Людмила Сурская - Норильск - Затон

• Название: Норильск - Затон
• Автор: Людмила Сурская
• Жанр: Исторические любовные романы

«Затон» — Это реальное место. Я там жила, видела вырубленные в вечной мерзлоте землянки, где ночевали первые заключённые, строившие лагерь. Сохранившиеся сторожевые лагерные вышки мозолят глаза. Вымывающие весенним потоком кости белеют на солнце. Я говорила с директорами заводов, что когда-то сидели там и приплывали на него, ведомые ностальгией. Сидела на берегу с потомками местных жителей, навещающих Затон. Наверное, это и послужило быстрому написанию романа. В нём большая часть реальность: прошлого сталинских лагерей и затерянного в тундре ракетного дивизиона конца 80-х, с ловлей бежавших в тундру заключённых, дежурством у найденного в лесу рыбаками тайника с радиостанцией и строительством сгоревшей дизельной тоже.

Время: переплетение 50-х и 90-х. Развал.

Идея: Рассказать наши женские непростые истории. Очень хотелось, посадить за один стол писавших доносы, сидевших по ним в лагерях и охранявших их, а также женщин, которые при этом страдали. Теперь мы знаем чего стоят доносы. Знаем и то, что написанием их движет зависть. Но перестали ли писать их? Не перестали. Пишут. Мы не можем забывать историю, но мы и не должны расшибать лоб об неё, круша в пылу всё, что попало под руки. Проба сплести из прошлого «Затона» и «Затона» 90-х женский роман.

Её можно было назвать — это случилось в СССР. Её изюминка в удивительной простоте. Это попытка в женском романе захватить пережитые людьми и страной темы. «Затон» — это место на реке за Норильском, утопающее в тисках вод реки и болот. На этом клочке земли сошлись дороги кровавого лагеря сталинской эпохи и ракетного дивизиона. Их разъединяло время, но сводил в едино клочок земли. Там, где когда-то потерялись дорожки их родителей, несут службу дети. «Затон» — пристанище зеков сталинских лагерей и военного люда в конце 80-х. Здесь пересеклись судьбы принявшего военное хозяйство майора, его матери, прилетевшей в гости, и отца, сидевшего когда-то тут же, на «Затоне». Он пропал на широких просторах страны с приходом амнистий 53-его. Судьба, безжалостно разбросав их в самом начале жизни, сводит в один день, час, минуту в одной точке и это «Затон». Книга пронизана светом и теплом и непременно заполнит вас радостью от знакомства с героями. Книга о том, как может человек любить, сколько способен простить, и так ли уж нужна эта затея с переписыванием истории кому-нибудь. Все ищут национальную идею России, головы сломали, а ведь она так проста- не переписывать и не отрекаться от истории, не идти стенка на стенку и подвести под фундамент крепкую надёжную семью. Именно на ней во все века держалась Россия. Вот семья и вернёт потерянные качества и укрепит веру.

---

— Не берёт, — пожаловался он.

— Налей ещё. Я поищу валерьянки для Лизоньки. И самим может быть попробовать.

— Лиза, что это?

— Клубок судьба катит.

— Может быть. Но, как он её вывез?

— Любовь.

— Какая к дьяволу любовь он ненормальный.

— Влюблённые все безумные.

— Жизнь пропала. Вот чему возврата нет, так это годам.

— Успокойся родной, — обняла она его, устроившись на его коленях.

— Какого, чёрта с нами сделала жизнь. Давно нет вождя, сменилось вагон генсеков, а мы всё маемся. Прошлое не отпускает, цепко держа по рукам и ногам. А, мы профаны за жизнь цепляемся зубами.

— Тимофей, не распыляйся. Время вспять не развернуть, судьбу не переиначить. На, выпей ещё и валерьянки, похоже ребята возвращаются. Слышишь, на площадке перед дверью возня.

— Ты права родная. Просто обида жжёт вот тут Лиза, — ткнул он в сердце, — почему мы?

— Каждое поколение в каком-нибудь дерме возится, а караван жизни идёт и идёт вперёд. Нам ещё хватит времени порадоваться солнышку. Каждый день, час научились ценить, не теряя на ссоры и пустяки.

