Сергей Бобров - Сборник: стихи и письма

• Название: Сборник: стихи и письма
• Автор: Сергей Бобров
• Жанр: Поэзия

Источники

1) http://elib.shpl.ru/ru/nodes/3533; http://ruslit.traumlibrary.net//book/futuristy-peta/futuristy-peta.html

2) Вавилон: Вестник молодой литературы. Вып. 2 (18). - М.: АРГО-РИСК, 1993. Обложка Олега Пащенко. ISBN 5-900506-06-1. С.72-79.

3) Архив творчества поэтов «Серебряного века» http://slova.org.ru/bobrov/index/

4) http://lucas-v-leyden.livejournal.com/

5) Лица. Биографический альманах. Книга 1. Составитель: А.В. Лавров. СПб.: Феникс, Париж: Atheneum, 1992 г. Серия: Лица. Биографический альманах. ISBN: 5-85042-046-0, 5-85042-047-9. Иллюстрация на обложке И. Анисимовой. Стр. 113-169

---

10 мая 1920

* * *

Ударится в колокол птица
И мертвая упадет,
И ей отвечает важный,
Отдаленный глубокий звук,

Не так ли в это сердце,
Вспыхивающий при огне
Далеких пожаров и криков
И выстрелов ночных,

Теплый в воздухе со свистом
Стрижом играющий, взгляд
Ударяет — неистовой
Ласке таинственно рад, —

И вот он лежит, как птичка,
В моих жадных руках,
Как месяц, обходит кругом —
И тонет в моих глазах.

Над ним загорается важная
И темная мысль моя —
Ему отвечает нежная,
Жалобная свирель стиха.

4 марта 1920

* * *

От воздушного залива.

«Лира Лир»

Ты раздвигаешь золото алоэ,
Ты горишь улыбкой, ты —
В пляс цветающих плечей.
Ты бежишь в очи ключом студеным,
Замолкая тусклым блеском обломок речей.
Я — только дрозд журчливых слов потока,
Надо мной — безмолвится
В солнце горящий лист,
Я гляжу на праздник просторов Ориноко,
Где режет чистоту ласточки клич.
О, прозрачных столбов воздушных
Целящая пустыня,
Блаженных и одиноких слов про тебя
Милый танец солнца резвой пыли,
Сладкий, глубокий — как уста.
Нет! повторить ли очарованье,
Эти заливающие синью глаза,
И это море мира — мир и воля,
Хрустальный берег радужного холма.

Июль 1922. Москва

Константин Большаков, Сергей Бобров и др. Пета. Первый сборник

Об издании

ПѢТА

ПЕРВЫЙ СБОРНИКЪ

АЙГУСТОВЪ-АСѢЕВЪ. БОБРОВЪ-БОЛЬШАКОВЪ.

ЛОПУХИНЪ-ПЛАТОВЪ. ТРЕТЬЯКОВЪ-ХЛѢБНИКОВЪ.

ЧАРТОВЪ-ШИЛЛИНГЪ. ЮРЛОВЪ.

МОСКВА.

МСМХVІ

Изъ общаго количества экземпляровъ 200 нумерованныхъ.

Первые 50 экземпляровъ, нумерованные отъ I до L на плотной бумагѣ,

въ роскошной обложкѣ, по цѣнѣ 1 р. 50 к. за экземпляръ

и остальные 150 экземпляровь, нумерованные отъ 51 до 200,

на плотной бумагѣ по цѣнѣ 75 к.

Типографія Т/д. И. С. КОЛОМІЕЦЪ и К°,

Москва. Телеф. 2-14-81.

Тесты в орфографии оригинала.

СЕРГѢЙ БОБРОВЪ ПЛОЩАДЬ

I

Какъ будто человѣкъ зарѣзанный
На этой площади лежитъ!
А дрожь рукъ говоритъ, что нечего
Теперешнее ожидать.

Смѣхъ легче былъ бы неоконченъ,
Когда бы не тѣни цвѣтковъ,
Зарѣзанный убѣжить съ площади,
Голый бѣжа впередъ.

Противоположмая улица
Повлечетъ слѣдующій трупъ;
Такъ разорваны горла накрѣпко
На площади въ шесть часовъ. 

II

Оторванъ, вслѣдъ тощимъ громадамъ,—
Руки костлявыя не я ли велъ!
Но бурь тихихъ взоръ, изломъ-камень
Схватился за меня.

Какъ зубъ вонзивъ въ отроги заміра,
Я вдыхалъ пронзительную ясь:
Но вотъ — и мнѣ стала площадь столбомъ.
Стѣной, параллельной мнѣ.

Но и тутъ былъ бы веселъ — площади круженье
И паденье прохожихъ въ условную бездну...
— Зачѣмъ бить, убить, напоминать,—
Изъязвлять, топить, душить
Безсоннаго — тутъ:
        „— Ихъ тѣни благовонны
        „Надъ Летою цвѣтутъ"?

