Вадим Бабенко - Черный Пеликан

• Название: Черный Пеликан
• Автор: Вадим Бабенко
• Жанр: Социально-психологическая фантастика
• Год: 2014
• ISBN: 978-99957-42-24-9, 978-99957-42-25-6, 978-99957-42-26-3

Это миф, который вовсе не миф. Это вызов, от которого не уклониться. Это – Черный Пеликан. Когда Витус замышляет реванш против всего мира, он даже не представляет, чем это обернется. Он отправляется в странное место, овеянный слухами город М, чтобы расправиться с главным своим врагом, Юлианом. Однако, найти Юлиана в М. оказывается не так просто. Окончательно запутавшись, Витус решает присоединиться к группе незнакомцев. Они направляются в океанские дюны – пристанище самой грозной из легенд… К его удивлению, «легенда» оказывается реальностью. Мир наконец замечает Витуса и дает ему шанс показать, на что он способен. Пройдя через страх, боль, отчаяние, Витус открывает в себе новый источник внутренней силы. Он терпит поражение – но и одерживает победу, настояв на своем, несмотря на унижения и насмешки. Теперь он знает: чужую мудрость всегда можно оспорить. Как? У каждого свой рецепт.

---

«Вы с ума сошли?» – холодно осведомился неизвестно откуда взявшийся Гиббс. В лунном свете его лицо отливало хищным серебром, крючковатый нос изогнулся, как крепкий клюв, глаза блестели зло и цепко. «Зыбучие пески – не игрушка, – уже спокойнее продолжил он, – несколько шагов – и ничто не спасет, ни ваши, ни мои молитвы». Он наклонился, поднял с земли толстую сухую ветку, – «смотрите» – и швырнул ее прямо в световые блики. Ветка вонзилась в песок, прочертив чернилами вертикальную ломаную на серебристо-палево-сером, застыла на минуту или две, потом стала укорачиваться, покачиваясь и дрожа, и исчезла бесследно. Мне показалось, что поверхность маслянисто блеснула, и по ней пробежала легкая рябь, но может лишь моя впечатлительность была тому причиной.

«Понимаете?» – спросил Гиббс с легкой насмешкой. Я промолчал. Какое-то время мы стояли и смотрели на изменчивые узоры, но они уже не окрыляли так беспечно, в них притаилась ловушка, пренебрегать которой было нельзя.

«Много, много тайн», – сказал вдруг Гиббс неизвестно к чему. Я посмотрел на него. Он переменился здесь, вдали от города – будто расправил плечи и сбросил несколько лет. Исчезла сутулость, голос стал глуше и тверже. Во всей его фигуре будто подтянули крепления и завели невидимые пружины – он был готов к прыжку, к борьбе, и я не позавидовал бы хищнику, решившему помериться с ним хваткой.

«Многие тайны кончаются тут, – пояснил Гиббс, поморщившись, – нет ничего, что менее на виду, чем похороненное, как эта ветка – очень, знаете, бывает сподручно». Он лукаво глянул и подмигнул. Мне стало жутковато. Я прочистил горло и спросил не совсем своим голосом: – «Для тайника, вы имеете в виду?»

«Ну да, для тайника, вы это хорошо сказали, – подхватил Гиббс, и опять я почуял насмешку, – разные, знаете, получаются тайники. К некоторым потом и возвращаться не хочется – лучше б и забыть, где они…» Он отошел на два шага в сторону, звучно расстегнул молнию на штанах и стал, посвистывая, справлять нужду. Какая-то птица вспорхнула неподалеку, тревожно и отрывисто крикнув несколько раз. Что-то зашуршало, я всмотрелся под ноги, боясь змеи, но ничего не заметил.

