во что переодеть и чем покормить. Разогрев, приготовленную работницей еду, вернулся к Тане.

— Давай покормлю тебя, птаха.

— Я не смогу, руки дрожат и помыться сначала надо. Я целую вечность не мылась.

Он спохватился с мытьём, но пометавшись по комнатам, вернул первому пункту — еде.

— Я сам, открывай ротик только, — попросил он. — Надо сил набраться.

— Помыться бы сначала. Я плохо пахну, — напомнила она.

— Поешь и помоемся. Понятно, теперь, почему вся психиатрия разбилась о тебя. Притворялась. Другого выхода у тебя не было. Я понимаю.

На её худом и грязном лице промелькнуло что-то вроде довольной улыбки.

— Пришлось.

— Сейчас, подожди, — побежал он на кухню за полотенцем, облив её. «У самого руки не меньше больного трясутся. Надо закрутить гайки. Так нельзя распускаться». — Промелькнуло в пылающей голове.

Она тоже заметила эту его беготню и попросила:

— Илюша, не мельтеши, я больше не хочу.

— Ты же съела как птичка?

Она замотала растрёпанной головой. Он собрал тарелки на поднос и понёсся в кухню.

Вернувшись, он сорвал с неё старые лохмотья, ужасаясь её худобе, отнёс измученное тело в ванную комнату. Включив воду, сообразил, что самому самое время поменять шикарный деловой костюм на домашний и, чертыхаясь, рванул в спальню. Она, как слабый ребёнок только старый, крутилась под его руками, позволяя себя мыть, даже не охая под давившей и причиняющей ей боль силой. Он намыливал спину, руки, лил шампунь на голову, стриг ногти и опять начинал работать мочалкой заново. Кожа или грязь сходили слоями, не понять. Завернув женщину в простыню, он отнёс её в спальню. Сев рядом на колени и забрав её руки в свои, он целовал тоненькие бесцветные пальчики, шепча:

— Как же так Танюшка?! Как? Мы же тебя, девочка, оплакивали.

Она смущённо просила:

— Не бойся я не сумасшедшая.

— Я понял, — поторопился он с заверениями.

— Так мне было легче дождаться тебя. У меня была горячка, — объясняла она.

— Это после родов, — догадался он.

— Я родила? — удивилась она, — не помню…

Он бестолково объяснил то, что пришло на ум сейчас:

— Это у тебя задвижка сработала, тем и спасла твой разум.

— Ничего не помню, — беспомощно взялась она за виски.

— Дочка у нас, Лизонька.

— Дочка?!

— Внук уже есть.

— Внук?! Сколько же прошло, ты не изменился, — совершенно растерялась она.

Тут он вспомнил про фотографии.

— Полежи, я принесу фотографии, — поспешил он в кабинет за альбомом. Решив пока не рассказывать ей всё о судьбе дочери. — Вот смотри, — приподнял он её на подушках, вернувшись и подавая фотографии.

— Плохо вижу, — показала на глаза она.

— Ничего, очки купим. Это от нехватки витамин. Вызову секретаря, подберёт тебе одежду, и поедем завтра к врачу. Тебя посмотрят, послушают. — Говорил и говорил он, целуя и поглаживая её худые и совершенно прозрачные ручки.

— Илюша, ты выжил в этой мясорубке? Я уже перестала надеяться. Ждала, ждала… Знала, что если живой останешься, то найдёшь…

— Выжил Танюшка.

— Только поседел, — погладила пальчиком она его висок.

— Есть такое дело.

— Сколько же всё-таки прошло, я устала считать?

— Много.

— Конечно, много, если ты седой и дочка взрослая. — Она задавала вопросы, странным образом на них отвечая. — А это Тимофей, я его узнала.

— Сын его Илья, а Тимофей вот, — ткнул он в Мозгового.

— Они так похожи.

— Ты абсолютно права.

— Кто эта женщина?

— Его Лиза. Лиза Седлер. Помнишь, я рассказывал? Мы ещё нашу доченьку назвали в честь её.

Она сморщила лоб и заверила:

— Я вспомню, вспомню, не волнуйся.

— Ты не устала?

