Дибаш Каинчин - С того берега

• Название: С того берега
• Автор: Дибаш Каинчин
• Издательство: "Звестия"
• Жанр: Современная проза
• Год: 1988

---

— А постараешься — в долю возьмем. Денежки за пазуху и кати, куда хочешь. С деньгами не пропадешь, — сказал тот, что на лошади. — Почище каллистратовского хозяйство заведешь... Но коли предашь — весь твой род вырежем... Что ты молчишь? Язык со страха проглотил? Ладно... отпустите его.

Соскользнул с груди аркан. Сорвали повязку с глаз.

Бандиты разом вскочили на коней. Копыта зацокали о камни, высекая искры, и вскоре затихло все.

Учар поднялся с земли. Что делать? Пуститься в погоню? Застрелят. А до милиции далеко — два дня пути. В бессилии Учар смотрит во тьму и почему-то ему видится сохатый. Зверь молод, силен, радуется жизни, солнцу, тайге и траве, его пьянит запах важенок. Он несется по тайге, изнывая от любви, мчится за важенкой. Вот-вот он ее настигнет, но тут что-то тяжелое, злое ударяет в голову. Однако сохатый старается не замечать боли, он мчится и мчится, оберегая ветвистые рога, хотя можно их уже и не беречь. Скоро, затрещат в лесу кусты, сухой валежник, и сохатый рухнет на землю. И тут же снова наступит полная тишина, будто ничего и не случилось. Разве только что с радостным карканьем подлетит ворона и начнет скликать сородичей на пир.

Вот и сейчас будто бы ничего не произошло в мире. Небо спокойно, звезды подмигивают сверху. Они ничего не слышали, ничего не видели. Под ногами, во тьме, поблескивает Катунь, урчит, охает, ворочая непосильную тяжесть. В густом лесу — ни звука, ни движения. Лиственницы вершинами будто вросли в черноту неба, дремлют в тиши, от них веет запахом живицы и молодой хвои. Только в ночи носится, тревожно крича, какая-то малая птичка. Нет, это не птичка, потерявшая гнездо, это сердце Учара мечется в груди и не находит покоя.

«Поджидали они меня или я им случайно повстречался? — силится понять Учар. — Откуда они могли знать, что именно сегодня я поплыву на этот берег? Ничего не понятно. Ясно одно, что они хотят ограбить Каллистрата, да еще с моей помощью. А что они у него хотят взять? Рога — панты? Да, есть у него срезанные молодые пушистые рога. Целых двадцать две штуки. И еще два рога, что мы с братом добыли в Кара-Тайге. Но зачем им эти рога? А может, из-за меда? Но мед только-только начали качать, мало его у Каллистрата. Нет, не мед нм нужен. Что же тогда? Масла сейчас тоже мало. А вот мука у него есть. Спрятанная мука. Нет, она им тоже не нужна. Может, золото хотят найти? А есть ли оно у Каллистрата? Он никогда не говорил о золоте. Э-э, да зачем чужое добро считать, — устыдил себя Учар. — Надо думать, как выйти из такой беды. И сперва надо решить: рассказать о происшедшем Каллистрату или лучше промолчать? А что, если просто убежать? Алтай большой, можно где-нибудь затеряться. Нет, так нельзя, люди все узнают. Назовут трусом и проклянут. Да и бандиты обещали весь род вырезать. Так что убегать нельзя. Значит, я должен все рассказать Каллистрату и помочь ему. Он ведь так хорошо ко мне относится, верит мне, как своему сыну».

Вспомнилось... Стояло зеленое лето. И земля, и деревья, и камни, и вода, и даже воздух — все было зеленым, ласковым. Учар шестилетним мальчишкой ловил рыбу в тихой протоке Катуни. Вода там стоялая, до самого дна прогрета солнцем и потому теплая. Учар осторожно шарил под камнями у самого берега, вылавливая усатых османчиков, складывал их в ямку с водой, чтобы потом отнести своему щенку, который до рыбок был очень охоч. Солнечные лучи не пронизывали воду, а отражались от поверхности, слепили глаза. Было очень жарко даже в воде. Мальков было много-много, они шныряли по дну темными стайками. Помнится, он, Учар, обошел большой гладкий валун, выступающий из воды, под которым поймал уже с десяток османчиков, и тут, возле, самого берега, среди покачивающихся на воде сучьев, сухих листьев и другого хлама, разглядел лоскуток красной материи. Пока он разглядывал находку и гадал, что же это может быть, услышал плеск весел и, обернувшись, увидел подплывающую лодку, в которой сидел человек, судя по широким плечам, большого роста. А главное — он был русский. С черной густой бородой, с лоснящимся от пота красным лицом. Белая рубашка вся промокла на его груди и прилипла к телу. Наверное, давно и долго он плыл, вот и вспотел. Испугался Учар. А вдруг этот огромный человек — сам хозяин воды? Тогда он может забрать мальчишку к себе и никогда не отпустит. Заставит жить под водой и там, в глубине, ловить ему рыб.

Человек подплыл совсем близко. Учар так и присел от страха. Но тот улыбнулся, и улыбка у него оказалась добрая.

— Эй, сынок! Острогу тут не видел? — прокричал он могучим голосом, перестав грести веслами. — На конце красная тряпочка!