Азовское море

Вскипаетъ застывшій черный шелкъ,
Спины песковъ рыжи;
Плетется мясной мухой паровозъ,
Прокусывая ленты дымковъ.

Сѣть степей. Молчите же вы —
И колесъ заштатные вопли.
Ивъ туманъ. Хижинъ рябь.
Сутолокъ устывшая марь.

Четыре шага до шелка,
Шелкъ несется, скрябаетъ берегомъ: —
Жестяное Азовское море.— Рычи,
Бѣлоязыкой волны жало,

Скребется просторъ и хлюпаетъ грузно,
Накаленъ взоръ и топь;
Звонитъ, бурчитъ оцинкованная волна
И жаломъ жерло желти лижетъ.

Тесты в современной орфографии.

Площадь

I

Как будто человек зарезанный
На этой площади лежит!
А дрожь рук говорит, что нечего
Теперешнее ожидать.

Смех легче был бы не кончен,
Когда бы не тени цветков,
Зарезанный убежит с площади,
Голый бежа вперед.

Противоположная улица
Повлечет следующий труп;
Так разорваны горла накрепко
На площади в шесть часов.

II

Оторван, вслед тощим громадам, —
Руки костлявый не я ли вел!
Но бурь тихих взор, излом-камень
Схватился за меня.

Как зуб вонзив в отроги замера.
Я вдыхал пронзительную ясы
Но вот — и мне стала площадь столбом,
Стеной, параллельной мне.

Но и тут был бы весел площади круженье
И паденье прохожих в условную бездну…
Зачем бить, убить, напоминать,
Изъязвлять, топить, душить
Бессонного — тут:
      «— Их тени благовонны
      Над Летою цветут?»

Азовское море

Вскипает застывший черный шелк.
Спины песков рыжи;
Плетется мясной мухой паровоз.
Прокусывая ленты дымков.

Сеть степей. Молчите же вы
И колес заштатные вопли.
Ив туман. Хижин рябь.
Сутолок устывшая марь.

Четыре шага до шелка,
Шелк несется, скрябает берегом:
— Жестяное Азовское море. — Рычи,
Белоязыкой волны жало.

Скребется простор и хлюпает грузно.
Накален взор и топь;
Звонит, бурчит оцинкованная волна
И жалом жерло желти лижет.

Публикация Дмитрия Кузьмина Вавилон : вестник молодой литературы. Вып. 2 (18). – М., 1993

Сергей БОБРОВ

Сергей Павлович Бобров (1889-1971) жил долго и несчастливо. Успел побывать участником кружка по изучению поэтического ритма под эгидой Андрея Белого, руководителем литературной группы "Центрифуга", в которой начал творческий путь Пастернак, автором исследований по теории и истории (Пушкин, Языков) русского стиха - и одной из первых в России антиутопий ("Восстание мизантропов"), крупным специалистом по экономической статистике, ссыльнопоселенцем под Кокчетавом (попал рано, в 1934-м, потому и уцелел), переводчиком Вольтера, Стендаля, Шоу, Диккенса, известным популяризатором математических знаний (до сих пор не потеряли значения его книги для детей "Волшебный двурог" и "Архимедово лето"), мемуаристом и даже "старейшим советским писателем" (в издательской аннотации к автобиографической повести "Мальчик"). Но прежде всего Сергей Бобров был выдающимся поэтом.

Начав с не лишенных изящества символистских опытов:

Мечта стоит, как облако, в эфире,
И страж-поэт пред ней влачит свой плен;
Не сосчитать прерывистых измен,
Не обуздать плененной духом шири... -

он довольно быстро расходится с Белым, которого вначале боготворил (письма Боброва Белому опубликованы К.Постоутенко в альманахе "Лица", 1993, вып.1), отдает дань ортодоксальному футуризму:

Барновинные дерева, заростинные,
Ручьеватые передождики, клюхоть... -

и уже к 1916 году приходит к вполне индивидуальному стилю, явному в третьей и последней поэтической книге "Лира лир" (1917). В последующее пятилетие - годы наиболее активного творчества - окончательно складывается поэтический облик Боброва, со свойственными ему легкой деформацией синтаксиса, исчезающей рифмой, своеобразной ритмикой на грани метрического и свободного стиха (а подчас, как, например, в "Силе мученья", позволяющей поставить вопрос о русском логаэде)... И в эти же годы Бобров постепенно исключается из литературы. "Я бился как рыба об лед, ... чувствовал себя никому не нужным, еле терпимым, презираемым, чувствовал, что все, на что я убил свою жизнь, было диким и бессмысленным фантазерством, все было без толку и невпопад," - напишет он об этом периоде своей жизни в 1940 году (РГАЛИ, ф.631 оп.15 ед.503 л.10-11).