Она помотала головой.

— Нет, я забыла, как разговаривать…

— Бедная, ты моя, — сорвавшись и перебив, притянул он её к себе.

— Чтоб не разучиться совсем сама с собой говорила ночью, — продолжила она.

— Милая Танюха, — положил он голову на её грудь, под маленькие слабые женские пальчики.

— Илюша, мы где?

— В Москве, у меня дома.

Её испуг заколотился сердечком в слабой груди.

— Меня не заберут отсюда?

Дубов поторопился успокоить:

— Нет. Не бойся и не думай об этом.

— Не уходи…,- взмолилась она, видя, что он поднялся.

— Пойду, позвоню, подожди…, - попятился он из спальни, поняв, что она не выпустит его, пока не уснёт.

Заскочив в кабинет, первой озадачил секретаря, а потом дрожащей рукой набрал Норильск. Сейчас руки у всегда спокойного Дубова дрожали. Он, не дождавшись соединения, от нетерпения кричал в трубку: — «Алло! Алло!»

— Привет старина, — послышался в трубке голос Тимофея, — рады слышать, как дела?

Он завопил:

— Ты представить не можешь того, что я тебе сейчас скажу.

— По голосу твоему, что подсвистывает сейчас, действительно представить сложно. Так в чём дело, старина?

— Я Таню нашёл.

Мозговой думая о месте захоронения выговаривал:

— Вот и хорошо могилку сделаем, крест, как полагается, поставим.

— Ты меня не понял, — задохнулся Дубов в возмущении.

— Почему понял. Ты нашёл Татьяну.

— Я её живую нашёл.

— Постой, ты здоров? — опешил Тимофей.

А Дубов, пока не ударились в фантазии, торопился объяснить:

— Она в психушке была. Он в горячке вывез её как-то из лагеря. Понимаешь?

— Ничего не понял.

— Что ж ты непонятливый-то такой, — негодовал Илья Семёнович. — Тот кадр, поместил её в психушку и сам около неё был. На психиатра выучился. Вытаскивал её, думая, что она сумасшедшая.

Мозговой всё же осторожно переспросил:

— А там точно всё нормально и ты ничего не напутал?

— Она и более-менее в норме.

Мозговой показал Лизе жестом, чтоб подала стул, ноги подкашивались.

— Как же он проморгал её?

— Ему кретину и в голову не могло прийти, что она притворяется.

— Не знаю, что и сказать, старик, тут Лиза трубку рвёт.

— Ты как её нашёл Илья? — отняла трубку у Мозгового Лиза.

— Дали мне «там», ты поняла где, его адрес.

— И что?

— Я поехал на его работу, решив не травмировать семью. С ним с налёту встретиться не удалось. Он вёл приём и был занят.

— Не тяни, — поторопила Лиза.

— Я говорил с его коллегой и случайно разговор вышел на историю женщины помещённой сюда им много лет назад. Чутьё какое-то понесло посмотреть. До сих пор руки и ноги дрожат.

— Боже мой, Дубов. Завтра же ребята вылетят к тебе.

— Илья же занят на дивизионе… — засомневался Дубов.

— Они в отпуске. Всё равно через две недели должны были лететь. В академии занятия начинаются. Тимоша в школу идёт. Думали, поживут последние недельки с нами, но раз такое дело закрутилось, завтра же отправим к тебе.

— Спасибо, Лиза. Где дочка?

— По культурной программе пошли, скоро будут. Держись там. Лизонька прилетят с Илюшкой, помогут. Тимофей уже по городской связи билеты заказывает. Давай родной, мы любим вас и радуемся вместе с тобой.

Лиза долго стояла с телефонной трубкой в руках, прижимая её к груди, не в силах отмереть.

— Лиза ты в порядке? — тронул её, заставив очнуться, Тимофей.

— Господи, что же это такое? — посмотрела она полными слёз глазами на Мозгового.

— Билеты я заказал, а ну пойдём на кухню посидим. На тебе лица нет и мне, что-то не по себе. Чертовщина какая-то.

Открыли коньяк, разлили по рюмкам, Мозговой выпил, Лиза пригубила. Не помогло.