— Видел, видел, — обрадовался Учар. — Во-он лежит!

Человек подогнал лодку к берегу двумя взмахами весел, обмотал цепью тальниковый стволик. Полез в воду, туда, где краснела тряпочка, вытащил на песок огромную рыбину, из бока которой торчала деревянная ручка остроги.

— Гляди, какая добыча, — проговорил он, довольно улыбаясь. — Покрупнее будет твоих мальков, а? Ты молодец, парнишка. Глаза у тебя вострые. Я-то мимо бы проплыл и не заметил бы свою острогу. Награжу тебя, награжу... Знал бы ты, сколько я охотился за этим тайменем. Я его еще утром ажно в самом Айры-Таше засек острогой, но он уволок ее. Все протоки проплыл, уморился, как черт. Думал, и не найду. Отчаялся уже.

Этот чернобородый сильный человек и был Каллистратом. И подумалось тогда Учару, что такой огромный человек и рыб должен ловить тоже огромных, под стать себе. Когда тайменя взвалили на лошадь, то голова его и хвост почти касались земли.

Отчего жё Каллистрат так радовался добыче? Рыбину эту первую увидел Филарет, самый богатый человек этих земель. Под старость он очень увлекся рыбалкой. Почти каждый вечер садился в лодку, батрак освещал ему воду горящею берестою, а сам Филарет бил острогами рыб. Домой возвращались — лодка чуть не тонула от тяжести. В одну из таких ночей наткнулись они на тайменя-великана. Филарет сначала принял его за потонувшее бревно, а когда разглядел — таймень. Стоит в затишке, чернея широкой спиной, отдыхает, медленно шевеля плавниками-крыльями. Филарет даже дышать перестал. Осторожно приблизился, взмахнул самой большой острогой. Но лодка отчего-то качнулась, и Филарет промахнулся. Рыбина ударила хвостом, окатила Филарета водой и молнией ушла в глубину. После этого Филарет совсем свихнулся. Забросил все дела, стал шастать на лодке по Катуни — искал того тайменя. Другой рыбы для него не существовало. «Не должна была качнуться лодка, — говорил он всем. — Почему она качнулась? Видать, того тайменя послала мне судьба за мои грехи. Если не убью до ледостава — не жить мне на белом свете. Хозяин тверди — я, хозяин воды — тот таймень. Кто из нас пересилит?»

Осенней темной ночью тот таймень опять встретился Филарету. И опять промахнулся Филарет, потому что снова лодка качнулась. Бороду рвал старик от отчаяния и не заметил, как лодка его попала в стремнину. Ее и разбило о камни, а плавать Филарет не умел, да и кто выплывет живым из грозных катунских порогов?

Батрак, что светил Филарету берестой, спасся чудом и поведал, что Филарет будто бы сказал? «Кто убьет ту рыбину, пусть заместо меня будет властителем всех кержацких земель».

После этих слов всяк, у кого имелась хоть какая-нибудь лодчонка, стал шарить по Катуни, по всем ее берегам, протокам и заводям в поисках тайменя-великана. Да никому тот таймень на глаза не попадался. И лишь на следующий год пофартило Каллистрату, пронзила его острога царя Катуни.

Каллистрат на радостях взял Учара к себе домой. Напоил его настоящим «фамильным» чаем с пряниками, подарил два аршина ситца — невиданное богатство. Из того материала мать сшила Учару рубашку и штаны, нарядный он ходил по селу, все завидовали. С той поры и зачастил Учар на ту сторону в гости к Каллистрату. Пил там чай с леденцами, играл с дочкой хозяев — Федосьей, носился по лугам с белым жеребенком-выкормышем. У отца Учара тоже были лошади, два жеребца и много жеребят, однако Учару полюбился отчего-то каллистратовский снежно-белый, нынешняя его белая лошадь. Хозяйка, Аграфена, души не чаяла в мальчишке. Старательный он оказался, работящий, всем готов услужить. То телят пригонит с выпаса, то найдет курицу, спрятавшуюся в бурьян, чтобы снести там яичко. Да мало ли чего может мальчишка, везде его проворные руки и ноги требуются взрослым, не обойтись без них.

«Кто такой для меня Каллистрат? — спрашивал сейчас Учар, поторапливая белую лошадь. — Как отец был. На пищу и одежду сроду не скупился, хорошо кормил, за свой стол садил, одевал исправно, не отличишь от сыновей. Вместе с Федосьей в школу отправил. Какую сам работу делать умел, тому и его, Учара, обучил. Когда я заболел, Каллистрат в самую шугу переплыл на лодке Катунь, чтобы достать целебных трав у старой Элемчи, которая на всю округу славилась врачеванием... Много сделали для меня хорошего Каллистрат, его Аграфена и Федосья. А я? Что я сделал для него? Работал, сколько было сил. За овцами, за коровами его ходил, лошадей холил. Дрова, сено ему заготовлял. Дом помогал ему строить, амбары, баню, чуланы разные, изгородь. «Человек, когда душа у него лежит к другому человеку, много сделает для него хорошего», — говаривал Каллистрат. А сколько я ему оленей словил? Ой, много...» — Учар опустил поводья, а белая лошадь, чувствуя, что хозяин расслабился, остановилась, стала щипать траву.