«Я-то хорошо знаю это место, – продолжил Гиббс, вернувшись ко мне. – Рос здесь неподалеку, – он махнул рукой куда-то в сторону. – Ну и, бывало, все излазим, досюда доберемся, заляжем и смотрим – иной раз страшно. Всякие люди приходили и прятали всякое. Только тут уж так – спрячешь, а найти уже не найдешь, бесполезно. И спросить не с кого, только ящерицы рыскают. Кто не знает конечно, тому в новинку, ну а мы и рады. Или – приведут кого, ткнут ружьем в спину, говорят – сам иди. Тот и идет, что делать, а потом кричит, да уже поздно…» Гиббс помолчал. «Папаша мой тоже тут лежит, – добавил он вдруг невпопад, – пойдемте, ждут небось…» – и первый зашагал назад, по направлению к дому.

Там уже был готов ужин. Маленький хозяин сидел во главе стола, нервно сцепив руки на скатерти и улыбаясь приклеенной улыбкой. Вся наша компания тоже была здесь, женщины, переодетые и причесанные, сидели прямо, несколько церемонясь, Кристоферы о чем-то болтали вполголоса. Прислуживала лишь одна худая девица неопределенных лет – племянница хозяина, как мы узнали потом.

С приходом Гиббса общество оживилось. Кристоферы встретили его шумными возгласами, да и хозяин как-то сразу успокоился и потянулся к большой бутыли вина. «Местное, не откажитесь отведать», – приговаривал он, наливая, но никто и не думал отказываться, каждый ел и пил за троих. Не знаю, что на нас нашло – я и сам чувствовал зверский голод, стремительно опустошая тарелку. Стол был неплох – паштеты из дичи, тушеная утка, крупно нарезанные овощи и много еще всего, а в центре возвышалась зажаренная целиком задняя часть барана. Вина тоже было вдоволь, и все это съедалось и выпивалось с поразительной быстротой – девица-служанка еле поспевала за нами. Хозяин, казалось, был очень доволен – он раскраснелся, щеки его расползлись, на лоб упала жирная прядь и осталась там нелепым пятном. Он все подливал своего вина, особенно выделяя Гиббса, и улыбался еще более умильно.

Наконец все наелись, девица собрала посуду и с трудом притащила старомодный металлический чайник. Я достал сигареты и отошел к открытому окну, подальше от стола – хотелось побыть одному. Вино шумело в голове, путая мысли, в ногах ощущалась тяжесть. Я смотрел в темноту и скучал по зыбучим пескам, зная, что уже не захочу пойти туда снова – даже если и позабыть о страшных тайнах. Вдали грохотало – собиралась поздняя осенняя гроза. Луну затянуло облаком, ночь стала еще непроглядней.

Вдруг чей-то тихий голос вывел меня из оцепенения: – «Огоньку вот не желаете?..» Хозяин мотеля подобрался бесшумно и протягивал спички, моргая, заглядывая мне в лицо нездоровыми зрачками и переминаясь с ноги на ногу. Я пожал плечами и отказался, щелкнув своей зажигалкой, но он не отходил, повернувшись теперь к окну и вместе со мной рассматривая невидимое. «Слава богу, – расслышал я его шепот, – слава богу, все с вами обошлось. Я уж и не знал, что думать – как сказали мне, что он за вами пошел, так сердце и замерло – почему, говорю себе, всякий раз тут, у меня?..»

Я поглядел на него в упор, вопросительно подняв брови, но он, не обращая внимания, шептал и шептал. «Целый год, бывало, живешь – все спокойно. Ну заедут охотники или, скажем, господа полицейские наведаются – поедят, попьют, иногда подебоширят немножко, Ганну вон потискают – и уедут, скатертью дорога. Этого же, как принесет нелегкая, так и отдувайся – черт знает, кто потом ездит, все расспрашивают, когда был, да с кем, да уехал куда, а я почем знаю – мое дело маленькое. Хоть и чувствую: страшный, страшный человек, недаром так его пометили, но напраслину не возвожу, молчу молчком, только душой про себя тоскую – почему покоя нет? Сегодня вот за вас переживал – но нет, пронесло, а в прошлый-то раз…»