Ребята влетели весёлые, разгорячённые вознёй и догонялками. Немного замёрзли к тому же. Лето летом, но внезапно хлынувшие из полярных широт холода, успели пройтись по городу, опалив вечера и деревья арктическим дыханием, потушив яркую красоту. Бежали надеясь погреться горячим чайком.

— Жаль не пошли с нами, «Самоцветы» отлично отработали, чудный вечер получился и море удовольствия в придачу. — Рассказывали они родителям, посматривая с удивлением на пирушку с коньяком и валерьянкой.

— Диапазон вкусов не широковат? По какому поводу такая разноплановая пьянка? — намекнул сын на соседство коньяка и успокоительной микстуры.

Отец, покашливая в кулак, посмотрел на жену, явно не решаясь самостоятельно начать разговор.

— Что за «баба ёжка» на метле тут полетала? — осёкся Илья.

— Лизонька, ты сядь детка, папа звонил, — накапала она в стакан капель. — Ты только не волнуйся, девочка…

— Что с ним? — побелела Лиза, хватаясь за Илью… Самые страшные мысли завертелись в голове.

— Мама нашлась, — выпалила на одном дыхании Елизавета Александровна.

— Мать, ты о чём, так можно концы отдать, я думал с Ильёй Семёновичем беда. — Опешил сын.

— Какая мама? — не поняла и невестка.

— Твоя мама детка. — Подвинула ей стакан с каплями Лиза.

— Вы яснее изъясняться можете, — взбеленился опять Илья. — Лизка уже не живая.

— Татьяна Петрова, кто ж ещё-то. Она в психушке была. Лукьян Волков вывез её из лагеря, оказывается.

— Как такое возможно?

— Он сумасшедший?

Сыпали вопросами обескураженные ребята. Хлебая коньяк вперемежку с валерьянкой.

— Как он её мог столько держать? — поняв что всё очень серьёзно, перешёл на конструктивные вопросы Илья.

— Психиатр, ещё и с именем в научных кругах. Пытался лечить её. — Отхлебнул коньяк отец.

— Она, что, ненормальная? Хотя от такого, что с ней сделали, не могло быть по-другому. — Осторожно спросил Илья, посматривая на жену.

— Нет. Она симулировала болезнь. Но думаю, так просто такой ужас для её психики не прошёл. Вы готовы должны быть к этому.

— Боже мой, мама жива, жива, — неистово повторяла Лизонька.

— Жива, Лизонька, — гладила её плечи свекровь.

— Как же отцу, удалось забрать её?

— Поднял на руки и унёс в машину, охрана прикрывала.

— Господи, что же это?

— Усмешка судьбы. Я билеты заказал, Илья. Собирайтесь. Только давайте по маленькой с нами за Таню и Илью. Это чёрт знает, что с нами жизнь наделала, — пододвинул Мозговой им рюмки с коньяком. — А то не пьём, а лечимся.

Выпив, вернее проглотив содержимое рюмки с помощью перевернувшего ей в рот коньяка Ильи, Лизонька расплакалась.

— Елизавета Александровна, что это, как такое возможно, ведь это не кино, реальная жизнь, нормальный человек не может такое сотворить?

— Лизонька, мы только до вас говорили об этом с Тимофеем Егоровичем. Влюблённые все сумасшедшие.

— Мне не осилить такого.

— Пойми, это тоже любовь была. Дикая, ненормальная, эгоистическая, но любовь.

— Какая к лешему любовь, психиатр. — Вспылил Илья. — Его самого лечить надо, причём на цепи и принудительно.

— Каждый сходит с ума по-своему, — развёл руками Мозговой. — Над нами с Ильёй тоже посмеивались, за пристрастие к прошлому. Как, мол, можно этим жить, баб навалом, завели семьи и поставили на всём крест.

Елизавета Александровна вспоминая себя и прожитые в воспоминаниях без Тимофея годы, тяжело вздохнула:

— К тому же прошло видно у него это наваждение, раз женился и живёт семьёй. Просто уже не знал, что с ней больной делать. Вот и держал рядом с собой.

— Отец, как? — всхлипнула Лиза.

— Выдержит твой отец, не такое вынесли. На, пей, — подал он ей рюмку.

— Не могу, — отстранила она.

— Илья, влей в неё, и идите спать, а с утра собираться будете. Тимку оставите пока тут. Мы позже привезём, не до него там будет.

А в Москве прийти в себя никак не мог возбуждённый Дубов. Таня не отпускала его от себя ни на шаг. Уходя на кухню или в кабинет, он вынужден был через открытые двери говорить с ней. Понимал: она боялась. Заслышав у двери колокольчик, он успокоил, поймав мечущийся взгляд женщины, и пошёл открывать. Забрав покупки у секретарши и выпроводив женщину, принёсшую всю эту гору свёртков, он поспешил в спальню.

— Сейчас посмотрим, что тут, — разворачивал он на кровати пакеты. — Танюша, ты любишь обновки?

— Какие красивые обёртки, — погладила она цветную бумагу. — Обновки? Наверное, люблю. Не помню. Что-то мама покупала, только не помню что. В основном за ней донашивать пришлось.

— Теперь такую упаковку делают. Танюша, давай переоденемся. В моей рубашке, это не совсем тебе удобно.

— Хорошо.

— Вот так, — помогая ей сесть, он стянул с неё свою рубашку и попробовал переодеть в новое только, что принесённое. Послушно поднимая руки, она позволила нарядить себя в ночную рубашку и бельё. Найдя в пакете женскую расчёску, Илья сделал попытку расчесать её спутанные волосы.

— Больно, — поморщилась она.

— Больно? Что же делать? Я придумал, — обрадовался он. — Подожди минутку, я сейчас, только принесу ножницы.

— Что ты сделаешь?

— Отчекрыжу эту проблему и порядок. — Отрезав её спутанные сосульки до плеч, он без труда расчесал оставшиеся. Аккуратно подравняв, полюбовался на свою работу. — По-моему не плохо получилось.

— Обещай, что на работу не пойдёшь, меня одну не оставишь? — разговаривая, она взяла его большую руку в свои тонюсенькие пальчики.

— Сегодня нет, я договорился, если будет что-то срочное приедут сюда. Завтра Лизонька прилетит, мне будет спокойнее оставлять тебя.

— Правда?

— Дочка не должна видеть тебя такой.

— Я страшная, да?

— Сейчас нормальная.

— Отнеси меня к зеркалу, у тебя есть оно?

— Шкаф зеркальный сбоку от тебя. Посмотрись, я придержу.

— Илюша, я уже забыла, какая я была. Всё время держала в памяти твоё лицо. Боялась очень, что забуду и не узнаю тебя, а сердце не подскажет, когда ты придёшь. Тогда я останусь одна одинешенька в этом чужом мне мире.

Рассматривая своё отражение, она вдруг, отпустила его руку и заплакала:

— Эта страшная женщина в зеркале, неужели это я?

— Поправишься. Теперь всё в наших руках. Сходите с дочкой в салон, причёску сделаешь себе. Косметики сейчас навалом, подкрасишься. Всё это уже мелочи. Главное, жива. Пройдёшься с ней по магазинам, купишь, что тебе нужно. Ты только не волнуйся. Вот халат, тапочки. Бельё твоё в шкаф на полку положу. Одни косточки у тебя, в чём душа живёт. — Погладил он её выпирающие рёбра. — Да не беда, как там говорят: «были бы кости, а мясо нарастёт». Хватит на сегодня эмоций, поужинаем и спать.

— Я не хочу.

— Немножко. Смотри апельсинчик, банан. Витамины, тебе необходимо есть.

— Что это? — с детским интересом вспыхнули глаза.

— Ешь вкусно, это фрукты, как наша вишня или смородина, вкусно и полезно, попробуй, — отправлял он ей дольки и кусочки в рот.

— Где ж такая диковинка растёт?

— В Африке, на Кубе.

— Да. Как мыло, — не понравился ей банан.

— Привыкнешь.

— Точно нет.

— Смотри, как я ем, шкурку разделяю, счищаю и кусаю, а первый раз тоже не понравился сей фрукт.

— Уговорил, давай попробую.

— Как тебе?

— Человек ко всему привыкает. Как вы выжили в том аду? — погладила она его по щеке.

— Король умер. Да здравствует король. Вождя сменил Хрущёв. Расщедрился. Мы получили волю. Куда двигать с судимостью… В Москве всё было сложно. Остались там, среди таких же, как сами. Кончили институт, работали. Вот собственно и всё.

— Ждала, ждала, не приходишь. Подумала, что погибли, не выжили в тех болотах.