Я отвернулся от него, не дослушав, выбросил сигарету и пошел назад, к столу. Он был неряшлив и неприятен мне, взор его плутал и суетился, сбивчивый шепот вызывал гадливость. Слушать же я больше не желал никого, подозревая угрюмо – все они лжецы. Сев, я не удержался и посмотрел на Гиббса. Мне показалось, что тот понимающе ухмыльнулся, но тут же его лицо повернулось ко мне своей отсутствующей частью. Кто-то предложил вина, и я выпил залпом целый стакан, зная, что опьянею, и желая этого, прогоняя из сознания и болотного паука, и вооруженных людей на дороге, и сумасшедшего хозяина с маслянистой улыбкой. Лишь песчаная западня, оттененная лунным светом, манила и манила, втягивая в себя, но я не боялся и не признавал угрозы, будто зная наверняка, что соблазн преодолен, и больше мне там никогда не бывать.

Мы разошлись по комнатам глубоко заполночь. Я был пьян, и в мозгу роились пьяные фантазии, разжигая плоть. Как всегда в такие минуты, я вспоминал Гретчен – какой она была много лет назад, ее маленькое тело, жадное до откровенных ласк, оторопь мисс Гринвич, невольно угодившей в нежеланные свидетели, и как ловко Гретчен выручила нас тогда, отплатив ей тем же и удивив меня своей прозорливостью. Странно – думая о Гретчен, представляя ее нагой за закрытыми шторами век, я незаметно перекинулся мыслью на мисс Гринвич, о которой тайно мечтал год или полтора, пока она не уволилась и не уехала от нас. Ей наверное смешны были мои вздохи и жадные взгляды, но и все же она замечала меня, откровенно дразня порой своей бледно-розовой, белокурой статью – рубенсовская нимфа, даром что англичанка – все эти пеньюары по вечерам перед сном, распахнутые полы халата, открытые сорочки. Моя мать заставила ее уйти, думая, что она крутит с отцом, но это была неправда, клевета и ложь, хоть отец и пытался за ней приударить, что уж говорить. Но она всякий раз давала ему отпор, незабвенная мисс Гринвич, чопорная кокетка с британским выговором – я в тайне гордился ею, представляя, что она бережет свою верность для меня, обращаясь к ней с безмолвными речами через стены, что разделяли наши спальни. Даже когда Гретчен рассказала о ней свою правду, я не был разочарован – напротив, что-то еще сильнее заставляло ее желать, и я искренне плакал, когда она зашла попрощаться, бледная и серьезная, со смешливыми голубыми глазами, где притаился тщательно скрываемый порок. Она поцеловала меня в губы на прощанье, мимолетно прильнув взрослым телом, я ощутил ее аромат сквозь дешевые духи, и долго еще это воспоминание заставляло краснеть, даже и потом, когда я вполне уже вырос.

Сейчас я думал о ней, борясь со сном, представляя ее в своей постели, не отвлекаясь на скрип двери и легкие шаги, и вдруг ощутил ее около себя, крупную и мягкую, бесстыдную, как в моих детских грезах. Я открыл глаза, встрепенувшись – да, это была не мисс Гринвич, это была Сильвия, вошедшая через незапертую дверь, но разницы уже не существовало: бывает, что нужен хоть кто-то рядом, а остальное можно додумать. Пахло вином, я зарывался лицом в ее тело, словно спасаясь от видений затянувшегося дня, а она направляла меня порывисто и властно, требуя больше, чем обещая, но затем будто покоряясь неизбежному и уже не желая ничего взамен. Скрывая свою слабость, она не просила у меня защиты – будто напротив, я нуждался в утешении, и она добровольно пришла на помощь. Я пытался спрашивать что-то, но она коварно ускользала, я настаивал – она лишь смеялась, притягивая меня к себе и дурачась, как девчонка.